Квартира Стоукс и ее местоположение имели и символическое значение, пояснила Роуз. С ее помощью она надеялась продемонстрировать, как с помощью нескольких простых штрихов можно сделать приятным и привлекательным даже самое тесное жилище в гетто. Роза рассказала, как при небольшой экономии можно прожить на скромный бюджет. Например, она использовала очень мало мяса, заменяя его «яйцами, приготовленными бесчисленными способами». Она употребляет много овощей без варки, много молока, хороший хлеб с маслом, фрукты, но не пьет ни кофе, ни чая. Еще одним способом экономии был отказ от столового белья. Вместо салфеток — «немалая статья расходов в домашнем хозяйстве» — она использовала «симпатичные японские салфетки» из белой бумаги, которые можно было купить по двадцать центов за сотню, выбрасывать после каждого приема пищи и «которые полностью исключают работу по стирке». Далее она выразила надежду, что ее квартира будет выполнять и вторую символическую функцию: она «вызовет интерес общественности и заставит более широко признать несправедливость условий жизни и труда, которые тяготят наших соседей». Именно поэтому она взяла с собой на экскурсию репортера из Harper's Bazar и фотографа.
Но что из этого должно было получиться? Пример того, как бедняки могут обходиться без яиц, заменяя ими мясо, используя бумажные салфетки вместо льняных, молоко вместо кофе или чая, и при этом иметь возможность позволить себе восточные ковры и живые цветы? Или демонстрация того факта, что богатые живут лучше бедных — факта, который мало кто из бедных не осознал? Роуз Пастор Стоукс, похоже, не понимала, что не может иметь и того, и другого; что ее здание с лифтом, ее уборщица, ее шесть комнат с отдельной ванной, ее паровое отопление и электричество — это удобства, которые показались бы непостижимыми для обычного жителя доходного дома на соседней улице, где семья из пяти человек живет в одной камере без окон, один нечистый туалет обслуживает весь дом, ванна для семьи — это кухонная раковина, в которой течет только холодная вода, а пожарная лестница в хорошую погоду обеспечивает роскошь второй комнаты. Она, видимо, не понимала, что для семьи, получающей всего шесть-семь долларов в неделю, о квартире стоимостью «всего» тридцать восемь долларов в месяц не могло быть и речи. В этом, по-видимому, и заключалась суть проблемы Розы. Теперь, когда она действительно стала знаменитой, она, похоже, не знала, что ей делать со своей славой.
В то время как 1905 год подходил к концу, в высших слоях нью-йоркского общества появились предположения о том, будет ли новая миссис Джеймс Грэм Фелпс Стоукс включена в следующее издание «Социального регистра». Или же, женившись на еврейке, мистер Стоукс будет исключен из небольшого списка тех, кто имел значение для белой англосаксонской протестантской верхушки Нью-Йорка.
Ответы на эти вопросы были получены, когда осенью 1906 г. вышел ежегодный номер журнала «Register». Оба молодожена были указаны вместе со своими престижными клубами по маловероятному адресу 47 Норфолк-стрит, недалеко от места их совместной работы в поселении, хотя они также указали более привлекательный летний адрес: место под названием Каритас-Айленд, расположенное у берегов Коннектикута недалеко от Стэмфорда. Таким образом, Роуз Пастор заслужила еще одно своеобразное отличие. Она стала первым человеком еврейского происхождения, занесенным в официальную нью-йоркскую «книгу жеребцов», если не считать Августа Бельмонта, который «прошел мимо».
То, что Роуз была включена в Социальный реестр, интересно по нескольким причинам. Во-первых, она, очевидно, потратила время на заполнение необходимой анкеты, в которой просили указать свое «христианское имя». С другой стороны, это свидетельствовало о том, что она в какой-то степени одобряет ценности, представленные в первой американской попытке каталогизации и кодификации высшего класса (журнал «Кто есть кто в Америке» появится лишь несколько лет спустя), класса, в который она так недавно и волшебным образом была возведена. Была ли здесь какая-то двойственность, какое-то ощущение двуличия? По-видимому, нет, потому что в течение следующих двух десятилетий имена Роуз и Грэма Стоукса будут фигурировать в официальном справочнике «Капитализма».
