— Ну почему, — громко пожаловалась Наёмница, в седьмой раз проверяя левый ботинок, — почему мне всегда не везет? Почему мне всегда что-то делает больно? Да был бы это единственный муравейник на тысячу шагов вокруг, я бы все равно в него угодила!

Вогт знал ответы на ее вопросы, как в действительности знал ответы на все вопросы, но он был слишком далеко, чтобы ответить.

Ковыляя к замку в предвкушении безвкусного ужина, Наёмница увидела группку безымянных, которые медленно шли по камням, нагрузив на спины какие-то мешки, и крикнула им:

— Эй!

Они даже не обернулись, как будто вовсе не к ним обращались. С другой стороны, как обратиться к людям без имен?

Чёрный Человечек больше не появлялся, но она заметила на камнях его шапочку.

Это был пустой и длинный день.

***

На местах муравьиных укусов вздулись красные зудящие пузыри. Вертясь с боку на бок в своем одеяле, Наёмница почесывалась и иногда, забывшись, шепотом бранилась. Выждав пару часов, она решила, что вроде как все должны уснуть, — более всего она боялась, что кто-нибудь заметит ее отлучку и сообщит Чёрному Человечку, который, судя по всему, был здесь главным управляющим и с которым, как подсказывал ей инстинкт самосохранения, лучше не связываться.

Неискренне спокойная, Наёмница вылезла из одеяла и пошла, перешагивая через коконы со спящими — уж она-то не находила ничего такого запретного в том, чтобы перешагнуть через человека. Бледные лица с закрытыми глазами не выражали ничего. Наёмнице даже по полю брани, усыпанному трупами, не было так противно ходить, может потому, что обычные мертвецы привычнее тех, кто умер, но продолжает жить.

В коридоре светили тусклые редкие светильники. Наёмница поежилась от сквозняка и не смогла вспомнить, замечала ли днем мимолетные прикосновения этих ледяных потоков. Она пошла дальше по коридору и свернула в другой, где прежде не бывала. Сквозняк усилился. Наёмница начала дрожать. Все-таки страшно бродить здесь. Одной.

«Зачем вообще такой длинный коридор без единой двери?» — недоумевала она, ступая осторожно и мягко, как кошка. Ее чувства внушали ей, что у стен тысяча глаз, но разум пытался убедить ее в обратном: никто не смотрит на нее сейчас, даже если она чувствует, что смотрит.

Впереди коридор разделялся на два — один был такой же, как первый, освещенный мигающими масляными светильниками, а второй непроглядно черный. Именно из него и исходили эти замораживающие дуновения. Наёмница остановилась в растерянности. Куда же ей пойти? Сильнее прежнего захотелось вернуться под одеяло и притвориться, что там она все это время и находилась. А еще лучше бы оказаться на траве возле реки, под небом, которое пусть порой и дождит, зато никогда не давит на нее, как каменный потолок здесь.

Она вспомнила престранную лестницу, которую ей пришлось преодолеть, чтобы встретиться с Колдуном, и впервые осознала, что найти что-либо в этом замке может оказаться для нее непосильной задачей. Если только ей повезет… но обычно ей не везло. Нечего и рассчитывать.

Она больше не могла стоять на месте. Выбирай — левый, правый. Конечно, можно сдаться и с позором сбежать в спальню, но в долгосрочной перспективе такое решение только усугубит ее проблемы.

— Я ищу то, что ценно для него. Он наверняка это прячет, — сказала себе Наёмница. — А спрятанное обычно хранится в темноте.

Подбодрив себя сомнительной логикой, она решительно шагнула в темный коридор. Каждый шаг приближал ее к кромешной мгле, и вскоре стало неважным, открыты или закрыты ее глаза. Темнота пугала ее, кусала ее кожу, будучи при этом не тем врагом, которого можно победить, просто ударив кулаком — а это вызывало самое омерзительное чувство, что только может быть: беспомощность.

Интересно, где сейчас Чёрный Человечек (и его шапочка — она у него на голове? или нет?) Он не верит ей, подозревает ее. Читает ее мысли. Шванн тоже это делала («Да кто ты вообще такая!» — одно воспоминание об этом заставило Наёмницу вздрогнуть). Да и Вогт… Почему ей кажется, что все они знают о ней больше, чем она сама? Понимают все происходящее лучше, чем она… а она вообще ничего уже не понимает?

