Она лежала час, а может и дольше. Где-то шелестела и плескалась вода. Наёмница поднялась на ноги, ощущая себя перерожденной, и пошла к этим звукам, даже не взглянув в последний раз на черную дыру туннеля высоко над ней.

Путь ее шел по склону; по пути она дотрагивалась до растений. Широкие листья были прохладными и так же пахли очень приятно. Капли росы, такие огромные, что едва поместились бы в ладонях Наёмницы, ярко мерцали, пронизанные светом, исходящим от растений. Если слегка встряхнуть лист, капли проворно, словно живые, соскальзывали на землю и мгновенно впитывались в нее. Одна из них скатилась на лицо Наёмницы, когда та неосторожно потянула высокорастущий лист вниз. Наёмница фыркнула, помотала головой и улыбнулась. На вкус вода, смочившая ее губы, казалась чистейшей, и вскоре Наёмница уже пила росу, прикасаясь губами к сверкающим листьям. У нее не мелькнуло и мысли, что вода с поверхности странных светящихся растений может оказаться ядовитой. Всему здесь она доверяла без тени сомнения, как доверился бы любой зверь. Наёмница не могла знать, что это доверие всегда бежало по ее жилам, растворенное в ее крови.

Она спустилась вниз, затем поднялась на холм и с его вершины увидела окруженную сияющими растениями долину. Долину пересекал быстро мчащийся водяной поток. Вода… Волосы Наёмницы висели грязными космами, лицо и руки были черны от грязи. Она была не слишком привередлива в этом отношении, так как давно усвоила: барахтаясь в грязи жизни, не останешься чистой — во всех смыслах этого слова. У нее было достаточно ночей, когда она засыпала под хлещущим дождем, чтобы проснуться в луже, дрожа как жалкая собачонка (для тех, кому некуда спрятаться от непогоды, осень — жестокое время, впрочем, зима — безжалостна, а это тысячу раз страшнее). Другое дело, что она все-таки еще надеялась снова встретиться с Вогтом, и мысль, что он увидит ее такой (и, что еще хуже, учует) вызывала у нее странный душевный дискомфорт.

Приблизившись к… ручью? реке? (сложно сказать, что это, учитывая, что здесь цветы размером с дома, так почему бы ручью не быть размером с реку?), Наёмница сбросила плащ и решительно вошла в воду — сначала по колени, затем, немного помедлив, продвинулась по пояс, по грудь и, наконец, нырнула. Поначалу вода обжигала холодом, но стоило чуть к ней попривыкнуть, и она начала ощущаться именно такой, как надо. Наёмница проплыла немного под водой, рассматривая серебряный песок на дне ручья, вынырнула, глубоко вдохнула удивительно свежий воздух, а затем неожиданно рассмеялась. Намокшая одежда облепила тело, мешая двигаться. Наёмница вышла на берег, сбросила с себя все и вернулась в реку уже голышом.

Она ныряла как рыба. Вода смывала и уносила грязь с ее тела. Она хлопала по воде ладонями, чтобы летели брызги, и плавала кругами, хотя для этого течение было слишком быстрым, а речушка — слишком узкой. В какой-то момент она осознала, что просто играет, и это так удивило ее, что она остановилась. Течение толкнуло ее в грудь, ее ноги оторвались ото дна; Наёмница легла на спину и позволила воде нести ее. Темное земляное небо над нею неприятно напомнило, что этот невероятный мир, словно явившийся в прекрасном сне, погребен под землей. Наёмница закрыла глаза. Если торикинские власти узнают об этом месте, все здесь будет разрушено в один день. Наёмнице не хотелось представлять, как эти люди бродят среди угасших растений, срубленных под корень и лежащих на земле. «Они не узнают», — пообещала она вслух и, раскрыв глаза, встала на ноги.

Выйдя на берег, она пошла вдоль ручья в обратную сторону. Далеко же ее успело унести… Разыскав свою одежду, Наёмница постирала ее, как сумела, и развесила на листьях гигантского цветка, чтобы вода могла стечь. К тому времени она едва держалась на ногах. В голове шумело, хотелось спать. Сказывалось все: и бессонная ночь, и пережитый страх, и последующее расслабление. «Только пять минут», — сказала себе Наёмница, опустившись на мягкую траву. Листья огромного растения сомкнулись вокруг нее, окружив ее подобием домика. Она заснула.

