Рис. битвы при аль-Кадисии из рукописи персидского эпоса «Шах-наме» («Книги царей»). Ок. 1485–1495

Арабам противостоял последний сасанидский шахиншах Йездигерд III, внук Хосрова Парвиза. Разоренное войнами государство дополнительно ослабляли внутренние распри, а Йездигерд был слабым правителем и не мог изменить положение дел в лучшую сторону. Собственно, он только сел на престол, но сам не правил. Реальная власть находилась в руках испехбеда Хоросана[105] Рустама («Хурмузда сын, воитель славный, был полководцем шахской рати главной»).

Решающее сражение между арабами и сасанидским войском под командованием Рустама произошло в декабре 636 года у южномесопотамского города Кадисия (до нашего времени не сохранился). Предводителем арабов был опытный полководец Саад ибн Абу Ваккас, один из десяти наиболее уважаемых сподвижников Пророка Мухаммеда.

Соотношение сил складывалось в пользу иранцев, у которых было 40 000 воинов и около 30 боевых слонов. Численность арабов, по различным оценкам, варьируется между 20 000 и 30 000. Историки пишут о том, что обе армии простояли друг перед другом не то 2, не то 4 месяца, но вряд ли «противостояние» было столь длительным (одно снабжение провизией чего стоило). Да и чего так долго ждать? Любые переговоры можно было закончить в две недели.

Если версия с длительной «прелюдией» вызывает сомнения, то продолжительность сражения известна достоверно – 4 дня. Иранцы устрашали арабов слонами, а арабы иранцев – верблюдами. К обеим сторонам подошло подкрепление, но в течение 3 дней ни арабам, ни иранцам не удавалось добиться значимого успеха. Исход сражения решил сильный западный ветер, который буквально засыпал сасанидских воинов песком и пылью. Арабы воспользовались моментом и ударили в центр иранцев. Рустам погиб в бою, а еще арабы захватили «Деравш Кавани» – штандарт династии Сасанидов, сшитый из леопардовых шкур и богато украшенный драгоценными камнями.

К вечеру 4 дня иранцы отступили. Близ Вавилона разрозненные уцелевшие отряды собрались вместе и были снова разгромлены арабами, которые начали захватывать сасанидские земли, одновременно успешно воюя и против Византии.

Весной 642 года Йездигерд III предпринял последнюю попытку спасения своего гибнущего государства, стянув в Нехавенде[106] все силы, которые только смог собрать. Арабские историки писали о 60 000, 100 000 и даже 150 000 воинов, но вдумчивый анализ показывает, что шахиншах не мог собрать более 30 000. Но важно не количество, а то, что после трехдневного сражения арабы взяли Нехавенд, после чего захват оставшейся части державы Сасанидов был делом времени. В 650 году арабское завоевание Ирана завершилось взятием ожесточенно сопротивлявшегося Истахра. Согласно широко распространенной (но вряд ли достоверной!) легенде, предводитель арабов Абдаллах ибн Амир был настолько разгневан понесенными потерями, что поклялся убивать персов до тех пор, пока кровь не потечет из-под ворот Истахара. Когда арабы устали убивать, они пошли на хитрость: начали поливать улицы города водой, которая смешалась с кровью и наконец-то потекла из-под ворот. Собственно, для истребления сопротивляющихся арабам не нужны были ни клятвы, ни особые поводы. Подход повсюду был единым – покорившимся без сопротивления не причиняли зла, только облагали данью, а сопротивляющихся истребляли. Принявшие ислам считались равными арабам (разумеется, определенная дискриминация имела место), а иноверцы ежегодно выплачивали джизью, выкуп за сохранение жизни или в более мягкой формулировке – плату за защиту. Джизьей облагались достигшие зрелости мужчины, размер ее зависел от имущества плательщика и варьировался от 12 до 48 дирхамов (чтобы было понятнее – от 47 до 188 граммов серебра). Арабские слова «харадж» и «джизья» происходят от иранских слов «хараг» (поземельный налог) и «гезит» (подушная подать). Налоговую систему, как и многое другое, арабы заимствовали у иранцев.

