— Раз уж коза охотничья, среагирует она, верно, на мясо получше, чем на яблоки.

При виде белковой еды, в грудь вонзается шип тревоги. Кто знает, насколько Серенький голодный? С него станется оттяпать у торговца мясо вместе с пальцами, а потом подбежать ко мне с добычей, радостно виляя хвостом! Но спор-то будет проигран!

Как бы то ни было, отгоняю страхи прочь. Йемрен вслух объявляет условия. Когда он махнет рукой, мы должны будем на пару с торговцем звать к себе пса. К кому тот пойдет — с тем и останется.

Смотрю то на союзника, то на противника, то на козу. Стараюсь не обращать внимания на местных жителей — бородатых, длинноволосых мужчин, стоящих неподалеку, бесцеремонно обсуждающих меня да то и дело плюющих в мою сторону! Видно, из-за них Йемрен так и не подает сигнала. Понимает, что мне, чем тише, тем лучше.

Фокусируюсь на Сереньком, таращусь в его козьи глаза и мысленно сигналю: «Иди ко мне, малыш!»

Скандирую про себя эту фразу, раз за разом, но какой-либо ответной энергетики от пса не чувствую. Словно мои призывы падают в пустоту. Хотя… Я ни разу в жизни телепатически не общалась, поэтому понятия не имею, каким должен быть ментальный контакт! А тут еще местные задиры под боком гадости говорят, выбивая из равновесия и не на шутку мешая.

— Сглазит нас бабка! — раздается резкий, хриплый мужской голос, заставляя меня оторвать взгляд от Серенького. — Гляньте, как глаза горят! Точно сглазит, клык даю!

— Зачем ты приволокла сюда свои старые кости? — бросает мне рыжебородый, стучит себя по груди и добавляет: — Хочешь погибели роду Миноха?

— Сгинь отсюда, ведьма проклятая! — седой крепыш чертит в воздухе какие-то хитрые знаки.

— Гляньте, она молчит! Не спорит! Даже не отрицает, что ведьма, — хрипит рыжебородый.

— Немые старухи никогда ни с кем не спорят, — вступает вдруг Йемрен в мужскую беседу. — Особенно с дубоголовыми болванами.

— Ты, южанин, посмел назвать меня, Миноха, болваном? — вскидывается рыжебородый.

— Не имел такой чести, — рычит принц, схлестнувшись взглядом с нахалом. — Но обязательно назову, если продолжишь донимать меня или мою тетку, — на словах про тетку указывает на меня.

Несмотря на здоровенную комплекцию здешних мужчин, каждый из них по отдельности уступает Йемрену в росте и мощи. А сейчас, когда северянин хмурится, от него так и веет дикой силой, как от хищника перед прыжком. Даже шрамы на коже, обычно почти незаметные, проступают отчетливее, добавляя его облику веса и свидетельствуя о немалом боевом опыте.

— Пойдем, Минох! — один из мужчин подходит рыжебородому и тянет его в сторону. — Лиара рассердится, если ты помешаешь торговле.

Минута, другая, третья — и тестостероновый дурень уходит с остальными мужчинами, позволяя, наконец, с облегчением выдохнуть. И вот, в наступившей почти-тишине, Йемрен машет рукой, приглашая начать испытание.

Торговец тут же принимается ласково причмокивать, щелкать языком, шептать, тихонечко звать козу, предлагая то морковку, то мясо.

Я тоже зову пса, правда мысленно. Одновременно хлопаю в ладоши, делаю приглашающие жесты. Чувствую, что катастрофически проигрываю на фоне криков оппонента. Проклятый торговец!

Неожиданно для меня Серенький резко рвется с привязи — она отлетает с телеги. И вдруг… пес щерит зубы и грозно блеет на Грегора.

“Нет, Серенький, не тронь его, не надо!» — мысленно умоляю пса, и тот, вместо того, чтобы приближаться к Грегору, бочком, бочком движется ко мне. В итоге, оказывается совсем рядом, но при этом беспрерывно блеет на торговца.

Тот, упрямец, не сдается. Продолжает ласково причмокивать, приманивая пса, — не понимает, что животное уже сделало свой выбор, причем задолго до этого испытания.

“Ты мой хороший мальчик!» — мысленно воркую. — «Иди ко мне, дай поглажу тебя по спинке!»

