Сахаар наконец-то заметила меня. Ее тонкие губы удивленно приоткрылись, после чего привычно изогнулись в издевательской ухмылке.
– У тебя удивительная способность восставать из мертвых, девочка.
– Боюсь, если бы меня лечили вы, даже она бы не помогла, – непринужденно отозвалась я, покосившись на ее обагренные кровью пальцы.
Она презрительно хмыкнула и хотела было отвернуться, как вдруг обратила внимание на толстую палку, которую я прислонила к стене, чтобы выполнить поручение Делии. Седые брови поползли вверх.
– Повторяешь, – самодовольно сказала она и, критически осмотрев мою трость, гордо указала на свою, с крючковатыми выступами, всю обвешанную камнями и плетеными оберегами. – У меня все равно лучше.
Я убедила Сахаар, что с ее великолепной тростью ничего не сравнится, а затем плеснула в чашу отвар. Нос защекотало от терпкого запаха, и перед глазами возникло лицо Николаса. Я вспомнила, как его жаркое дыхание с медовым привкусом касалось моих щек, и прикрыла глаза, прогоняя наваждение.
– Выпей.
Девушка подняла на меня затуманенный взгляд и бездумно потянулась к чаше, но вдруг моргнула. Ее глаза ненадолго прояснились, и она удивленно прошептала:
– Ты.
Я кивнула и прижала чашу к губам, покрывшимся коркой. Ей ничего не оставалось, кроме как сделать несколько маленьких глотков. С каждым следующим на ее глазах выступали слезы, и она, не выдержав, отвернулась и задергалась в кашле. Сквозь ее стиснутые зубы прорывались протяжные стоны.
– Надо выпить до конца.
– Прошу… – всхлипнула она, но я уже влила немного отвара ей в рот, заставив проглотить.
– Это притупит боль.
– Как тебя зовут? – отставив опустевшую емкость, тихо спросила я в надежде хоть как-то отвлечь ее.
– Марна, – с трудом прохрипела она.
– Марна, – кивнула я. – Когда Николас нашел меня, у меня тоже была открытая рана. Знаешь, что ему пришлось сделать?
Девушка отрывисто мотнула головой. Ее подбородок дрожал от сдерживаемых слез и лихорадки, но она пыталась слушать меня.
– Он раскалил клинок в огне и держал меня, прижигая ее, – поделилась я почти весело.
Сахаар и Делия одновременно покосились на меня, видимо, усомнившись в моих способностях к утешению больных.
– Больно было? – едва слышно шепнула Марна, ее глаза были широко открыты.
Я хмыкнула.
– Как никогда в жизни. Мне хотелось умереть, лишь бы не чувствовать этого. Но все закончилось. Я выдержала. И ты тоже выдержишь, Марна.
– Я не такая сильная, как ты.
– Каждому из нас причитается столько силы, сколько необходимо, чтобы одержать победу в сражении, которое выбрали. А иногда в тех, которые совсем не выбирали.
Стянув мокрую тряпку со стоящего рядом стула, я прижала ее ко лбу Марны и вытерла испарину. Делия тем временем приступила к зашиванию раны, и теперь девушка отчаянно жмурилась и крепко сжимала губы, чтобы не закричать.
– Фрейя, – процедила она.
Я нахмурилась и склонилась к лицу Марны, чтобы лучше ее слышать.
– Да?
Она разлепила веки, и помутневшие от боли карие глаза заглянули прямо в мои.
– Прости меня.
– Я не сержусь, – успокоила я ее.
– Я была… мы были… несправедливы к тебе… А ты… спасла нас…
– Любой на моем месте поступил бы так же.
– Не я, – глухо произнесла она. От ее прямоты мои брови взлетели ко лбу. Однако ее признание больше повеселило меня, чем задело.
– Что ж, – усмехнулась я. – Зато честно.
Марна криво улыбнулась. Ее взгляд утратил ясность, а дыхание стало размеренным.
– Спасибо, – устало пробормотала она и, прежде чем погрузиться в беспокойный сон, коснулась моей руки холодными пальцами.
– Делия, – взволнованно позвала я.
– Не бойся, это ненадолго. Отвар берет свое. Ей пора отдохнуть, а мне нужно, чтобы она не двигалась.
Делия вдруг замолчала, будто что-то вспомнила, и быстро обвела взглядом хижину. Изучив содержимое стола, она нахмурилась.
– Лети.
