Лански продвинул идею Лас-Вегаса еще на один шаг вперед. Курорт должен был предлагать самые роскошные номера, самые элегантные рестораны и бары, развлечения высшего класса в ночных клубах — близость к Голливуду делала это вполне реальным — и все это по самым низким ценам, доступным практически каждому. Деньги, в конце концов, делались за игровыми столами. Планы по развитию Лас-Вегаса, возможно, не были бы реализованы еще в конце 1930-х годов, если бы не вмешалась война и военный дефицит.
Тем временем Бенни Сигел прославился в Голливуде. Он был безупречно одет, предпочитая спортивные пиджаки из кашемира, шелковые рубашки с монограммами от Sulka, галстуки и английские туфли ручной работы. Он был поглощен киношной толпой, его приглашали на все лучшие вечеринки, усаживали за лучшие столики в Romanoff's и Brown Derby, он встречался с Авой Гарднер, Ланой Тернер и Бетти Грейбл. Мейер Лански также снабдил его маленьким пухленьким помощником, ассистентом и телохранителем по имени Микки Коэн.
Коэн отнюдь не был таким щеголем и дебоширом, как его босс. Невысокий и круглый, с изжеванной сигарой, обычно застрявшей между зубами, он выглядел как персонаж, которого мог бы придумать Дэймон Рунян, и говорил тоже как он. Но было в Микки Коэне что-то такое милое, что поражало людей, особенно женщин. Он был плюшевым медвежонком, и с ним было весело находиться рядом. Микки Коэн без труда заводил друзей в киностолице и встречался с кинозвездами. Он пробуждал в них материнский инстинкт. Среди его знаменитых друзей были Джуди Гарланд, Бетти Грейбл, Элис Фэй, Дон Амече. Как преступник Микки Коэн был в некотором роде шутом, но шутом приятным. У него была невротическая мания чистоты, он мыл руки сотни раз в день. Даже в тюрьме, — по ошибке Коэн провел некоторое время в пенитенциарном учреждении, — его ежедневное потребление «Клинекса» и туалетной бумаги было колоссальным.
Но, как и его начальники, Лански и Сигел, Коэн настаивал на том, что считает себя не преступником, а человеком, занимающимся бизнесом в сфере услуг. В понимании Коэна преступление — это когда отец и его десятилетний сын выходят из самолета в аэропорту Лос-Анджелеса после отдыха на Гавайях, а их под дулом пистолета задерживает банда молодых хулиганов. Отец и сын отдали деньги, часы, кольца. Затем бандиты расстреляли их обоих, убив мальчика и парализовав отца на всю жизнь. Это произошло на самом деле, и, по мнению Коэна, это было преступлением — убийством без причины. Говорить о таких вещах в одном ряду с тем, чем зарабатывал на жизнь Микки Коэн, означало испортить ему жизнь. Такой преступник, по его словам, «не годится ни для чьего имиджа».
В Голливуде Микки Коэн был хорошим другом, причем не только в том, что помогал делать ставки на иногородних ипподромах. Если кто-то надеялся на определенную роль в кино, или испытывал трудности с заключением контракта, или имел проблемы с профсоюзом на одной из студий, Микки мог сделать пару телефонных звонков и все уладить. Он был голливудским «Мистером Исправителем». В качестве примера того, какой властью он обладал, можно привести случай, когда молодой и амбициозный калифорнийский политик Ричард Никсон обратился к Коэну за поддержкой. Но Никсон не понравился Коэну, который, как он писал, напоминал ему «трехкарточного дилера Монте... какого-то грубого барыгу».
У Микки Коэна был свой «этический кодекс», о чем свидетельствует его рассказ о том, как он стал другом Бетти Грейбл. В начале своей карьеры по приказу Лански и Сигела Коэн организовал захват ночного клуба в Лос-Анджелесе, которым управлял некий Эдди Нилс, не «сотрудничавший» с ним по части выплат за защиту. Коэн держал ружье на прицеле, в то время как остальные были вооружены пистолетами. Пациентам было приказано положить свои кошельки и драгоценности на столы, где они и были собраны. Одной из самых известных дам в клубе была мисс Грейбл. Позже, когда Коэна перевели на менее ответственную работу в организации, он встретился с мисс Грейбл в обществе и, как подобает джентльмену, извинился перед ней за инцидент в заведении Эдди Нилса. Мисс Грейбл хихикнула и призналась, что ей и ее друзьям все это показалось очень интересным. Затем она прошептала на ухо Коэну: «Мы все равно были застрахованы».