Пес, будто меня услышав, пятится задом до тех пор, пока не упирается в меня. Прикасаться к собаке сзади, не дав для начала обнюхать тыльную сторону ладони, технически неверно и чревато прокушенными пальцами. Но мы с Сереньким нарушили столько правил, что это почти стало традицией. Даже сейчас он доверчиво уткнулся своим задом прямо мне в бедра — разве обычная собака пошла бы на такое после трех дней знакомства?

Стоит мне медленно опустить руку на мохнатый круп, как торговец сердитым шипением признает свое поражение. Огорченно всплескивает руками и о чем-то шепчется с подбежавшей женой.

— Коза, — подытоживает Йемрен, указывая в мою сторону, — остается с хозяйкой.

— Вот интересно получается! — ворчит жена проигравшего, подбоченившись. — Как же вы козочку собираетесь продавать, если она от старухи ни на шаг не отходит?

— Твоя забота, любезная, — продавать свои специи, а не нашу козу, — натолкнувшись на суровый взгляд принца, незадачливая торговка замолкает. Поворачивается к своей повозке и принимается, негромко переговариваясь с мужем, раскладывать товар.

Специй великое множество, а женщин здесь мало. Кто будет покупать их приправы?

Неужели несколько представительниц слабого пола кормят всех мужчин? Не завидую бедняжкам, если их роль — с утра до вечера возиться с едой! Наверно, поэтому они выглядят такими худыми и истощенными.

Пока поглаживаю Серенького, ощущаю на спине и затылке легкий зуд, будто кто-то на меня смотрит в упор. Оглядываюсь. Народу вокруг полно, но все кажутся занятыми. Никто даже «случайно» не пересекается со мной взглядом, чтобы получить повод для презрительного плевка.

Все-таки мужчины здесь красивые — ладно скроенные, сильные… Мышцы бугрятся при каждом движении, даже у седовласых. Интересно, почему в них столько агрессии? Им женской ласки не хватает?

Увлеченная наблюдением за местными, не сразу замечаю, что Йемрен скрылся из вида. Меня это ни капли не тревожит. Я бы на его месте поскорее продала ненужный товар вместе с телегой, чтобы закупить провизию и амуницию для езды верхом.

Мысль о езде верхом тоже не пугает, даже наоброт. Наши соседи по даче разводили лошадей, поэтому каждое лето я помогала их сыну Никите с выпасом и уходом. В тринадцать я научилась держаться в седле, а с пятнадцати по секрету от бабушки каталась без седла.

Внезапно за моей спиной раздается приятный женский голос:

— Следуй за мной вместе со своим животным, санна*. Я отведу тебя к Лийне.

(*санна — уважительное ображение к женщине в Межземелье)

Обернувшись, вижу незнакомую брюнетку. Судя по одежде, — рубашке из дубленой кожи, штанам и мокасинам — одна из местных. Куда она меня зовет? На чаепитие? Может, кому-то приспичило пообщаться с приезжей, чтобы узнать новости из внешнего мира?

Виновато улыбаюсь и мотаю головой. Прикасаюсь к губам и развожу руками. С немой старухой особо не поболтаешь, прости.

— От приглашения Лийны никто никогда не отказывался, — красивые, черные глаза жестко сверкают, не принимая моего "нет".

Прикидываю, как бы жестами ей объяснить, что все когда-нибудь бывает в первый раз, как вдруг за моей спиной раздается уверенный голос Йемрена:

— Санна благодарит Лийну за приглашение и с радостью его принимает.

Принц успевает быстро шепнуть на ухо: «Буду ждать тебя здесь!» Приходится в очередной раз подчиниться его решению. Послушно топаю за проводницей, при этом гадая, почему вместо того, чтобы вежливо откланяться и побыстрее отсюда исчезнуть, Йемрен предпочел задержаться. Зачем терять драгоценное время на светские визиты?

Вскоре я оказываюсь на краю деревеньки у небольшого домика, который, на первый взгляд, ничем не отличается от других. Разве что дверь, окна и стены разрисованы тонкими белыми узорами.

Серенький протискивается в узкий дверной проем впереди меня. На сей раз не блеет, Надеюсь, это хороший знак.

Внутри спертый воздух и полумрак — все окна наглухо закупорены, зато на земляном полу по кругу расставлены пара десятков свечей. В самом центре сидит на коленях худая женщина с лицом, размалеванным белой краской. Сколько ей лет, за краской не разглядеть, но седые, длинные волосы выдают преклонный возраст.