В то время, по признанию Коэна, он не слишком внимательно следил за международными делами и за тем, что происходило в Палестине. Но Коэн считал себя хорошим евреем, и когда он встретился с Хехтом и когда Хехт в драматических выражениях объяснил ему цели и значительные успехи «Иргуна», Коэн быстро воодушевился и добровольно предложил свои услуги в деле «Иргуна». Насильственный характер деятельности Иргуна, очевидно, пришелся по душе гангстеру Коэну. Как он писал: «Этот парень меня чертовски взволновал. Он начал рассказывать мне, что они действительно сражаются, как рэкетиры. Они не просят четвертак и не дают четвертак. И я был в полном восторге от них».
Коэн также мог понять, почему некоторые представители голливудской верхушки не проявляли особого энтузиазма по поводу возможности создания независимого Израиля. «Евреи, — писал он, — очень самодовольны, особенно когда они занимают высокое положение в обществе, в своей сфере деятельности». Это было правдой. Чем больше русские продвигались вверх в социальном и экономическом плане, тем больше они, казалось, думали и вели себя как старая гвардия, антисионистски настроенные немцы. (Хотя даже у немцев была своя сионистская концепция. Хотя они отвергали идею еврейского государства как нереальную фантазию, а американские реформистские раввины приняли резолюцию, в которой заявили о своем «безоговорочном» неприятии такой идеи, они характерно добавляли: «Америка — это наш Сион»).
К 1940-м годам все больше преуспевающих россиян отказывались от традиционности и присоединялись к «более американским» реформистским храмам немцев. Правоверный иудаизм стало синонимом бедности, отсутствия прогресса — той партийной линии, которую немцы приняли более, чем на поколение раньше. Писательница Дорис Лилли сформулировала этот феномен иначе: «Когда у человека есть десять миллионов долларов, он уже не еврей». Этот процесс десемитизации, заметный по мере приобретения богатства и статуса, был также назван законом убывающей озабоченности.
Но Коэн по-прежнему считал себя членом борющегося еврейского низшего класса и пообещал Хехту, что сам организует сбор средств для «Иргуна». Мероприятие было организовано в голливудском ресторане Slapsie Maxie's, доля в котором принадлежала Коэну. Разумеется, были приглашены главы крупных студий, такие как Голдвин и Майер, но, как и предполагал Коэн, они отказались, хотя адвокат Коэна пришел к нему с сообщением, что Голдвин и другие могут быть более благосклонны, если Коэн перейдет на сторону более умеренной и менее террористической «Хаганы». Но Коэн не захотел этого делать. В результате в ресторане Slapsie Maxie's собралась не та элита, что шесть лет назад в магазине Fox. Зато собрался солидный контингент кинозвезд, включая Бетти Грейбл и Гарри Джеймса, а также все известные в округе игроки, плюс несколько видных судей, поскольку в работе Микки Коэна было важно иметь друзей среди представителей судебной власти. (Хотя в близлежащем Бербанке азартные игры были запрещены, игорные салоны, управляемые Лански, открыто процветали, и неудивительно — шерифское управление Бербанка, полицейское управление и даже некоторые чиновники штата в Сакраменто были в доле). Один судья, который даже не был евреем, приехал из Галвестона, чтобы доставить свой личный чек на пять тысяч долларов. В отличие от дела Фокса, на этом собрании не принимались никакие обещания — только наличные. И, в отличие от «дела Фокса», вечер Коэна имел оглушительный успех: до его окончания для бойцов «Иргуна» было собрано более полумиллиона долларов.