Девочка сидела в углу на полу и тихо разговаривала со своим деревянным волком, но как только услышала голос матери, встала и послушно приблизилась. На страшную рану и кровавые простыни она посмотрела так спокойно, будто сталкивалась с подобным ежедневно.
– Сходи за мазью из корешков аира, я забыла ее взять. И захвати раствор, который мы готовили с тобой вчера, если он остался.
Лети кивнула и вприпрыжку выскочила на улицу.
– Надо сказать Йону и Атилле, чтобы втирали, пока рана заживает, – бормотала под нос Делия, снова продевая иглу в кожу.
– Ее не пугает кровь.
Услышав в моем голосе вопросительные нотки, она с гордостью ответила:
– Летиция – следующая целительница клана. Я начала готовить ее прошлой осенью.
– Но она такая маленькая, – неуверенно произнесла я.
– Она сама попросила, – улыбнулась Делия. – Ее дар рано раскрылся. Она очень легко запоминает травы.
– Женщины целительницы, а мужчины воины, – задумчиво сказала я.
– В нашей семье всегда было так.
Сахаар позади что-то неразборчиво проворчала.
Вскоре Делия сделала последний стежок, перерезала нить и выдохнула:
– Готово. Осталось перевязать. Помоги приподнять ее.
Бережно придерживая бессознательную девушку под спину, я с печалью рассматривала длинный черный шов, пока мать Ника разматывала серые бинты. Никто бы не зашил такую серьезную рану аккуратно, но какими бы ровными ни были стежки, у Марны на всю жизнь останется этот бугристый след, как напоминание о ее личном кошмаре. Если она останется жива.
Когда мы закончили и укрыли мычащую во сне от боли девушку мехами, вернулась Лети. С тем же беззаботным видом она проскакала к постели и вручила матери небольшую банку, накрытую крышкой.
– А мазь? – нахмурилась Делия, переведя взгляд на пустые руки дочери.
– У Арьи. Она мне помогла.
Скрипнула дверь, и мы синхронно повернулись на звук.
Там, переминаясь с ноги на ногу, стояла Арья и смотрела на меня широко распахнутыми глазами, в уголках которых блестели росинки слез. Она молча прошла к столу, бесшумно поставила на него миску и, на миг сжав кулаки, повернулась ко мне.
Увидев, что она вот-вот расплачется, я быстро подошла и сжала ее в объятиях. Бледные пальцы с грязью под ногтями судорожно вцепились в мою рубашку, когда Арья зарылась в нее лицом, вздрагивая и тихо всхлипывая.
– Идите, – шепнула мне Делия, с сочувствием смотря на нее. – Дальше мы сами.
Я благодарно кивнула и повела стыдливо вытирающую на ходу слезы Арью к выходу.
– И чего ты расплакалась? – мягко спросила я, медленно опускаясь на колени и поправляя ее непослушные волосы. Рана на ноге натянулась, и я мельком взглянула вниз, с досадой отметив, что на белой повязке проступило алое пятно.
Вместо того чтобы ответить, Арья мотнула головой и хныкнула, снова вжимаясь в меня.
– Малышка…
Я отодвинула ее от себя и заглянула в припухшие глаза, в глубине которых каким-то образом уживались отчаяние и радость.
– Я… я… – тихо заикалась Арья, судорожно сглатывая.
– Спокойно. Дыши.
– Я думала, что осталась одна, – наконец, всхлипнула она и закрыла лицо ладонями.
Мое сердце словно сжали в кулак. Я притянула ее к себе и крепко обняла, ожидая, когда рыдания утихнут. Я ласково перебирала мягкие кудри, поглаживала костлявые плечи, и постепенно Арья успокоилась, повернулась ко мне и неуверенно улыбнулась.
– Так-то лучше! – улыбнулась я в ответ, стирая большими пальцами слезы под светло-карими глазами.
– Ты… поправилась? – с надеждой прошептала она.
Я кивнула.
– Арья… почему ты решила, что осталась одна? – осторожно спросила я.
Она долго не отвечала, кусая губы, и я тронула ее руку, напоминая о себе.
– Потому что у меня никого нет, кроме тебя, – едва слышно ответила она, опустив голову.
– А как же папа?
– Он не любит меня.
– Нет. Конечно, любит. – Я убрала завиток с ее лица и склонила голову набок, но она упрямо смотрела в сторону. – Просто твоему папе тяжело.