— Вы его убили, — догадался он.

Холодная тоска захлестнула душу Наёмницы; позже она поняла, почему — эту тоску почувствовал Вогт.

— Знаешь, он ведь сам пришел к нам повиниться, — вкрадчиво уведомил Советник. — Так хотел угодить. Нам даже уговоры не потребовались, чтобы он рассказал, где тебя прячет.

— Я никогда в это не поверю. Он был моим другом.

— О, разумеется, — прыснул Советник. — Вина совершенно сокрушила его. Он твердил, что заслуживает смерти. Так что мы просто уважили его желание. Ты должен поблагодарить нас за чуткость.

— Я благодарен, — тихо произнес Вогт. — И от меня вы получите воздаяние.

Наёмница расслышала обещание боли в его голосе и вся напряглась, пристально глядя на Советника. Тот не распознал угрозу. Он обвел зал взглядом, который затем остановился на статуе.

— А мы благодарны тебе, ведь ты нашел для нас последнюю статую Урлака, — Советник патетически воздел руки к своду, как будто призывая само небо в свидетели. — Он все еще жив. Мы знали — чувствовали его тлетворное влияние.

Лучше бы Советник все это время смотрел на Вогта — ни на секунду не отводя взгляд, не решаясь даже моргнуть. Лучше для него, конечно. Вогт неспешно стянул с шеи шнурок, на котором болтался простой, невыразительный с виду камень. Прищурился, тщательно прицелившись, и бросил. Камень попал точно в цель — иначе и быть не могло. Советник пронзительно завопил и зажал глазницу ладонью, но поздно — из-под ладони ему на щеку устремилась ярко-алая кровь.

— Воздаяние, — буднично прокомментировал Вогтоус, уже не красный, а совершенно белый. — Каждому по делам его, верно?

Наёмнице стало жутко. «Вогт, не надо!» — прошептала она, ухватив его холодную руку.

Даже если Вогт и слышал ее уговоры, он уже не мог ничего поделать. Они убили его друга; пришли в храм, чтобы убить Наёмницу и его самого; они намерены, в чем нет сомнений, разрушить последнюю статую Урлака. Вогтоус рассердился по-настоящему, и теперь никто, даже он сам, не знал, на что он способен.

***

Рваное Лицо шел быстрым шагом, а потом перешел на бег. Его не оставляло чувство, что эти лохматые зеленые твари пытаются остановить его, нарочно цепляя за одежду. Нет, он должен уйти. Он не может находиться здесь. Он не такой, каким его считает человек со странным именем «Вогтоус Кроллик».

Вот только теперь Рваное Лицо не ощущал враждебности — ни вокруг, ни в себе. «Пойдем с нами, — попросил его Вогтоус Кроллик за минуту до расставания. — Я хочу помочь тебе». Рваное Лицо уставился себе под ноги, пряча свои глаза от сочувственных серых («У богов серые глаза, не так ли?» — мелькнуло у него в голове). Он отказывался видеть прочно засевшую во взгляде Вогтоуса уверенность: все можно исправить, пусть даже это потребует усилий и времени.

Не все. Рваное Лицо помнил: то, что он сделал, как и его шрамы, навсегда останется с ним. Не сотрется, не излечится. Извивающиеся тени преследуют его, ненавидят и обвиняют, и должен ли он, хоть раз решившись на честность, признать: «Виновен»?

«Если ты не пойдешь с нами, ты умрешь. Совсем скоро. Ты как истершаяся веревка, которая вот-вот разорвется». Рваное Лицо и сам это чувствовал, но точно так же, как он не мог поднять руку на Вогтоуса, он не мог пойти с ним.

— Разве я заслуживаю спасения? — спросил Рваное Лицо вслух. Ветер унялся полностью, и в горячем застывшем воздухе неподвижно стояли растения, вяло уронив листья. Небо было синее до изнурения — как ребенок, что истерично смеется, но уже полчаса спустя будет настолько утомлен, что разразится слезами. Решай сам, и, если не помнишь свое настоящее лицо, просто придумай, каким ему быть — злым или добрым.

Рваное Лицо знал эту боль, которая возникает внезапно, без внешних причин — просто вдруг стискивает горло, отчего каждый вдох становится мучительным. И ты живешь с этой болью: вдох за вдохом, день за днем. Боль пришла к нему сейчас, и она была сильнее, чем прежде. Он упал в траву, потому что ноги его не держали. Оттолкнувшись ладонями, он попытался встать и убежать, но растения оплели его, удерживая, и притянули к земле. Усмиренный враг, он покорно лег и заплакал.