Вскоре Микки Коэн стал тратить столько времени и сил на поддержку «Иргуна» и независимости Израиля, что ему пришлось свернуть свою обычную деятельность. Но Мейера Лански, который также поддерживал израильское дело, это вполне устраивало. В сферу влияния Лански входило Восточное побережье, в частности, доки Нью-Йорка и Нью-Джерси, где он обладал более чем значительной властью. После окончания войны в Европе в порты Восточного побережья прибывали грузы военной техники — пулеметы, гранаты, мины, взрывчатка и прочее имущество — с европейского театра военных действий, чтобы поставить их на консервацию. Часть этого оборудования уже участвовала в боевых действиях, но большая часть была совершенно новой и никогда не использовалась. Были и пулеметы, которые никогда не собирались и были упакованы в масло и солому. Лански, имея влияние в доках, без труда добился того, что эти грузы были перенаправлены не по назначению и попали прямо к израильским боевикам. Ему помогали Альберт Анастасия, отвечавший за нью-йоркские доки, и Чарли «Еврей» Юльновски, занимавшийся Нью-Джерси.
Это была удивительно отлаженная операция. Например, в один прекрасный момент крупная партия динамита была беспрепятственно перенаправлена из Ньюарка в Хайфу. Затем из Палестины пришло сообщение, что еврейские партизаны неправильно используют динамит. У Микки Коэна было решение. У него был друг по прозвищу «Чопси», который специализировался на взрывах. Чопси был немедленно отправлен в Палестину, где в течение одиннадцати месяцев давал уроки израильским войскам по обращению со взрывчаткой.
Через своих информаторов Мейер Лански узнал, что, пока разрозненные израильские армии сражались с египетскими войсками в секторе Газа и на Синайском полуострове, некие американские торговцы оружием каким-то образом умудрялись контрабандой переправлять его в Египет. Это было незаконно, поскольку существовало эмбарго, запрещающее поставки оружия из любой точки США на Ближний Восток, якобы для справедливости по отношению ко всем сторонам конфликта. Но закон не работал. На самом деле арабским странам удалось закупить излишки американского оружия на сумму более четырнадцати миллионов долларов. Британцы также продавали оружие арабам и делали на этом выгодный бизнес, арабы могли покупать оружие и у других европейских стран.
Чтобы исправить ситуацию, Лански, как обычно, взял закон в свои руки. Главным виновником контрабанды была признана одна из питтсбургских фирм по производству боеприпасов, и с помощью грузчиков Нью-Йорка и Нью-Джерси с грузами этой фирмы, направлявшимися в Египет, стал происходить ряд непонятных происшествий, когда они попадали в порты Восточного побережья. Некоторые грузы падали за борт во время погрузки. Другие таинственным образом исчезали. Другие грузились на те корабли, которые обычно направлялись в Хайфу.
Тем временем Микки Коэн, любивший все, что связано с вечеринками, занимался сбором средств в Америке и устраивал различные мероприятия в Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне, Кливленде, Детройте и Майами, путешествуя с Беном Хехтом в качестве главного оратора[27].
Но иногда Коэну приходилось обращать свое внимание на менее праздничные дела. Когда в одном из случаев три молодых партизана «Иргуна» были убиты британскими солдатами и повешены на площади в Палестине, Коэн решил немедленно отомстить. Связавшись со своими друзьями из «Иргуна», Коэн приказал убить и повесить на той же площади такое же количество британских офицеров. Так и было сделано.
Насколько американские евреи в 1947 г. были осведомлены о роли организованной преступности в борьбе за независимый Израиль, неясно. Вероятно, большинство не знало. Те же, кто знал, оцепенев от сообщений о Холокосте, которые наконец-то появились в американских СМИ, предпочитали отводить глаза или считать, что цель оправдывает средства. Но Мейер Лански и Микки Коэн всегда настаивали на том, что вся их деятельность в этот период осуществлялась с молчаливого благословения президента Гарри Трумэна. Трумэн, по мнению обоих, должен был знать о происходящем. Конечно, он не мог публично потворствовать или одобрять это. Но он симпатизировал израильскому делу. И, просто ничего не делая, он сумел оказать молчаливую поддержку и израильским бойцам, и работе американцев, которых уже называли «Кошер Ностра». «Для меня он был величайшим человеком в мире, Гарри Трумэн, — писал Микки Коэн на своем жестком английском, — за то, что он сделал для Израиля, и за то, что он сделал для нас».
