В первую очередь для генерала Фримона стало полной неожиданностью нежелание местного населения помогать захватчикам. Видимо местные сербы и боснийцы не увидели в северном соседе освободителя, как на то рассчитывали в австрийской столице. В горном краю тут же вылезли проблемы со снабжением, а также плохим знанием сложной местности.

Объяснялось нежелание сербов переходить под руку христианского императора очень просто. В османской империи они имели какую-никакую автономию, пусть не слишком широкую, однако добытую кровью и имеющую реальную перспективу на дальнейшее расширение. Австрияки естественно ни о каких возможных самоуправлениях и слышать не желали: лоскутная империя и так была весьма зыбким образованием, если каждому народу давать возможность устраивать свои порядки, долго она на продержится.

Получается, что вместо лояльного населения, помогающего с проводниками, обеспечением армии, а также потихоньку прижигающего туркам пятки в тылу, что обещало относительно легкую прогулку, австрияки получили полномасштабную войну со всеми ее кровавыми прелестями.

Осада Белграда, находившегося буквально на границе, затянулась на три месяца. В июне Фримон сумел продвинуться вглубь турецкой территории и тут же уткнулся в еще один укрепленный пункт — город Младеновац. При этом оставленная в тылу Смедерево, в котором тоже стоя достаточно сильный турецкий гарнизон, существенно ограничивала подвижность австрийцев, заставляя их постоянно оглядываться на свои тылы.

Корпус генерала Нейпперга действовавший из Далмации при этом, не смотря на меньшую численность достиг больших успехов. Во многом успех этот основывался на бездействии Али-Паши Янинского, фактического правителя Албании и северной Греции. Были ли между этим турецким вельможей и Веной какие-то тайные договоренности — хотя ранее этот владетель попеременно поддерживал то французов, то англичан — история умалчивает, однако проход австрийского войска мимо северных границ своего удела он просто проигнорировал. Решид Мехмед-паша, который со своим войском прикрывал эту часть границы имел всего восемь тысяч штыков и два десятка старых орудий, поэтому вступать с австрияками в открытое противостояние турок резонно остерегся. Вместо этого он, пользуясь лучшим знанием местности, принялся постоянно устраивать мелкие засады и тревожить тылы наступающего войска неспешно отступая к Сараево, где и попытался дать оборонительное сражение.

Состоявшийся 19 мая бой закончился победой австрийцев, продемонстрировавших изрядное преимущество в огневой мощи. Впрочем, разгрома не случилось, Решид Мехмед-паша сумел сохранить костяк своего войска и отступить в относительном порядке. Нейпперг в этой баталии потерял две тысячи человек, а Решид Мехмед-паша — три с половиной.

Маленькая эта победа вызвала большое оживление в Вене, где с понятным неудовольствием смотрели на медленное развитие событий. По замыслу австрийского императора и его министра иностранных дел, ставшего чуть ли не основным идеологом этой кампании, турецкая армия должна была быть сметена за одно лето, затягивать войну там никто не собирался.

Неопределенный результат пограничного сражение вынудил австрийского императора направить на Балканы дополнительные силы выводя их из центральной Европы, что сугубо отрицательно сказалось на едва-едва наметившейся на континенте хрупкой стабильности.

Я потянулся — в спине что-то отчетливо хрустнуло — и встал из-за стола. За окном, не смотря на летнее время было уже совсем темно. Сложил разбросанные по столу бумаги в стопку и сунул в закрывающийся на ключ ящик. Не слишком надежная защита от тех, кто действительно захочет пошарить на моем столе, скорее дань привычке. В конце концов случайных людей в моих личных покоях просто не бывает. Одним глотком допил остывший чай и вышел из кабинета.

В отличие от прочих дворцов — того же Зимнего или Екатерининского в Царском Селе, — где до сих пор комнаты были расположены длинными сквозными анфиладами, я при въезде в Михайловский тут же провел небольшую перепланировку. Теперь княжеские покои выглядели не как цепочка проходных комнат, а в виде отдельных помещений, соединенных длинным коридором. Система, при которой мимо тебя постоянно кто-то шлялся, а для того чтобы уединиться необходимо было ставить ширму мне казалась отвратительной и неудобной.

