Ректор тоже поднялся и пожал руку офицеру. В этой реальности любые попытки выставлять свою неприязнь по отношению к спецслужбам сразу стали резко пресекаться. Все эти «не пожимания руки» и прочее неприятие в обществе быстро было сломлено парой демонстративно устроенных императором балов в честь офицеров службы безопасности. Умному достаточно. Глупому… Глупые стали быстро замечать, что их обходят по службе, задерживают звания, ордена пролетают мимо. А потом хлоп и перевод из столицы куда-нибудь на кавказскую линию для прочистки мозгов. Как показала практика, такой не хитрый в общем-то подход вполне работал. Во всяком случае обычай демонстрировать свою открытую неприязнь к службе безопасности среди офицеров не закрепился.

— Смотри, сейчас ты увидишь настоящее волшебство, — я достал из-под стола заготовленный заранее ящик и водрузил его на столешницу у окна.

— Волшебство? Волшебство мне нравится! — Радостно захлопала в ладоши Александра. Она, не смотря на рождение уже двух детей, мало изменилась в плане характера и все так же оставалась в общении легкой и немного взбалмошной. — Показывай.

— В темный ящик вставляем вот эту пластину, — я вытащил из футляра стеклянный прямоугольник размером примерно двадцать на тридцать сантиметров и быстро вставил его в специальную щель в коробке, соответствующего размера. — Нужно делать быстро, чтобы на нее не попал свет.

— Поэтому ты попросил задернуть шторы? — Полушепотом спросила жена, увлеченная процессом.

— Именно так. Теперь выставляем ящик поближе к окну, открываем шторы и снимаем с другой стороны заглушку, открывая меленькое отверстие.

— И…

— И ждем.

— А сколько ждать? — Александра забавно поджала губки, вот чего жена не умела делать совершенно, так это ждать.

— Не знаю, — я улыбнувшись пожал плечами. — Я же сам это в первый раз делаю. Думаю, минут десять для начала будет достаточно.

— И что получится в итоге?

— Подожди, наберись терпения и да, — я перехватил маленькую ручку сына, которую тот протянул к ящику. — Двигать устройство в процессе работы нельзя иначе все испортится.

Мальчику невозможность дотянуться до интересного объекта явно пришлась не по душе, и он принялся демонстративно угрожающе похныкивать. Я естественно на такой примитивный шантаж не повелся, вместо этого я подхватил малявку, по местной моде наряженного в уменьшенную копию мундира и принялся подбрасывать его в воздух. Саша пошел в нашу романовскую породу и явно грозился в будущем догнать мои два метра роста, однако пока я вполне мог себе позволить подбрасывать и ловить сына, не опасаясь за свою спину. Ребенку такие игры всегда нравились, и он залился звонким детским смехом, мгновенно забыв о недоступной ему игрушке. На звук из соседней комнаты прибежал Фенрир, принялся гавкать и тоже подпрыгивать. Пес вообще всегда был за любой кипеш кроме голодовки.

— Так! — Прервала наши игры Александра, — хватит беситься десять минут уже прошло.

— Да, солнышко, конечно, — я поставил сына на пол и двинул к окну. Когда жена в чем-то сильно заинтересована, лучше ей не перечить.

Я закрыл отверстие на передней стороне ящика и достал на свет божий стеклянную пластину. На ее серебрённой поверхности отчетливо проступили контуры вида на дворцовую площадь. Изображение было темновато — нужно было вероятно еще подержать — однако все объекты были прекрасно различимы.

— Ух ты! — Не смогла сдержать эмоции жена, взяв в руки фотографию. — Действительно похоже не магию.

— Да, — улыбнулся я, глядя на реакцию девушки. — Жаль, что быстро теряет контрастность. Пока еще не придумали, как закреплять изображение чтобы оно сохранялось долго. Садись поудобнее, будем снимать твой портрет!

С фотографией получилось достаточно забавно. Очень долгое время это был лишь один из пунктов моего «изобретательского» блокнота, — между зажигалкой, где было непонятно как делать «кремень», который на самом деле совсем не кремень а какой-то сложный сплав, и велосипедом, который не имеет особого смысла без нормальных пневматических шин из резины — без больших перспектив на реальное воплощение на практике.

