Чтобы зашить раны, пришлось найти иглу и нити. Иглу я нашел среди испанских трофеев. Вернее, не иглу, а тонкий стилет. С очень узким лезвием, похожий на шило.
Нити, слава богу, нашлись в запасе. Кипятить их времени нет. Пришлось помыть в воде. Как и мои руки.
Потом я зашил раны. Петли делал через оба края раны. Стягивая куски рассеченной крови как можно плотнее друг к другу. В конце завязал узелок. Перекусил нить зубами. Потом перевязал рану тканью.
Направился к следующему больному.
Когда я закончил обрабатывать раны, подоспели и ветки для шин. Часть я забраковал, приказал принести другие. А с оставшимися ветками начал вправлять кости.
Тут самое главное — совместить обломки. Первый пациент — парень лет двадцати. Рука сломана в предплечье. Открытый перелом. Из-под кожи выглядывает кость.
Я взял руку. Вытянул ее. Потом отпустил, чтобы кости заняли свое место. Парень застонал сквозь стиснутые зубы. Но не заорал, хотя боль наверняка адская.
Затем я убедился, что кости встали верно. Но это только начало. Теперь я взял руку выше и ниже места перелома. Вправил вручную. Ну, а что еще остается?
Парень замычал от боли. Не теряя времени, я использовал деревяшки. Для фиксации позиции.
Плотно наложил шины и обвязал веревкой. Убедился, правда, что прижал не слишком сильно. Чтобы не нарушить кровотечение.
— Все, готово, — я вытер пот со лба. — Кто там у нас следующий?
Я вообще-то не врач. И помнил все эти процедуры больше по книгам и роликам из интернета. Да еще в молодости изучал, как делать первую медицинскую помощь.
В течение трех часов я обработал сломанные кости у других больных. Когда закончил, едва смог встать от усталости.
Тех, кого я обработал, быстро уносили. Но с двумя я не знал, что делать.
Один — это тот, кого я перевернул набок, чтобы не задохнулся. Что у него случилось, понятия не имею.
Жидкость, правда, уже перестала течь. Но в сознание он не пришел. И видимых повреждений нет. Хотя, может, вот здесь я не смотрел?
Я ощупал затылок пострадавшего воина. Там, где мешанина длинных спутанных волос.
Ага, вот оно что. Небольшая ямка. Перелом черепа. Я приподнял голову раненого и посветил факелом.
Заглянул в ухо. Да, точно. В ухе тоже кровь. От удара по черепу еще и разрыв барабанной перепонки.
Тут уже я бессилен. Удар пришелся по участку головы между затылком и макушкой. Совсем небольшой перелом.
Кости вдавлены внутрь. Почти нет кровотечения. Томографию я сделать не могу. Ковырять в ране тоже нет смысла. Там даже нет обломков костей.
Я подстриг волосы, помыл ранку. Обеззаразил, перевязал. Даже зашивать нечего. Теперь остается только уповать на милость духов. И лежать на месте. Если духи захотят, то вылечат бедолагу.
Когда я добрался до последнего раненого, то обнаружил, что он уже погиб. Его ранили в шею стрелой. Шея и лицо неимоверно распухли. Глаза чуть ли не вылезли из глазниц.
— Что это с ним? — я хотел осмотреть рану, но остановился. — Почему это место так вздулось?
Индеец рядом со мной указал на ранку.
— Это яд, мачи Гуири. Из корня растения вальди. Очень сильный.
Я отдернул пальцы. Как будто обжег.
— А что же ты сразу не сказал? Чего молчишь, как рыба?
Индеец удивился:
— Я думал, тебя защищают духи, мачи Гуири. Ты очень сильный. Духи тебя защитят от яда.
Ага, защитят. Если не сам, то кто же?
Я еще раз осмотрел погибшего бедолагу. Что это за яд, интересно? Неужели разновидность кураре? Будет полезно изучить состав.
И что за название вальди? Никогда не слышал. Скорее всего, какой-то местный диалект.
— У нас есть такой яд? — спросил я. Индеец кивнул. — Принеси мне потом, я хочу изучить его.
Ну что же. На этом хватит.
— Похороните его, — приказал я индейцу. — Он ушел в Ам-утран, остров мертвых.
Встал, огляделся. Раненых больше нет. А время уже половина ночи. И мне надо скоро вставать и ехать. Осматривать пещеры.
Я отправился в хижину. Помыл руки и лицо. Рухнул на циновку, служившую постелью. И уснул мертвым сном.
Утром меня разбудил Уокхэн.