Тихонько приоткрыл дверь спальни — Александра развалившись на кровати по диагонали тихонько посапывала. Жена была на втором месяце и вновь жестоко страдала от токсикозов. Я притворил дверь и прошел по коридору чуть дальше в гардеробную. Сказал бы мне кто-нибудь в прошлой жизни, что мне понадобится гардеробная — засмеял бы. Но нет, как же можно поставить платяной шкаф в спальню — не положено и все тут.

Сменил домашний халат на полковничий мундир Измайловского полка, благо, не смотря на летнее время, температура по ночам опускалась в район пятнадцати-шестнадцати градусов, а когда ветер поддувал со стороны залива — бывало и меньше. В любом случае жарко не будет.

Прицепил форменную шпагу — давно пора отправить этот шампур на свалку истории, только ходить мешается — сунул в карман барабанник, натянул на голову фуражку и двинул в сторону бокового выхода из дворца.

На выходе меня перехватила пара егерей. Ничего не говоря, они молча пристроились чуть сзади и двинули следом. Ну да, было бы глупо считать, что получится проскользнуть незамеченным, когда я сам годами дрючил охрану на предмет важности постоянного наблюдения за объектом.

Вышел на улицу, свернул на лево и оказался на набережной Фонтанки. Вообще такие прогулки, памятуя о судьбе Александра II, я себе позволял крайне редко. Редко и нерегулярно, что делало подготовку и планирование покушения на меня крайне маловероятной. Да и вообще, не принято тут было пока стрелять великих князей на улицах, слава Богу. А если я все сделаю правильно, то глядишь до этого и вовсе не дойдет. Впрочем, все эти рассуждения от барабанника в кармане и охраны следующей на отдалении меня в любом случае не избавляли.

Повернув еще раз налево я двинул в сторону набережной Невы. Не смотря на поздний час улицы столицы не были совсем пусты: навстречу попадались припозднившиеся — а некоторые еще только стартовавшие — гулены, парочки, мимо прошел патруль. Несколько раз громыхая по брусчатке мимо пронеслись открытые ландо. Откуда-то издалека доносились звуки разухабистой пьянки — кто-то явно уже добрался до состояния «щас спою».

Перешел по мосту через Мойку. Летний сад по ночному времени был закрыт, поэтому пришлось обойти его слева по краю Марсового поля. Традиционное место столичных гуляний и парадов сильно отличалось от того что я помнил из прошлой жизни. Не было еще вечного огня и каре из гранитных стен вокруг него. Фактически просто площадка с утоптанной землей: источник пыли в жару и грязи в дождь, стоило бы задуматься над тем, чтобы ее замостить чем-нибудь. А вот памятник Суворову, изображенному в виде бога войны Марса, уже находился на своем законном месте.

Вообще город в это время сильно отличался от виденного мной в будущем. Зимний был другого цвета, Исаакий, Генеральный штаб и Спас-на-крови еще вовсе не были построены. Последний надеюсь и не будет. Не было знаменитых разводных мостов. И вообще город выглядел совсем по-другому. Достаточно сказать, что напротив главной императорской резиденции на верфях адмиралтейства продолжали строиться боевые корабли для флота. Обитатели Зимнего могли каждый день «наслаждаться» звуками работающих плотников.

Ну и запахи конечно были совсем другие. Хотя к этому и прилагались всяческие усилия, полностью убрать запах конского навоза не представлялось возможным, приходилось терпеть это неудобство.

Не смотря на отличную погоду на душе было муторно. Завтра — я вытащил из кармана часы: стрелка едва-едва перевалила за двенадцать — вернее сегодня мне исполнилось двадцать три года. Двадцать три года я уже живу в этом мире.

Много ли сделано за эти годы? Оборачиваясь назад можно с уверенностью сказать — да. Одна только победа над Наполеоном в гораздо боле выгодной конфигурации чего стоит.