— Есть причина, — кивнул я, признавая резонность вопроса. Как не крути егеря в императорской армии были силой сугубо второстепенной, выполняющей достаточно узкий круг задач, мало пересекающийся с задачами линейных полков. — Вы знали, господа, какие потери несет русская армия от болезней? В мирное время?

— Нет, ваше высочество, у нас нет таких сведений, — Авдеев, который явно никогда об этом не задумывался, только пожал плечами.

— От восьми до тринадцати процентов солдат. В год! И это сидя на квартирах. В походе число умерших от болезней легко доходит до трети. Десятки тысяч человек. Мужиков, которые могли бы пахать, сеять, растить детей в конце концов.

— Это очень много, — Авдеев мотнул головой. — Насколько точны эти числа?

— Достаточно точны. Но дело не в точности, дело в том, что в егерском полку за все время количество смертей от болезней не превышало трех процентов в год. В среднем полтора-два. Вы помните в каком году была отпечатана памятка по сохранению здоровья солдата?

— В десятом? — Чуть нахмурившись попытался напрячь память Колоколов.

— В восьмом. Восемь лет назад! И как вы думаете, много офицеров применяют ее на практике? Хрена с два! Причем они искренне не понимают, какой смысл в сохранении здоровья солдат. Умрет сегодня один — завтра пришлют другого, делов-то. Такая вот история, господа егеря, — я с усилием взял себя в руки, благо не так много выпил, чтобы окончательно потерять контроль. Хоть тема была конечно тяжелая и максимально злободневная. — Так что думайте. Если дело пойдет, будут вам и ордена, и звезды на погоны, обещаю.

К сожалению, никакие более глобальные реформы русской армии пока существовало крепостное право были абсолютно невозможны. По чисто экономическим причинам. В эти времена рекрутов набирали преимущественно именно из зависимых крестьян — государственных, помещичьих и удельных. Они составляли от восьмидесяти до девяноста процентов рекрутского набора. Все остальные — мещане, свободные крестьяне и прочие инородцы составляли в войске величину достаточно незначительную. Естественно, в таком случае призыв каждого крепостного бил по мошне помещика, забирая у того имущество, что русскому дворянство нравиться не могло. Я и уменьшение срока службы до десяти лет — с пребыванием в запасе в течении еще десяти лет — сумел пробить только на волне сокращения армии после войны двенадцатого года.

В недрах Михайловского замка потихоньку разрабатывались проекты реформы способов комплектования войска, которые не должны были привести к большим социальным потрясением. Например, в качестве подобной меры прорабатывалось распространение призыва на иудеев, которые нынче от службы в армии были избавлены и вместо этого платили взнос деньгами. Распространение на иудеев рекрутской повинности должно было способствовать еще и интеграции членов их закрытого общество в социум Российской империи.

Так же рассматривались варианты сокращенного срока службы для добровольцев и лиц, имеющих образование. Рассматривались самые экзотические варианты вплоть до разрешения добровольной службы женщинам, что, конечно, как на начало девятнадцатого века было тем еще авангардом. Впрочем, все это были, по сути, полумеры, не способные полноценно решить проблему без отмены крепостного права.

Летом 1816 года произошло еще одно значимое событие, которое повлияло на, не побоюсь этого сказать, ход мировой истории. Во всяком случае, в области хирургии — так точно.

В один из не слишком погожих июньских дней я, оторвавшись от бумажного завала, решил чуть развеяться и заскочить в Аничков, где во всю шла подготовка к первому в истории недавно основанного электротехнического института приёму студентов.

Мостовые Питера были покрыты обширными лужами после недавно закончившейся грозы, а в воздухе висел приятный запах свежести, который в столице случается, к сожалению, не так часто. Тут и скученность людей, и примитивность канализации, сливающей свои стоки прямо в каналы и «выхлоп» четвероногого транспорта. Конские каштаны естественно старались с улиц убирать как можно быстрее, вот только запах…

Учитывая теплую, но не знойную погоду и хорошее настроение, я решил прогуляться пешком, благо от Михайловского замка до Аничкового было меньше километра. Десять минут пешком.