— Вставай, мачи Гуири. Надо ехать.
Я едва смог разлепить глаза. Поднялся, как зомби. Руки и ноги болели. Вот результат вчерашнего врачевания.
— Я принес мяса и овощей, — сказал Уокхэн. — Вот картофель канки, «каменный маис» курауа и грибы ляй-ляй. И еще морские водоросли кочаюйо.
Я почувствовал, как проголодался. Умылся холодной водой. Сразу проснулся. Сел перекусить.
И первым делом увидел водоросли. Покрытые слизью. Аппетита это не прибавило. Я брезгливо хотел выкинуть водоросли. Но потом вспомнил вчерашних раненых. И замер.
— Так, Уокхэн. Немедленно принеси мне штук десять глиняных мисок. Десять, то есть мари, понял?
Индеец тут же убежал выполнять поручение. Я быстро позавтракал, поглядывая на водоросли. А что, хорошая идея.
Когда Уокхэн пришел, я отобрал у него чашки. Чалья — кувшины с широким горлышком.
Тщательно помыл. Несколько раз. Потом положил в каждую остатки еды. Закрыл крышками. В одной миске, самой большой, замочил водоросли. И строго сказал Уокхэну:
— Я буду готовить из этого волшебное зелье. Для исцеления тяжело больных. Пусть никто не трогает. Скажи всем остальным.
Уокхэн кивнул.
— Я скажу всем, мачи Гуири. Но никто и так не осмелится трогать твои вещи. Тебя считают могущественным мачи. Все боятся, что ты можешь наслать за это злых духов.
Хм, даже так? Немного обидно, конечно. Что меня считают таким бякой. Но в нынешние времена лучше так. Пусть уж лучше побаиваются.
Снаружи снова послышались голоса. Уже наступил рассвет. Вокруг посветлело. В хижине нет окон, но я видел через просветы в стене, что там собрались люди. Много людей.
— Там что, опять притащили раненых? — с содроганием спросил я. — У меня нет времени их лечить.
Уокхэн покачал головой. В хижину заглянул Икер.
— Мачи Гуири, все уже собрались. Патака пу-ра. Восемь сотен.
А, так вот кто это там орет. Прибыли мои новые войска. Сейчас начнется веселуха.
— Это хорошо, — я потер руки. — Ну-ка, посмотрим, кого там прислали.
И вышел наружу. Огляделся.
Темнота уже отступила. Предрассветный сумрак.
Укрепление Тукапель виднелось вдали. Всюду, куда не глянь, хижины и шалаши. И догорающие костры. Кое-где ниэали — навесы из тюленьих шкур. И рядом копошились индейцы.
А перед моей хижиной целая толпа. Заняли все пространство. Кажется, что их тут не восемь сотен. А все восемь тысяч.
Когда я вышел, все разговоры стихли. Я молча оглядел воинов.
Все одеты одинаково. Некоторые в нечто вроде белой рубашки кильт, по большей части, белого цвета. Подпоясанные кушаками траручирипа. Сверху тяжелые пончо макус.
Многие макус украшены разнообразными геометрическими узорами. Вроде треугольников или углов.
Прически одинаковые. Спереди волосы отрезаны выше глаз. По бокам и сзади длинные. Вроде каре.
Некоторые в капюшонах из шкуры лам и разноцветных тюленьих шкурах. А кое-где и обнажены по пояс. Вооружены палицами и копьями. И луками.
— Кто ваши иналонко? — громко спросил я. — Подойдите сюда.
От толпы отделились пятеро воинов. Все высокие и крепкие, как на подбор. Помимо пончо макусов, на головах шлемы. Тоже из шкур лам. Украшены страусовыми перьями. Зелеными, синими белыми и красными.
Из памяти предшественника я тут же выудил сведения. Что эти шлемы могли защитить даже от удара от топора.
Командиры приблизились.
— А почему только пятеро? — спросил я. — Разве здесь не восемь сотен? Или у вас деление не по сотне?
Воины кивнули. Трое оказались командирами Кауполикана. А двое — от Мильи.
Я быстро познакомился с ними. У одного из командиров, Тэхмелэпэчма — то есть, «Унылый нож», в подчинении две сотни воинов. У двоих других, Охэнзи — (Тень) и Гудэхи (Бегущий койот) — по полтораста.
Это люди Кауполикана. Тэхмелэпэчм и Охэнзи рослые, как Кальфукур. И наверняка такие же сильные. Гудэхи широкий и мелкий. Все они преданно глядели на меня.