Что я вообще знал о фотоаппаратах? Знал о камере обскура — оказалось, что эксперименты с ней уже во всю идут в этом времени — и то что нужно некое вещество для нанесения на «фотопленку», которое будет обладать свойствами фоточувствительности. Какое именно — Бог весть. Закопавшись глубоко в чертоги разума, я сумел вытащить оттуда, что вроде как на заре фотографии использовалось некое соединение серебра. С этими исходными данными я и отправился к своим химикам.

Севрегин последнее время испытывал проблемы со здоровьем и практически отошел от руководства нашими химическими производствами. Вместо этого он порой развлекался экспериментами как в старые добрые времена и именно его я попросил поискать какое-нибудь вещество на основе серебра обладающее искомыми свойствами. Понятно, что это был, по сути, выстрел в небо, сколько таких соединений может быть? Сотни? Тысячи? Скорее десятки тысяч. Единственная надежда заключалась в том, что если и в прошлой истории первые фотографии стали делать в тридцатых или сороковых, значит это вероятно все же не будет совсем уж что-то монструозное.

Каково же было мое удивление, когда Василий Михайлович выдал мне результат уже через пару месяцев.

— Вы будете смеяться, Николай Павлович, кхе-кхе, — Севергин выглядел не слишком хорошо, сильно схуд, постоянно кашлял и имел нездоровый оттенок кожи. — Первое же соединение, попробованное мною, дало нужный, кхе-кхе, эффект.

— Как же так получилось? — В чудеса я не верил, а без чуда тут очевидно не обошлось.

— Йод, — вымучено улыбнулся химик. — Я по старой памяти теперь всегда начинаю исследования с него. Как не крути — это элемент, который был впервые выделен именно мною. По вашим, конечно же, догадкам, но тем не менее. Кхе-кхе, за годы это превратилось, можно сказать, в хорошую традицию. А теперь неожиданно принесло результат. Йодид серебра, нанесенный тонким слоем на пластину, работает именно так, как вы описывали.

Химик вновь закашлялся, слышать, как он надрывается было действительно тяжело.

— Василий Михайлович, может вам лучше уехать из столицы туда где климат более здоровый? На юг, к морю? В Крым или даже куда-нибудь на Средиземное море? Местные болота сведут вас в могилу.

— Да, Николай Павлович, — медленно кивнул химик, — я так и собирался сделать. Продам свою долю и уеду. Жена уже подыскивает подходящее место для семейного гнезда.

Брак ученого оказался на редкость удачным. Женившись на купеческой дочке еще в одиннадцатом году, последнее десятилетие он наслаждался полноценным семейным счастьем, включающим кроме всего прочего пятерых детей. Жаль, конечно, было отпускать одного из своих первых соратников, с которым проработал добрых пятнадцать лет, однако было видно невооруженным глазом, что в прежнем темпе он долго не протянет.

— Не нужно продавать долю, — я покачал головой. — Я ее сохраню для вас, будет что оставить в наследство детям. Езжайте так, я прослежу чтобы дивиденды высылались вам регулярно и в срок.

— Спасибо вам, Николай Павлович, кхе-кхе, — Севергин как бы извиняясь за свое состояние пожал плечами. — В любом случае, я рад нашей встрече.

— Я тоже, Василий Михайлович, я тоже, — мы тепло попрощались, химик пообещал продолжить работу, а перед отъездом передать свои наработки подчиненным.

Забегая чуть вперед, после 1820 года мы с ним больше не виделись. На сколько мне было известно, они с семьей переехали на южный берег Крыма, где и прожили несколько следующих лет, пока Василий Михайлович не умер 1826 году.

Химический институт открытый во второй половине 1840-х годов в Самаре в последствии носил имя Севергина, а уже в начале 20 века, его имя последовательно носило сразу два океанских исследовательских судна.

Вторая половина 1820 года прошла достаточно ровно, без больших потрясений или каких-то больших значимых для истории событий.