— Тебе деньги важнее счастья дочери! — крикнула Горислава.
Она чуть не заплакала, но вовремя спохватилась, не даст она такой радости отцу видеть свои слёзы. Поэтому она выскочила из зала, хлопнув громко дверью.
— Да причём здесь… — уже вслед ей громко сказал Беримир.
— Горислава влюбилась, — грустно произнесла Дарена.
— А! Что б её! — горячо воскликнул он.
— Не нужно с ней так, — Дарена подошла к мужу и погладила его по руке, — вспомни нас, нашу молодость.
— Дорогая, наша дочь совсем от рук отбилась, — возразил он, — я уже ей подыскиваю хорошую партию из нашего рода Архонтов. Нам надо укрепить свой род, а не растрачивать силы непонятно на что. Мы уже попробовали со Светозаром и Есенией. И что вышло?
— Есения найдётся. Я уверена, что наш сын её отыщет, потому, что влюблён.
— Хорошо, если так, а если нет, то я буду писать прошение в Священный синод, чтобы они аннулировали этот союз.
— Беримир! — Дарена испугалась, — ты хочешь гнева богов для нашего мальчика?! Никто такое не делал!
— Я знаю, что в законных сводах этот пункт есть. Только им пользуются очень редко. Помню, что наш прапрадед брал такое право и заново женился на другой.
— А через месяц умер непонятно от чего. Я не позволю! — Дарена грозно посмотрела ему в глаза.
— Это простая случайность, — уже нерешительно ответил Беримир.
— Это месть богов, — уверенно сказала Дарена…
Горислава выскочила из дворца и, увидев своего гнедого, подбежала к нему.
— Дай, я сама! — вырвала из рук слуги поводья и вскочила в седло.
— Госпожа! — воскликнул слуга, — но я даже не напоил вашего коня с догори! Эх! — махнул он рукой, глядя вслед ускакавшей Гориславе.
А Горислава мчалась, куда глаза глядят. От обиды по её щекам текли слёзы. Это не были слёзы отчаяния, девичья горя, нет. Это были слёзы упорства, борьбы за своё счастье. Она точно знала, что будет женой Махавиру, пусть хоть на неё весь свет ополчится!
Горислава всегда знала, чего хочет и всегда в жизни своей, с самого детства, добивалась этого, поэтому она плакала от злости на отца, мать, послушав которую вернулась в Алчедар и судьбу, перечащую ей в выборе избранника.
«Я люблю Махавира и стану его женой, — шептала она упорно, вонзая шпоры в своего коня».
Во дворец ночевать она не вернулась, а поехала к Махавиру, в его дом, который он снял на время пребывания в Алчедаре.
— Уже ночь на дворе, — беспокойно встретил её Махавир, — и конь у тебя в мыле, — он внимательно посмотрел на свою возлюбленную.
— Отец меня разозлил, — она спрыгнула на землю с седла легко и грациозно.
— Расстроилась? — он обнял Гориславу.
— Ещё как! До сих пор руки дрожат!
— Дай их мне, — Махавир взял руки Гориславы и начал их целовать, — а теперь прошло?
Девушка улыбнулась.
— Нет. Ещё поцелуй.
— Какая ты! — Махавир засмеялся и поцеловал Гориславу в губы, — пойдём в дом. Сегодня будешь у меня ночевать.
— Домой не вернусь, — упрямо заявила Горисалва, — пока не изменит своего решения, не вернусь!
Дома их ждал ужин, накрытый хозяйкой дома, приготовленный по просьбе Махавира. Он знал, что Горислава придёт к нему, он очень хорошо её знал. Они вместе уже год и её характер Махавир изучил от и до.
Хозяйка сдавала дом внаём и получала хорошие деньги за это и если просили постояльцы, ещё и готовила ужин за отдельную плату. А тут ей повезло, сам Махавир, первый сын правителя рода Монос соизволил поселиться в её доме, заняв несколько комнат на неопределённое время, как тут не радоваться такой удаче!
После ужина, Горислава и Махавир остались одни.
— Завтра подумаем, как быть, — сказал он, нежно перебирая её волосы, — твой отец упрям, но ты упрямее его, а я упрямее вас обоих.
— Да неужто?! — Горислава засмеялась.
— Вот ты и развеселилась! — Махвир обхватил её за плечи и запечатлел на её губах поцелуй.