Многие молодые евреи покидали Россию с душой, охваченной социализмом, с тоской ожидая того дня, когда ненавистные цари будут свергнуты и руководство перейдет к рабочим классам. Многие до сих пор носили с собой ключи от старого дома (das alte Heim), хотя своими глазами видели, как его сжигали, и знали, что старая деревня выжжена с лица земли и стерта с карты. Некоторые даже мечтали когда-нибудь вернуться в Россию, когда там наконец-то установится новый порядок.
Но жестокий погром 1903 года в городе Кишиневе на юге России, в ходе которого было убито сорок девять человек и более пятисот искалечено, стал мрачным напоминанием о том, что жизнь на старой родине по-прежнему остается опасной игрой в русскую рулетку. После Кишинева в Нью-Йорке также опасались, что в Америку хлынет еще одна волна эмиграции, которая еще больше переполнит и без того переполненный рынок труда, что и произошло. Американские евреи разрывались между состраданием к осажденным соотечественникам и опасениями, что их завоевания в Новом Свете окажутся под новой угрозой. В конце концов, когда попытка русской революции 1905 г. окончилась плачевно, большинство еврейских иммигрантов смирились с мыслью, что Америка будет их домом до конца жизни, а возможно, и до конца жизни их детей. Тогда встал вопрос: смогут ли они работать в рамках существующей системы или же сама система должна быть изменена?
Имелись доказательства того, что американская система работает. Бывший лудильщик теперь имел свой собственный бизнес по сдаче металлолома. Бродячий сапожник теперь имел собственную мастерскую по ремонту обуви с золотыми буквами на двери и мог позволить себе отпуск в Катскиллз. Портной теперь занимался пошивом одежды и купил своей семье пианино. Роза Пастор, по еврейскому выражению, «сделала все свои деньги за один день» и теперь числилась в рядах нью-йоркских светских дам. Но она не вела себя как светская дама. Она была из тех, кто считает, что систему надо менять.
Вскоре после возвращения из большого европейского турне Роуз Пастор Стоукс объявила, что стала социалисткой. Ее миссия, по ее словам, не будет заключаться в христианизации детей Ист-Сайда. Напротив, ее миссия будет заключаться в освобождении трудящихся всего мира от оков «боссов». С импровизированной платформы на площади Юнион-сквер она говорила о тысячах других иммигрантов, которые все еще были заперты в стенах гетто, работали по многу часов за низкую зарплату, выполняли сдельную работу на дому при свете газового фонаря, пока не ослепли, отдавали свои молодые жизни на золотой алтарь капитализма, в то время как их работодатели жирели и богатели. Роза Пастор, казалось, нашла новое призвание — быть бунтовщицей.
К 1910 г., продолжая жить как капиталистка на Норфолк-стрит, Роуз объявила, что и она, и ее муж являются членами социалистической партии. Во время любой забастовки или демонстрации Роуз можно было встретить марширующей, скандирующей, произносящей пламенные речи. Хотя они с мужем часто обедали в ресторанах, она присоединилась к забастовке работников гостиниц и ресторанов, протестуя против низкой зарплаты и плохих условий труда. Так или иначе, она постоянно находилась в центре внимания общественности, выбирая, по большей части, непопулярные цели. В 1914 году Маргарет Хиггинс Сангер ввела в обиход словосочетание «контроль рождаемости» и была вынуждена бежать в Англию, чтобы избежать федерального преследования за публикацию и рассылку брошюры «Ограничение семьи», посвященной контрацепции. Роуз Стоукс сразу же взялась за борьбу за контроль рождаемости и стала одним из лидеров американского движения. Вместе с Хеленой Франк она перевела с идиша «Песни труда» Морриса Розенфельда и другие стихи. Она перешла к карандашным рисункам, на которых изображала жестокую несправедливость, чинимую американскими капиталистами по отношению к рабочим. Вместе с молодым русско-еврейским драматургом Элмером Райзенштейном (впоследствии Элмер Райс) она стала участницей движения «Пролетарский театр» и написала так и не поставленную пьесу «Женщина, которая не хочет» о харизматичной женщине-лидере рабочих, которая неустанно борется с «боссами», и в этой героине она, несомненно, увидела черты себя. «Ведь будущее — не далекое будущее — принадлежит нам», — писала она своему другу Юджину В. Дебсу, неудачливому кандидату в президенты от социалистов в 1912 году. Стало казаться, что главная слава Роуз Стоукс будет связана с поддержкой проигравших или проигравших дел.