Склоняясь к принятию ислама, большинство иранцев выбирали шиизм[107], признающий законными правителями имама Али и его потомков, а не правящих Ираном халифов. К шиизму иранцев привели оппозиционные настроения. В целом, при арабах народу жилось лучше, чем при Хосрове II, который для пополнения казны отбирал последнее из наипоследнейшего, но дело было не столько в обстоятельствах, сколько в том, что арабы были чужаками, а иранцы привыкли считать себя хозяевами на своей земле. Недаром же говорится, что «наказание отца и наказание судьи – два разных наказания». При всех своих многочисленных недостатках, Хосров II был законным иранским правителем и, как мы можем судить по преданиям и поэмам, память о нем в народе осталась добрая. Арабы же при всех своих достоинствах оставались чужаками даже для тех, кто обращался в их веру. Сложные отношения между Ираном и арабским миром, существующие в наше время, не следует сводить к одним лишь противоречиям между шиизмом и суннизмом, в первую очередь это противостояние иранцев арабам, уходящее своими корнями в VII век.

Что же касается Йездигерда, то он был убит под Мервом[108], в который его не пустили. Свита разбежалась, шахиншах остался один и попросил какого-то мельника спрятать его на мельнице. Тот согласился, но ночью зарезал спящего гостя, раздел-обобрал и бросил голое тело в арык. По другой версии, укрывшегося на мельнице шаха убили его же воины, перешедшие на сторону арабов. Но так или иначе, жизнь Йездигерда оборвалась под Мервом, где митрополит Илия[109] построил ему небольшой мавзолей, не столько из уважения к поверженному властителю державы, сколько в память о его бабке-христианке Ширин.

Сын Йездигерда III Пероз, унаследовавший от отца только титул шахиншаха, но не престол, бежал в Китай, где сам он и его сын Нэрсе признавались в качестве законных властителей Ирана, но танский император Гао-цзун[110] не стал начинать войну в защиту их прав, его интересы не простирались столь далеко.

С 661 по 750 год арабский халифат назывался Омейядским халифатом по правящей династии или Дамасским халифатом по месторасположению столицы. Омейядский халифат продолжил завоевательную политику Праведного халифата. Халифат делился на провинции, которыми управлял назначаемый халифом наместник, державший в своих руках военную, гражданскую и религиозную власть. При Омейядах родилась известная поговорка: «Я – здесь, халиф – в Дамаске», которую употребляют, когда хотят подчеркнуть силу своей власти. Халиф тоже сочетал в своем лице светскую и духовную власть. Он был главой халифата и заместителем Пророка Мухаммеда. Такое положение способствовало укреплению центральной власти, которая не может быть слабой в государстве, ведущем активную завоевательную политику.

Большая часть земель халифата считались собственностью халифа, который раздавал земли родственникам и приближенным. Вода тоже принадлежала халифу, а без орошения в Передней Азии мало где можно обойтись. Владение землей и водой было основой власти халифов. Параллельно существовала и частная собственность на землю, называемая мульк.

Земля облагалась хараджем. Размеры этого налога зависели от ряда причин и время от времени менялись, но в среднем харадж составлял от ¹/⁵ до ¹/⁴ урожая (к месту можно вспомнить, что Хосров II в конце своего правления забирал половину). На первых порах харадж, как и джизья, взимались только с иноверцев, а мусульмане платили ушр – десятину, но со временем харадж начал взиматься и с земель, купленных мусульманами, и с тех, чьи владельцы приняли ислам. Одновременно с этим новообращенных мусульман перестали освобождать от уплаты джизьи. Такие меры были вынужденными, поскольку массовое принятие ислама покоренными народами сильно уменьшило поступления в казну, но в конечном итоге они вызвали недовольство, приведшее в 750 году к переходу власти в руки династии Аббасидов, потомков Аббаса ибн Абд аль-Мутталиба, дяди Пророка Мухаммеда[111]. Налоги взимались в смешанной форме – деньгами и натурой. Арабы пока еще не достигли того уровня, для которого предпочтительны денежные выплаты податей, и часто предпочитали натуральные продукты (продовольствие, шерсть, ткани, скот, рабы и др.) деньгам. Одной из отрицательных черт арабского владычества стало ношение крестьянами-налогоплательщиками свинцовых бирок с указанием места проживания. Эти бирки, называемые печатями, помогали контролировать уплату налогов. Печати снимались после полного расчета с казной, а при наступлении нового срока платежей навешивались вновь. Иранцы всегда отличались высокой щепетильностью и чувством собственного достоинства. Печати, низводящие человека до положения заклейменной скотины, воспринимались как оскорбление, но уклонение от их ношения было чревато нежелательными последствиями – наказанием или же обращением в рабство, которое у арабов сохранялось вплоть до второй половины ХХ века[112].