Микки Коэн также стал хорошим другом и оказывал услуги Бену Хехту. Но о том, как они подружились и в чем заключались эти услуги, каждый из них рассказывал по-своему.
В своей автобиографии 1954 года «Дитя века» (A Child of the Century) Хехт писал, что Микки Коэн впервые обратился к нему в 1941 году, вскоре после неудачного сбора средств в зале студии Fox для «Еврейской бригады» Питера Бергсона. По словам Хехта, у Коэна также было представление о том, что с руководителей студии можно собрать «миллионы» на дело Бергсона, хотя, предположительно, Коэн имел в виду несколько иную тактику сбора средств. По словам Хехта, когда он объяснил Коэну, что такая попытка уже предпринималась и потерпела неудачу, Коэн ответил: «Выдвигают свои предложения, да?».
Однако, в своей собственной автобиографии 1975 года, Микки Коэн изложил такую версию их встречи и ее цели: «Прежде всего, — сказал Коэн, — Бен Хехт обратился к нему, а не наоборот. И год был не 1941-й, а 1947-й — существенная разница, если учесть, что в это время началась и закончилась целая мировая война. На тот момент, по словам Коэна, он никогда не слышал о Хехте, а узнав, что писатель хочет с ним встретиться, спросил: «Кто такой Бен Хехт?». Наконец, Коэн вспомнил совершенно иную причину встречи. Она не имела никакого отношения к «Еврейской бригаде» Бергсона, которая к тому времени уже была мертвой темой, а заключалась в том, что Коэн хотел заручиться поддержкой Израиля в его горькой войне за независимость. Казалось бы, в этом есть смысл, ведь к 1947 году Хехт стал воинствующим сионистом.
В Соединенных Штатах в то время было почти столько же разновидностей сионистов, сколько и евреев. Были религиозные сионисты, рабочие сионисты, умеренные сионисты, боевые сионисты. Отколовшиеся от сионизма группы действовали как в условиях междоусобного конфликта, так и в условиях сотрудничества. Еврейские социалисты склонны были видеть в сионистском движении конкурента своему движению, отвлекающего внимание и энергию американского еврейства от более важной, по мнению социалистов, цели — улучшения условий жизни и труда народных масс. Социалисты рассматривали создание государства Израиль как по сути буржуазное, капиталистическое предприятие.
В 1947 г. Палестина находилась на осадном положении, поскольку дни британского мандата подходили к концу, и стало ясно, что Великобритания не намерена выполнять принятую тридцать лет назад Декларацию Бальфура, в которой говорилось, что Лондон и правительство Его Величества будут «благосклонно смотреть на создание в Палестине национального дома для еврейского народа». Между арабами и евреями Палестины шла гражданская война, и против британских войск совершали террористические акты как арабские, так и еврейские партизаны. Один из еврейских партизанских отрядов, «Хагана» («Оборона»), был организован Давидом Бен-Гурионом, и в его состав входили люди, которых англичане во время войны обучали тактике «коммандос» для выполнения заданий в тылу врага. Теперь эта британская подготовка использовалась, как и опасались англичане, в рейдах и вылазках против британских войск, для атак и подрывов мостов, железных дорог и радарных установок. «Хагана» была сформирована совершенно незаконно, тем не менее она считала себя «законной» еврейской армией.
Менее легитимными партизанскими отрядами были так называемая «банда Штерна» и агрессивный «Иргун Цеваи Леуми» Менахема Бегина. В период с 1943 по 1947 год «Иргун» Бегина вел неустанную войну против британского владычества, и Бегин стал восприниматься, а возможно, и сам стал восприниматься как некое олицетворение еврейской храбрости, выносливости и военной беспощадности, как еврейский Аттила или Чингисхан. Бен Хехт, писал Микки Коэн, пришел к нему, чтобы попросить помощи в сборе средств для Бегина и террористов «Иргуна».
