Владка все ему припомнила, и китаец все выкладывал и выкладывал ей на ладошку монетки.

— Сколько стоят у вас услуги проститутки? — спросил попаданец.

— Десять копеек, — ответил китаец.

— Клади еще десять монеток, — сказал Влад, кивнув на руку.

— За что? У нас с тобой ничего не было, — возмутился коротышка.

— За то, что ты своими грязными лапами меня мацал.

— Девки за потрогать две копейки берут.

— Тебе все дни посчитать? — Владка улыбнулась нехорошо своими пеньками.

Китаец зло кинул ей десять копеек на ладошку. Получилось весьма недурно.

— И бабам вечером все правильно, чтобы выдал, а то приду и утоплю прямо в корыте. Понял? — Владка тряхнула китайца.

— Я тебя встречу в каком-нибудь темном углу и убью, — зашипел китаеза.

— Со своими огрызками что ли?

— Тебе повезло, что моих братьев на месте нет, а то бы мы тебе задали, — потряс узкоглазый кулаком.

Влад подобрал палку с земли, покрутил в руках, осмотрел ее внимательно. Китаеза шарахнулся от нее в сторону, решил, что она его сейчас бить еще палкой будет.

— Хорошая вещь, возьму, пожалуй, себе.

Он сдернул с веревки китайские штаны и рубашку, свою юбку, носовой платок, в который завернул заработанные деньги.

— Адьюс, китаеза, пока девочки, — махнула Владка и потопала со двора на улицу, — Не поминайте лихом. Владка начинает новую жизнь.

Влад в переулке стащил с себя мокрую вышиванку и натянул на себя чужую китайскую одежду. Пощупал рубашку и штаны, ткань была приятной на ощупь, и тело от нее не чесалось, как от грубой одежды. Вещи свои он не стал выкидывать, уже понял, что в этом мире туго с ними. Решил, что дома разберется, что с ними делать.

Вышел из проулка и потопал по улице. Народ на него оглядывался, а некоторые шарахались и переходили на другую сторону. Влад рассматривал дома и улицы, разглядывал людей. В основном стояли обыкновенные двухэтажные дома, встречались и трехэтажные особняки. Все здания стояли плотно друг к другу, иногда их разделяли проулки. Он силился понять, где и в каком времени он находится.

Улица напоминала ему английский город 18–19 века, да и люди были одеты в одежду той же эпохи. Хотя, встречались и такие индивидуумы, которые шныряли туда-сюда в странных балахонах. Странно все это, — подумал он. Его чуть не сбил мужчина в авиаторском шлеме, кожаной куртке и галифе. Он быстро проскочил мимо и завернул за угол дома.

Откуда-то сбоку потянуло ароматом хлеба, голова закружилась от голода. Влад, как под гипнозом забрел в пекарню. На прилавке стояли ровным кирпичиком буханки хлеба: белого, серого, черного, лежали булки и батоны, красовались сахарные и маковые плюшки. Он громко сглотнул слюну.

— Сколько? — спросил он у розовощекой толстушки продавщицы.

Она внимательно окинула его взглядом, и стала перечислять, показывая толстым пальцем на изделия из теста.

— Три копейки, две, одна, полушка, четвертушка, — сказала она.

Три копейки стоила большая маковая плюшка посыпанная сахаром. Влад не отрывал от нее взгляда, но прекрасно понимал, что теперь он безработный, и если тратить на такие вкусности деньги, то к вечеру ничего не останется. Как-то на ум резко пришли Владкины дети. Они для него были никто, а вот для той самой женщины, чье тело он занял, они были родными. Да и вообще как-то было неправильно все это, дети не должны работать, они не должны голодать, не должны прятаться от пьяного папаши и бояться его.

Влад покопался в импровизированном кошельке из носового платка, вытащил четвертушку копейки и протянул ее продавщице.

— Вот этот, — ткнул он в серый кирпич.

— За этот полушку, или половинку отрежу, — сказала она.

— Половинку, — кивнул он.

Женщина ловко махнула ножом и разрубила кирпичик пополам. Потом посмотрела на Владку, и нарезала половинку на несколько кусков. Он сгреб весь хлеб и пристроился рядом с пекарней. Ел он жадно, давясь, роняя редкие крошки. Продавщица вышла из пекарни и сунула ему в руки железную кружку с каким-то горячим напитком. Влад отхлебнул, немного обжегся, не понял сначала вкуса. Это было похоже на кофе, но точно не он. Вдруг он понял — желудевый кофе.