«Ладно, пусть так, — решила Наёмница. — Но это не то место, чтобы предаваться размышлениям о своей новой странной жизни».

Определенно не то. Мало ли что может вдруг выскочить из темноты? Она должна быть настороже. Впрочем, она всегда настороже. Как же здесь тихо… Дыхание повисало в тишине, как капли рассветной росы на паутине. И Наёмница кралась сквозь паутину тишины, гибко и плавно, чтобы не задеть ее неосторожным движением, потому что совсем рядом находится паук, только и ждущий, когда прозрачные нити задрожат.

Однако тишина все же оказалась разорвана, хотя и не по ее вине. Внутри у Наёмницы все мгновенно превратилось в лед, застывшая кровь остановилась.

Она слышала шаги, легкие и почти невесомые.

— Эй, — хотела позвать Наёмница, но не решилась.

Шаги звучали уже ближе, затем затихли. Наёмница затаила дыхание. Если он для нее невидимка, то она для него — тоже. Ну или в это очень хочется верить… Невидимка постоял минуту, потом побежал. Его движения были легкими и быстрыми. «Это ребенок», — догадалась Наёмница, и короткий всхлип подтвердил ее догадку.

— Эй, — позвала Наёмница, но ей не ответили.

Он убежал прочь.

Стоило его шагам истаять вдали, как тишина начала оживать, наполняясь выцветшими шорохами. Что здесь происходит? Наёмница задрожала.

Вскрики, затихшие много лет назад, шепот, потерявший отчетливость и смысл, потекли со стен, как вода, сначала каплями, затем струйками, и Наёмница догадалась, что они вот-вот хлынут потоком, заполняя узкий коридор. Надеясь скрыться от голосов, она побежала, но они уже были повсюду и скоро захлестнули ее с головой. Она совсем не хотела вслушиваться, но вслушивалась против воли, различая детский плач и резко обрывающийся смех, слова, перебивающие друг друга, дыхание неровное и тихое, которое она больше ощущала кожей, чем слышала. Все это звенело и отдавалось эхом, пока не слилось в устрашающий грохот.

— Хватит! — закричала Наёмница, сходя с ума от ужаса. — Хватит! Я не хочу вас слушать!

И вдруг стало тихо. Она открыла глаза, осознав, что до этого держала их закрытыми.

На стене перед ней сияла тонкая полоса. Это была щель между стеной и приоткрытой дверью. Может, и не стоило идти туда, но там был свет. Наёмница толкнула дверь и вошла.

В комнате не оказалось ничего страшного, вообще почти ничего не оказалось, только две кровати, стоящие в центре. Они были маленькие, детского размера, и застелены посеревшими от пыли простынями. В открытый проем окна проникал ветер, отчего ее кожа сразу покрылась мурашками. Наёмница вспомнила ветер большого мира вокруг, пахнущий пылью, или дождем, или тающим снегом, или землей, или травой, или мокрыми палыми листьями. Запах делал ветер живым; она никогда не думала об этом и не замечала этого, заметила только сейчас, когда вдохнула ветер, не имеющий запаха, несущий в себе лишь холод. Проем серебрился, как бывает в полнолуние, но луны не было — Наёмница убедилась в этом, подойдя ближе к окну и посмотрев в синее небо. Оно было все усыпано серебряными звездами, такими большими и яркими, каких она никогда не видела. Как бы старательно Наёмница ни всматривалась в них, она не узнала ни одного созвездия.

— Что это за комната? Неужели это то, что он прячет в темноте? — произнесла Наёмница вслух и зажала себе рот. Мало ли кто может ее услышать.

Голоса молчали, затаившись в стенах. Наёмница чувствовала, что они молчат лишь пока могут молчать, а если уж зазвучат, то сразу криком. «Уходи отсюда, — приказала она себе. — Здесь нет ничего из того, что ты ищешь». Но она оставалась. Ее взгляд блуждал по комнате. Она просто пыталась понять, что…

Цепи свисали со стены, переплетясь друг с другом, как змеи. Наёмница подошла и потрогала их. Это-то здесь зачем? Кого приковывали в этой комнате? Она поднялась на цыпочки и дотронулась до железных петель, держащихся в стене так плотно, что она могла бы на них повиснуть без риска сорвать их. Кого-то вешали на стену? Колдун пытал здесь своих недругов? Однако ей сложно было представить Колдуна, пытающего кого-то. Уж слишком он… печальный для подобных развлечений.