— Приветствую, Василий Владимирович. Что замучали вас строители окончательно? Вы бы поберегли свои нервы, они вам еще пригодятся, — ухмыльнувшись заглянул я в кабинет.

— Ваше императорское высочество, — Петров церемониально поклонился, косясь на невысокого горбоносого мужичка явно семитской наружности, который при этом обращении явно дернулся и слегка побледнел. — Поверите, достали меня эти прохиндеи. Глаз да глаз за ними, то недовезут обещанное, то сроки профукают, то под шумок слямзить что-то попытаются. Работать в лаборатории было куда как спокойнее.

— Так вы не нервничайте, — я, демонстрируя максимальное спокойствие, пожал плечами. — Обращайся напрямую к Александру Христофоровичу, вы же знакомы?

— Были представлены с год назад, — кивнул ученый.

— Ну вот путь Бенкендорф и разбирается, ему это по должности положено. — Упоминание фамилии главы СИБ заставило безымянного подрядчика окончательно спасть с лица. Казалось еще секунду и его хватит удар, — дело-то государственной важности, ему и карты в руки.

— Завтра, — пропищал покрывшийся потом мужичек. Голос ему изменил, поэтому получилось достаточно жалко. — Завтра все привезу. Не надо к Бенкендорфу обращаться.

Глава СИБ прославился во время разбирательств по делу неудачного переворота. Именно ему в заслугу было вменено раскрытие заговора и его нейтрализация. Как это обычно бывает молва — мои газеты тут тоже постарались, не без того — тут же раздула масштаб возможностей нового «Малюты Скуратова» до просто заоблачных величин. А также его свирепость и безжалостность к врагам короны. Так что теперь именем Бенкендорфа, который так-то в личном общении оставался вполне приятным человеком, можно было пугать детей. Ну или вот нерадивых подрядчиков, например.

— Кыш отсюда, — я указал рукой мужичку на дверь, и крикнул уже в удаляющуюся спину, которая как-то при этом еще и кланяться на ходу успевала, — и смотри, ты завтра обещал.

— Добрый день, Николай Павлович, — улыбнулся Петров, когда мы остались наедине. — Давно вы нас не навещали.

— Дела, чертовы дела, верите — некогда даже голову поднять. Ну а вы тут как? Как успехи со всем этим бедламом? — Я сделал круговое движение рукой, как бы обводя весь будущий институт.

— Вроде бы успеваем, — усмехнулся ученый. За прошедшие десять лет он изрядно изменился, немного раздобрел и как бы это сказать… Заматерел что ли. Если до встречи со мной Василий Владимирович больше напоминал классического кабинетного ученого, которого ничего кроме своих экспериментов не интересует, то приобретенный им администраторский опыт явно изменил мировоззрение ученого. И, как мне кажется, пошел ему на пользу.

— А как же этот? — Я кивнул в сторону убежавшего мужика семитской внешности.

— Ну мы же не первый раз, — пожал плечами Петров, — все сроки с изрядным запасом взяли. Остались на самом деле мелочи: отделка кое где ну и мебель расставить. К началу августа управимся.

— Резонно, — был вынужден признать я. — Я собственно вот по какому вопросу. Вы мне обещали соорудить для телеграфных машин устройство, позволяющее записывать код на бумажную ленту. Как в этом направлении продвигаются изыскания.

Первая «длинная» телеграфная линия, соединившая столицу и Великий Новгород, открылась еще в начале весны, после чего ее сразу же потащили дальше в направлении Первопрестольной. К середине лета должны были подсоединить Тверь, ну а собственно Москву — в начале осени.

С началом практического использования телеграфа начали вылезать и мелкие проблемы, незаметные при испытаниях прототипа. Например, далеко не все свежеобученные телеграфисты могли сходу на слух принимать без ошибок длинные сообщения. Система записи точек и тире для последующей расшифровки в такой ситуации становилась просто жизненно необходима.