Смог съесть два куска, больше не лезло. Выпил весь напиток, гущу на дне вылил на дорогу и вернулся назад в пекарню, чтобы отдать кружку.

— Спасибо, — протянул продавщице кружку.

— На здоровье. Давай остатки хлеба заверну в бумагу, а то потеряешь. Дети есть?

— Есть.

— Им отнесешь, — она кинула на прилавок небольшой мешочек с сухарями.

— Спасибо, — слегка поклонился Влад.

Женщина завернула хлеб и сунула в мешок к сухарям.

— Может помочь чем? — спросил он у нее.

— Нет, сама справляюсь, — помотала головой продавщица.

В пекарню ввалился здоровенный бугай и стал хватать руками свежий хлеб, так что он сминался и лопался.

— Что ты делаешь, ирод? — пыталась отпихнуть его продавщица.

— Деньги давай, а то весь товар перепорчу, — мерзко засмеялся он.

— Не наторговала еще, — возмутилась она, — Видишь, народа пока нет.

— Давай, что есть, или просто давай, — заливался он, ощерив гнилые зубы.

Женщина с какой-то тоской и безысходностью кинула взгляд на Владку.

— О, бабенка какая у тебя странная стоит. Блаженная или нищенка? — переключился бугай на Владку.

— Не тронь ее, — вступилась продавщица.

— Да я чуть-чуть, легонько, — похабно облизнулся бугай и потянул руки к Владке.

— Не для такого крокодила, мама ягодку растила, — сказал Влад, и уронил бугая на пол пекарни.

Легко подцепил его за шкирку и выволок за дверь магазинчика.

— А теперь, послушай меня сюда, уродец, еще раз обидишь эту женщину, я тебе все ребра пересчитаю, а лишние удалю. Ты меня понял? — Влад вытащил из-за пояса китайскую палку.

— Сумасшедшая, — попятился мужик спиной к дороге.

Он вскочил на ноги и отбежал на безопасное расстояние. Затем повернулся и погрозил Владке кулаком.

— Убью, дуру, если встречу, — заорал он, поднял камень с земли и кинул в сторону Влада.

— Зря, ты так с ним, — вздохнула продавщица, которая вышла следом за ними на улицу, — Они же мне всю пекарню разнесут.

— Муж не защитит? — спросил Влад.

— Я вдова. Есть работник, вот только он после вчерашнего отсыпается, да и с него защитник никакой.

Она вздохнула, махнула рукой и скрылась в недрах пекарни. Владка зашла вслед за ней.

— Хочешь, посижу, покараулю, — предложила она.

— Иди уже, ты одна не справишься, — она обреченно махнула рукой.

— Давай попробую, — предложил Влад.

— Вечером приходи, поможешь мне пекарню закрыть, а там и посмотрим. Тебя, как зовут то чудо-женщина?

— Влад, — он откашлялся, — Владка.

— А меня Анфиса. Владка, их трое или четверо будет. Побьют нас с тобой, а может, еще чего хуже сделают, — покачала она головой.

— Уже было такое? — спросил он, сжимая кулаки.

— Было, — кивнула она, — Мне тогда грудь порезали.

Она стащила чуть вниз рубашку. На груди красовался жуткий шрам.

— В следующий раз обещали раскаленную кочергу в одно место засунуть, — она закусила губу, и по щекам потекли слезы.

— Я им сам кочергу засуну в одно место, — процедил он, — Мешки приготовь, и хлеб к вечеру убери. Со зверями будем поступать по-зверски.

— Заявятся в часов восемь, когда народ уже разбежится по своим норам, — сказала Анфиса, — Если не боишься, то приходи.

— Приду, — кивнула Владка и вышла из пекарни.

Он шел по улице и раздумывал, как ему быть. Здесь точно действовала банда, и пекаршу они явно в покое не оставят. С бандой ему одному не справится, несмотря на все свои навыки и умения. А может свою банду организовать? Вот только из кого? Бабье в этом времени мужиков боятся, как огня, а мужики в его банду не пойдут. Почему-то вспомнились бандиты из мультфильма «Бременские музыканты».

— Говорят мы бяки-буки, — напел он себе под нос, — Как выносит нас земля, дайте же нам карты в руки, погадать на короля.