— Вот как. Мило с его стороны.

— Да, он у нас был ничего на фоне прочих. Даже жалко, что его того, — Цветок выразительно провела по горлу пальцем.

— И что же, в то утро кормили?

— Нет, облом. Ну хоть убийство посмотрели.

— Ясно, мне все ясно, — Вогтоус сдернул со спинки стула свою непросохшую рубашку и поспешно натянул ее на себя. — Спасибо тебе. Ты оттерла все пятна, просто не верится.

— Уж что-что, а кровищу отстирывать я умею — жизнь научила, — вздохнула Цветок. — Так куда ты собрался?

— Я должен проникнуть во дворец.

— Что? — поразилась Цветок. — Это опасно.

— Наверное. Все равно.

Пряча эмоции, Цветок мысленно пожелала безумной подружке Кролика задергаться в петле. Первое время Кролик будет переживать, но постепенно забудет о ней — уж Цветок найдет способ его утешить, и даже не один. Она хотела его себе.

Вогт выскочил за дверь прежде, чем она успела его хотя бы приобнять. Бросившись за ним в узкий коридор, Цветок выкрикнула:

— Только вернись, я буду тебя ждать!

Одна из дверей приоткрылась и показалось чье-то опухшее заспанное лицо.

— Ну и дура же ты, совсем тупая. Если он говорит, что заплатит, когда вернется, это значит, что он никогда не вернется.

Цветок ушла к себе и заперлась на засов.

***

Как легко заплутать среди серых невзрачных домишек, на петляющих тесных улицах. Но Вогтоус не мог позволить себе заблудиться — у него не осталось на это времени. «Меня могло бы озарить и раньше», — упрекал он себя. Утешало лишь то, что будь уже поздно, он бы это почувствовал. Ощутил бы, как лопается ниточка, протянувшаяся между ним и Наёмницей. А чтобы этого не случилось, он постоянно просил за нее, сам не понимая, к кому или к чему обращается. Одно он знал наверняка — нечто внимает его просьбам.

Он пробежал бы весь путь бодрым галопом, но ему мешали женщины. Они хватали его за руки и притворно ласковыми голосами предлагали прогуляться. Вогтоус не понимал, почему им всем вдруг разом приспичило прогуляться и почему, если уж они так хотят гулять, они не погуляют друг с другом. Он также не понимал, почему на их лицах заискивающее и жалкое выражение, тогда как в глазах блестят жадность и злоба. Женщины предлагали прогуляться и другим мужчинам на улице, и те либо грубо отталкивали их, либо (не менее грубо схватив за руку) куда-то уводили.

Вогтоусу это все не понравилось. Почему эти женщины терпят грубость мужчин? «Они голодны», — догадался он чуть позже. И все равно происходящее оставалось для него смутным. Жаждущие прогулок женщины были одеты в яркие платья, такие же, как у Цветок. И так же, как у Цветок, как у Наёмницы, их волосы струились вдоль лиц, скрывая знак, выжженный на нежной коже виска. «Непонятно», — думал Вогт и смущенно отдергивал руку, когда женские пальцы касались ее — снова. Может, они рождаются с ним, с этим знаком? Ему было жаль этих женщин, потому что он любил Наёмницу и ему нравилась Цветок, да и в любом случает он пожалел бы их — ведь отчаяние сочилось сквозь их кожу, как пот. Однако то, что они делали, было ему глубоко неприятно. И Наёмница тоже когда-то?.. Он постарался не думать об этом. Чем бы она ни занималась в прошлом, сейчас ее требовалось спасти.

Еще были другие женщины. Без клейма, в блеклой одежде. Они не выставляли напоказ свои плечи, их волосы, сплетенные в тугую прическу, не падали спутанными прядями вдоль спин, а их лица не были накрашены — и все же Вогту отчего-то казалось, что их положение несколько лучше тех, других, отмеченных знаком. Они хотя бы не мучились от сжирающего их желания погулять с кем-нибудь. «Блеклые» женщины смотрели на «ярких» с презрением, и те отвечали им взглядами, полными ледяной ненависти — но от того лишь выглядели беззащитными и слабыми. Вогтоус подумал, что обычные женщины просто не замечают, каково приходится женщинам с клеймом — что дыры на их нарядных платьях зашиты грубыми нитками и что на их усталых лицах синяки, скверно прикрытые пудрой. Иначе, конечно, проявили бы сочувствие.