Вообще с телеграфистами была натуральная беда. Для полноценного функционирования одной станции нужно было хотя бы человек пять грамотных и хорошо натренированных специалистов, а только на строящейся линии Питер-Москва предполагалось минимум четыре станции — Новгород, Вышний Волочек, Тверь и Клин — с дальнейшим их увеличением. И это еще железная дорога между двумя столицами строиться не начала, там телеграф придется устанавливать на каждой станции, просто для нормальной работы всей системы. С грамотными же людьми в России была все еще настоящая беда. Если на работу чиновничьего аппарата их кое-как хватало, то на низовом уровне практически отсутствующий уровень образования потихоньку становился настоящей проблемой. Пришлось даже открыть курсы телеграфистов, вот только для нормальной подготовки нужно было время, а станции телеграфа уже работали, хоть и в тестовом режиме. Поэтому любое упрощение было бы более чем уместно.

— Заканчиваем, Николай Павлович. Конструкция готова, испытываем на прочность, ищем возможные недоработки, — Петров кивнул и еще раз оглядевшись, извинился. — Прошу прощения, сесть не предлагаю, выпить тоже, сами видите.

Кабинет и правда выглядел полуразгромленным. Вернее, будет сказать — еще крайне далеким от конца ремонта. Стены светили голой штукатуркой, на полу горой лежали какие-то тюки, даже дверь еще зияла пустым проемом.

— Да ничего, Василий Владимирович, я все понимаю. Один ремонт как два пожара!

— Именно так, именно так, — оживился было ученый, которому фраза явно понравилась. — Впрочем, мы тут комнату отдыха подготовили, там наши молодые светила любят проводить время. Так что, если вы не против, могу вас туда позвать.

В голосе ученого проскользнули заметные нотки обиды, достаточно сложно было объяснить ему, прошедшему немалый путь от экспериментов «на коленке» до признания и собственного института, почему каких-то иностранных «щеглов» мы приглашаем без достаточных на то оснований.

Ну как можно объяснить послезанание и то что Фарадей и Ом в физике — охренеть какие величины. С другой стороны, далеко не факт теперь, что те открытия, которые совершили эти двое в этот раз будут сделаны теми же людьми. История-то уже совсем по другому руслу идет, и кто знает, что еще может измениться. С другой стороны, такими талантами при любых раскладах было грешно разбрасываться.

— А пойдемте, Василий Владимирович, — я пожал плечами. — Действительно, что может помешать двум благородным донам выпить чашечку чая. Даже если это не чай, а коньяк.

Петров немного удивленно покосился на меня, но смолчал. Уже привык к моим странным порой высказываниям.

Комната отдыха — такая себе кают-компания — место где собирался будущий преподавательский состав пока еще не функционирующего института. Поскольку, не смотря на идущий ремонт и отсутствие студентов заведение уже формально работало — во всяком случае научная деятельность не прекращалась ни на день — немалая часть работников института каждый день ходили сюда на работу.

— Господа! — В небольшом, обставленном довольно уютно, помещении сидело трое мужчин и негромко о чем-то общались, перемежая слова веселым смехом. О чем они говорили я не понял, только услышал конец фразы «и он смеялся целых пол часа не мог остановиться». Причем разговор шел на немецком, который, видимо, был общим для собравшихся. — Его императорское высочество.

Троица, услышав слова ректора подскочила на ноги и обернулась в нашу сторону. Тут была пара наших иностранных «молодых дарований» и русский немец Павел Шиллинг. Каждый из них в меру своих возможностей изобразил положенный по такому случаю поклон.

— Добрый день, — я тоже в ответ кивнул. — Как вы тут, обживаетесь?

— Да, Ваше высочество, — первым ответил Ом. — Мы очень благодарны вам за полученную возможность. Признаться, когда я получил предложение поработать в самой продвинутой электротехнической лаборатории в мире, то был настроен крайне скептически. Россия в Европе совершенно не известна в качестве двигателя научного прогресса. Однако все оказалось именно так. Исследования господина Петрова ушли вперед на годы по сравнению с тем, что изучают и преподают в Баварии.

Пока шел дежурный обмен комплиментами, ректор успел выловить пробегающего мимо служку и отправить его за самоваром. Тот через несколько минут принес пузатого, и еще минут через пятнадцать мы уже могли наслаждаться ароматным напитком. С шоколадом моей фабрики, что особенно приятно.