— Я тебя хочу, — прошептала Горислава.
— И я тебя…
Алчедар осветили лучи утреннего солнца. Двое лежали на кровати, одеяло валялось на полу, а им было не холодно, хотя уже середина октября. Они, обнявшись, голова Гориславы лежала на плече у Махавира, его рука покоилась на её обнажённой груди, спали, и им было тепло от их любви. В печи давно погасли угли, а над городом клубился осенний туман. Но тут солнечный луч скользнул по лицу Махаваира, а затем переместился на щёку Гориславы, согревая своим теплом и тревожа их сон. Оба почти одновременно открыли глаза.
— Как мне встретиться с твоим отцом один на один? — спросил Махавир, как будто до этого и не спал вовсе, а размышлял с закрытыми глазами.
Горислава нисколько не удивилась такому вопросу, знала, что Махавир не отступится, пока не решит эту проблему.
— Сегодня с утра он хотел поехать на охоту, если не передумал, — ответила она.
Она приподнялась, облокотившись на свой локоть, и посмотрела в лицо любимого.
— Я с ним встречусь на охоте, — сказал он и поцеловал её в губы.
— Тогда нам нужно вставать, — улыбнулась она, — отец на охоту выезжает рано утром, — тут она взглянула на противоположную деревянную стену, на которой висели старые часы с кукушкой, — восемь утра. Ты его встретишь, если поскачешь за реку. Там он уток любит стрелять к обеду. Так он выпускает пар, а я знаю, что после нашего вчерашнего разговора он зол на меня.
— Да, я так и сделаю.
Махавир встал с постели, надел рубашку и брюки.
— Завтракай без меня. Я вернусь, тогда вместе пообедаем.
Он снова наклонился к ней, поцеловал её затылок. Волосы Гориславы пахли цветами. Погладил, и на миг замер залюбовавшись своей женщиной. Яркое солнце не по- осеннему светило в окно и Горислава вся была в солнечных лучах.
— Какая же ты у меня красивая!
Горислава засмеялась от счастья.
— Я люблю тебя, Махавир!
— И я тебя люблю больше жизни своей!
Через десять минут Горислава уже слышала стук копыт лошади своего возлюбленного на улице. Это Махавир оседлав коня, помчался в лес, за реку, туда, где её отец Беримир охотился на уток.
От ворот дома, в котором остановился Махавир, на углу, где рос шиповник, две тени скользнули за ним по пятам. Это лихие парни, посланные Анакой, женщиной возомнившей себя вершительницей судеб.
— Будем за ним следить, — тихо сказал один из бандитов, — как только подвернётся случай, будем действовать.
Второй молча кивнул головой, соглашаясь с таким планом…
Лес, покрытый осенними красками, был прекрасен! Птицы пели. Утренняя прохлада холодила тело и лицо. Махавир одел перчатки из тонкой кожи, чтобы руки не скользили, держа поводья, да и ветерок был отнюдь не тёплый. Картуз его, из плотного, тёплого сукна, отлично сидел на его подтянутой фигуре, а весь костюм цвета тёмной зелени, позволял быть незаметным в лесу. Тем более деревья ещё не сбросили свою листву и красно- оранжево- буро- зелёная листва позволяла ему сливаться с общим природным фоном.
Махавир остановил коня и прислушился. Где- то переливалась сойка. Дятел застрочил по дереву и его стук эхом отозвался в лесу. Деревья немного шумели из- за ветра. Их листва медленно падала, срываемая озорным холодным ветерком. Солнце светило по- летнему ярко, бодро, но уже не грело.
Вдруг он услышал выстрел. Там, вдалеке, где виднелся изгиб реки, его зоркий глаз заметил вспорхнувшую стаю уток.
«Это он, — сказал сам себе Махавир и пришпорил коня, пустив его галопом по узкой протоптанной тропе».
Беримир наслаждался охотой. С утра, да и с вечера тоже настроение у него после разговора с дочерью было испорчено. Зато сейчас, в этом лесу, возле реки, в камышах, в которых он стоял почти по пояс в холодной воде, но не чувствуя леденящую воду, был рад, что выбрался из дома. Его кожаный костюм и непромокаемые штаны, и куртка не позволяли ему замёрзнуть какое то время, а Беримиру только этого и надо было. Пока он не чувствовал холода, он был весь в охоте, внимании пристальном за птицами, скрывающимися в зарослях камыша.