Она проснулась с ощущением легкости в теле и ясности в голове. Сложно сказать, сколько она проспала, но одежда успела подсохнуть, разве что плащ был по-прежнему тяжеловат от воды. Одеваясь, Наёмница проклинала себя за то, что так неблагоразумно вырубилась, и все же не могла отделаться от чувства блаженства. Эх — несмотря на всю прелесть этого места и ее крайнее нежелание покидать его, ей следовало разыскать выход. Задача, не кажущаяся такой уж затруднительной на контрасте со следующей — найти Вогта в многолюдном, дышащем злобой Торикине.

Не успела она об этом подумать, как чьи-то руки накрыли ее глаза. Наёмница сразу узнала эти мягкие ладони.

— Вогт! — радостно воскликнула она и обернулась.

Наёмница и сама не поняла, как так получилось, что она обвила его руками и прижалась лицом к его плечу. Вогтоус мягко рассмеялся, и оттого, что она снова слышит этот нежный смех, ее захлестнула волна счастья. Они стояли, прижавшись друг к другу, и какие бы привычно-враждебные мысли не взметнулись в голове Наёмницы, она вовсе не стремилась к тому, чтобы отпрянуть и отойти на три шага, как наверняка поступила бы прежде.

Возможно, Игра не ошиблась, проявив к ней немного снисходительности.

***

«Не прыгай, — приказала себе Наёмница, — иди нормально».

Ей было весело. Ее распирала энергия. Украдкой она снова посмотрела на Вогта. Время, проведенное в Торикине, не прошло для него бесследно, и его лицо начало терять приятную детскую округлость: подборок заострился, обозначились скулы. Наёмница не могла сказать, что рада этим изменениям, но все равно ее взгляд так и льнул к Вогту. Еще разок, осторожно, искоса… Его щека была белая, как молоко. Хм, а где же его синяки и ссадины? Исчезли!

— Ты, кажется, в порядке, — сказал Вогт. — Как твоя рана?

— Лучше, — сквозь рубашку Наёмница прикоснулась к покрывающей рану повязке. Странно, но даже при нажатии она не ощутила никакой боли.

— Я хочу посмотреть, — попросил Вогт.

Под повязкой обнаружился тонкий слой розовой кожи, уже успевшей затянуть всю поверхность раны.

— Что? — поразилась Наёмница. — Как? Но еще несколько часов назад…

— Это место, — объяснил Вогт, обведя рукой. — Оно особенное.

— Похоже на то… — все еще потрясенная, Наёмница сдернула теперь ненужную повязку и, свернув, затолкала ее за пояс. — Я плавала в реке. Вода была удивительной. А потом меня просто вырубило, — она распрямила спину и прислушалась к ощущениям своего тела. — И мои прочие травмы… Вогт, у меня совсем ничего не болит! Как это странно! Вот только живот от голода крутит…

— Их можно есть, он сказал, — уведомил Вогтоус. — Я про листья.

Наёмница покосилась на него. Вогт радостно улыбался, но глаза у него были задумчивые, как будто он позабыл обо всем в первые минуты их встречи, а теперь вернулся к прежним размышлениям. Непонятно. Она перевела взгляд на сияющий лист.

— Правда? Они съедобные?

— Да. Он так сказал.

Наёмница оторвала кусочек ближайшего листа и сунула его в рот. Стоило ей прикусить лист, как в рот хлынул обильный сок.

— Вкусно! — удивилась она. Лист был кисловато-сладкий — как будто ешь фрукт, хотя Наёмница не смогла бы сказать, на какой конкретный фрукт это было похоже. — Хочешь? — она протянула кусочек Вогту.

— Да.

Они быстро уполовинили лист, атаковав его как две прожорливые гусеницы.

— Зверь смотрит на нас, — все еще жуя, невнятно произнес Вогт. Его взгляд был устремлен на что-то позади Наёмницы.

— Зверь? — Наёмница оглянулась, но заметила лишь как качнулся серебристый лист. — Здесь есть животные? Я ни одного не видела.

— Обычно они держатся рядом с ним. Этот, вероятно, был отправлен проследить, нашли ли мы друг друга. Теперь он побежал обратно к нему.

— К нему? О ком ты говоришь, Вогт?

— Об Урлаке. Урлак сказал мне не тревожиться о тебе и объяснил, где тебя найти.