Он не знал, что Урлак великодушен к своим врагам. Шепот бога поднимался из глубины земли. «Мой бедный заблудившийся зверь, — сказал он. — Я обещаю, что буду беречь тебя и заботиться о тебе, когда ты вернешься ко мне».

Когда Рваное Лицо поднялся, он ощущал покой. Он знал, что ему следует делать. Ему предстояла долгая ночь.

На рассвете, в амфитеатре, куда они отволокли его, он все так же спокойно взглянул в лицо Рога — не умное и не глупое, не красивое и не уродливое, лишенное всякого чувства.

Рваное Лицо всю ночь водил их по торикинским улочкам, избегая лишь той, где он действительно ранее совершил убийство. Он преследовал белокурого мерзавца тут, а потом убил его там — вот туда и отправимся. Всего два часа ходу. Ах нет, опять ошибся. Темнота сбивает с толку. Не позволяет узнать даже те улочки, где ты был днем. Смотри-ка, какая лужа крови. Теперь он припоминает. Совершенно точно, здесь это и произошло, здесь он засадил белокурому по самую рукоятку. Тот был мертв, как рыба в пустыне, сомневаться не приходится. Но кто и зачем уволок его тело? Рваное Лицо лгал столь вдохновленно, глядя им в прямо в глаза, и ложь давалась ему легко. Возможно, он сумеет заморочить им головы. Одна проблема: он не мог вспомнить, где его нож. Специфический, запоминающийся нож с зеленой малахитовой ручкой.

Но теперь его обман был раскрыт.

— Где твой нож, Рваное Лицо? — спросил Советник, глядя на него сверху вниз. Ростом Советник не вышел, но эта позиция — он стоит, Рваное Лицо валяется у него под ногами — придала ему значительности.

Рваное Лицо помотал головой — откуда ж мне знать. Это движение далось ему не без усилий, учитывая количество обвивающих его веревок.

— Ты не забыл его в чьей-то спине? — осклабился Советник, уколов его глазками. — Рог, приступай.

Правитель Полуночи жадно выдохнул, заняв кресло, заранее размещенное для него на арене. Он нуждался в успокоении, и ничто так не способствовало избавлению от беспокойства, как чья-то мучительная смерть. К тому же он не мог упустить волшебный шанс пронаблюдать весь процесс максимально близко.

Они ничего не добились бы от Рваного Лица, даже если б разорвали его кожу в клочья, потому что он сделал выбор, на чьей он стороне. Разумеется, маленький зеленый листочек, приставший к нижней части его штанины, заметил не Рог. Рог способен колошматить, выкручивать руки, раскалывать ребра, выдавливать глаза — причем без устали, хоть весь день напролет. Но вот наблюдательность — не его конек. Это Советник осторожно отделил листок от ткани. Листок был почти треугольный по форме, темной зеленый, с красновато-розовой зубчатой каемкой. Советник повращал его в пальцах.

— Все ясно, — сказал он. — Так вот где ты прячешь преступника. Предатель… Неужели ты надеялся избежать наказания?

Однако в этот раз Рваное Лицо никого не предал. Все его тело кровоточило. Три пальца теперь лежали на песке отдельно от его правой руки, а во рту уцелело лишь немного зубов — хотя какая разница, ведь ни пальцы, ни зубы ему больше не понадобятся. Сквозь кровь он видел ухмыляющуюся рожу Рога над собой. Рваное Лицо медленно повернул голову: простиралась песчаная арена, и ему подумалось, что неслучайно он умирает именно здесь — значит ли это, что его жертва принята и он будет прощен? Он хотел бы, чтобы это было так. Приоткрытая дверь за ареной вела в темный коридор с уходящей вниз лестницей. Ступень за ступенью, темнее и темнее, и наконец непрозрачная, абсолютная тьма.

«То, что я сделал потом, оправдывает все, что случилось со мной прежде, — подумал Рваное Лицо. — Обвиняя тех, кто причинил мне вред, я должен затем обвинить себя. Я привнес в этот мир столько зла. Я не могу отменить это. Но я так раскаиваюсь…»

Стражники подняли его на ватные ноги, и Рог, встав позади, почти ласково обхватил его голову огромными ладонями. В щелки меж толстых пальцев Рваное Лицо видел растения, поднимающиеся из песка, произрастающие сквозь Рога и сквозь него самого. Листья растений шевелились, поднимались и опадали, их стебли покачивались, будто пританцовывая под беззвучную музыку. «Я прощен? Я прощен».