Последнее время такие прогулки я стал позволять себе гораздо реже. Смерть Воронцова… Убийство Воронцова еще раз показало, сколь хрупка человеческая жизнь и сколь глупо пренебрегать банальнейшими мерами предосторожности.

В начале девятнадцатого века как таковой службы охраны первых лиц в империи не существовало. Этим занимались солдаты гвардейских полков, отдельные конвойные команды, однако именно к охране в понимании человека из двадцать первого века это все имело достаточно посредственное отношение.

Подготовленные к нормальному общевойсковому бою солдаты в плане охраны первого лица, по сути, не делали ничего. Ну разве — «демонстрировали флаг» отбивая у случайного прохожего желание связываться с объектом охраны. Никаких действий, направленных на предупреждение и предотвращение возможных покушений охрана и не думала предпринимать: им банально не ставили подобной задачи. Этим очевидно предстояло заняться в будущем, но пока на организацию еще одной спецслужбы просто не было ни времени, ни подходящих людей, поэтому пришлось просто сократить потенциально опасные для себя выходы в люди. Теперь такие вот короткие прогулки по городу я совершал не чаще чем раз в неделю и то исключительно спонтанно, дабы неизвестные недоброжелатели, буде такие найдутся, не имели возможности подготовиться. Ну а большую часть времени я передвигался на обшитой тонкими листами железа карете. Причем по моему настоянию в «кортеже» всегда двигалось две единицы идентичного на вид транспорта. Во втором сидела вооруженная и готовая к максимально оперативной реакции охрана. Впрочем, все это была пока еще натуральная самодеятельность, слепленная буквально на коленке, нормальной службе охраны еще только предстояло возникнуть в будущем.

В самом дворце, который неожиданно сменил «профессию» во всю шел ремонт. Там обустраивались лекционные аудитории, оборудовались лаборатории, завозилась мебель и все необходимое для учебного процесса. Я сам в детали не вникал — благо хватало чем заняться и в других местах — только подписывал платежки, одним глазом приглядывая, чтобы расходы не выходили за рамки разумного.

Внутри отданного на расправу студиозам дворца пахло краской и недавно распиленным деревом. Такая себе типичнейшая смесь запахов для ремонтируемого помещения, мгновенно навевающая ужасные воспоминания о своих экспериментах с этим делом из прошлой жизни. Наверное, каждый человек переживал эпизоды с ремонтом и лично у меня они ничего кроме ужаса не вызывают. Огромное количество потраченных нервов и еще большее количество потраченных денег. Ну и ощущение неудовлетворенности как награда за все пережитое, когда начинают потихоньку вылезать всякие мелкие косяки, ради исправления которых нужно сносить все к чертям и строить заново. А еще пришедшее «с опытом» понимание, что можно было сделать лучше в качестве вишенки на торте.

Отбросив в сторону вдруг нахлынувшие воспоминания, я углубился в недра будущего храма науки в поисках Василия Владимировича. Охрана на входе в здание подтвердила, что Петров находился где-то внутри.

— Что значит не завезли⁈ — Голос ученого, волей судьбы переквалифицировавшегося в администратора, я услышал на приличном расстоянии от кабинета ректора, — в смысле не успели сделать⁈ Ты понимаешь, что из-за тебя весь ремонт задерживается. Мы к отделке перейти не можем, сроки горят синим племенем!

Я, ориентируясь на голос, перешагивая через наваленные тут и там мешки с чем-то строительным подошел к кабинету ректора. Там разыгрывалась классическая, практически не меняющаяся во все времена сценка «разгневанный заказчик и нерадивый подрядчик». Клянусь, если бы не одежда, я бы подумал, что вернулся в будущее, настолько это все было знакомо.