Он совсем было увяз в мыслях о клейменых женщинах в общем и об одной клейменой женщине в частности, но тут улица развернулась шире, и яркие женщины исчезли, словно их не пускала сюда невидимая граница. Так оно и было, хотя Вогтоус ничего не мог об этом знать.

Теперь он шагал уже по главной мостовой, по ее гладким булыжникам. Дворец светлел вдалеке, похожий на мерцающую скалу, и Вогт волновался — чуть-чуть. Он успел устать от Торикина — ни деревьев, ни цветов, сквозь мостовую не пробьется и травинки. Поскорее бы Наёмница снова оказалась рядом с ним. Он возьмет ее за руку и уведет прочь отсюда. Пусть Торикин исчезнет из его настоящего и его мыслей.

Четверка стражников, караулящая у ворот, была приодета франтовато — надо же соответствовать своему привилегированному положению. Начищенные шлемы украшал плюмаж из фиолетовых перьев, поверх кольчуг красовались сюрко, перечерченные наискось фиолетовыми и желтыми полосами. «Главное — помнить, что я гонец, а не хитрец, — напомнил себе Вогт, решительно устремившись к стражникам. — Хотя, конечно, ничто не мешает совмещать одно с другим».

Разговор был привычно неприятен, но вот затянулся дольше обычного. Стражники осмотрели его помятое, опухшее, разбитое лицо и усомнились, так ли должен выглядеть гонец, даже доставляющий очень плохие вести. Сам же Вогт не мог отделаться от ощущения, что, несмотря на все украшательства, эти стражники ничем не отличаются от тех, с кем ему довелось пообщаться ранее — те же страхолюдные рожи, те же пропитые голоса, да и шрам, вертикально пересекающий губы одного из них, выглядит знакомо.

— Так что с мордой-то?

— В этом городе легко попасть в неприятности, — уклончиво объяснил Вогт. — Камни под водой.

Забрав медальон, они долго пробовали его на зуб, как монету.

— А где же твое письмо, гонец?

Вогт похолодел, осознав, что ни разу не вспоминал о письме с тех самых пор, как очнулся со связанными руками в каморке при амфитеатре. Он похлопал себя по бокам, но толку от этого не было никакого — хотя бы потому, что теперь на нем была другая одежда. Письмо безнадежно потеряно. Вогт устыдился, но не слишком, и причину своего безразличия понимал только он сам.

— У меня устное сообщение, — заявил он.

— Кому?

— Градоправителю, конечно.

— У нас их два. Живому или мертвому?

Вогтоус задумался. Он просто не знал, какого из них выбрать.

— Обоим.

Его допрашивали еще с четверть часа, то ли стремясь запутать и выведать правду, то ли просто издеваясь от нечего делать.

— Иди, — наконец разрешили стражники, расступившись, и Вогтоус вздохнул.

Он прошел через просторный мощеный двор, украшенный статуями неизвестных ему людей, и шагнул в темнеющий проем меж приоткрытыми дверями дворца. Двое стражников из тех, что стояли у ворот, следовали за ним попятам. Вогтоус удивленно оглянулся.

— Думаешь, мы позволим тебе безнадзорно шляться по дворцу? — усмехнулся один из стражников. — Вперед, мы проводим тебя к градоправителю. Говоришь ему что положено — и сразу обратно.

Вогтоус совершенно точно предпочел бы отказаться от сопровождения, но притворился, будто вовсе не против. Стражники пыхтели ему в затылок. Вогт напряженно думал. Если он попытается сбежать от них, они поднимут тревогу. Если позволит отвести себя к градоправителю, то придется срочно придумать что-нибудь, надеясь, что сообщение сойдет за подлинное и ему позволят покинуть дворец — однако второго шанса пробраться сюда и что-то разведать у него не будет. А вот если его разоблачат… что ж, это будет тот случай, когда главное — не терять головы. Во всех смыслах.

Обдумав все, Вогт решил, что самое разумное — попытаться сделать так, чтобы стражники не преследовали его и не поднимали тревогу в течение некоторого времени. Нарочито неторопливо поднимаясь по широкой каменной лестнице, Вогт все косил глазами, высматривая что-нибудь подходящее. Массивный, изысканной формы светильник, подвешенный на крюк в стене, показался ему подходящим.