В 1957 г. Верховному Суду представилась иная возможность подтвердить (правда, obiter dictum) тезис о моральной неупречности обвиняемого в незнании им права как основания к его оправданию.[671] Согласно лос-анджелескому муниципальному кодексу, любое осуждённое за совершение фелонии лицо, прибывающее или находящееся в Лос-Анджелесе и остающееся в нём на срок более пяти дней, обязано зарегистрироваться в полиции. Апеллянт по делу подпала под действие данной нормы и была осуждена за отсутствие регистрации, не имея при этом «реального знания о требовании» зарегистрироваться.[672] Рассматривая дело, Верховный Суд счёл, что конституционная оговорка о надлежащей правовой процедуре ограничивает в определённой мере действие максимы ignorantia juris, требуя осведомлённости о правовом запрете перед применением уголовно-правовых санкций за его нарушение, выразившееся в бездействии.[673] Как следствие, невиновное незнание об обязанности зарегистрироваться, по мнению суда, исключает возможность обвинительного приговора, поскольку «перед осуждением необходимо установить реальное знание об обязанности зарегистрироваться или доказать возможность такого знания и последующее пренебрежение подчиниться».[674] И хотя это решение подверглось серьёзной критике,[675] в нём, как представляется, можно увидеть дальнейшее утверждение тезиса о том, что морально невиновные лица не могут наказываться за нарушение закона, который им неизвестен. Схожее представление о моральной неупречности легло в основу целого ряда решений судов различных штатов в области собственно юридической ошибки, хотя они и носят скорее характер исключительных изъятий, чем установившегося правила. К примеру, относительно совета юриста в судебной практике первой половины XX в. проявились совершенно разные, диаметрально противоположные подходы.[676] Так, наряду с признанием нерелевантной юридической ошибкой оказавшегося неверным разъяснения о законности действий, исходящего от официального чиновника, ответственного за правоприменение,[677] в иной ситуации такая уверенность лица в правомерности поступка, основанная на совете, данном аналогичным по своему характеру источником и даже скорее частным по статусу поверенным, допускается в качестве извинительной юридической ошибки.[678] В противоположность этим случаям собственная вера в правомерность действий вопреки запрещающему их закону, основанная либо на его личном истолковании, либо на религиозной вере, в рассматриваемое время всегда единообразно расценивается как нерелевантная юридическая ошибка, поскольку вряд ли позволяет говорить о моральной неупречности деяния.[679] Пожалуй, наиболее определённо в первой половине XX в. сформировывается позиция, по которой должна считаться релевантной юридическая ошибка, вызванная изменениями в судебной практике.[680] Согласно ей, действия, которые на момент их совершения не считались преступными либо в силу ранее вынесенного решения о неконституционности наказывающего их закона, либо в силу определённого истолкования последнего, не могут рассматриваться как уголовно-наказуемые, даже если впоследствии такое ранее вынесенное судебное решение оказывается пересмотренным так, что соответствующее поведение уже попадает в орбиту уголовного права.[681] Исходным обоснованием к этой практике мог бы также послужить тезис о моральной неупречности поступка в момент его совершения. Подводя итог изложенному, допустимо сказать, что максима ignorant ia juris в первой половине XX в. подверглась ряду ограничений-изъятий. В их свете, как представляется, отображается не только истинное её обоснование, но и надлежащая, должная сфера применения. Сформулировать такое обоснование можно, прибегнув к социально-этической концептуальной характеристике mens rea, по-иному звучащей в аспекте юридической ошибки по сравнению с предшествующей эпохой. В её контексте базис максимы ignorantia juris видится следующим. По общему правилу, преступление есть априорно морально упречное деяние, так что знанием или незнанием уголовного закона ничто не добавляется к этой оценке. Однако в ряде исключительных случаев преступным по воле законодателя становится поведение, которое изначально морально порицаемым не является, и вся моральная упречность настроя ума деятеля создаётся здесь лишь вследствие сознательного нарушения известного ему реально существующего в момент действия правового запрета. Применение максимы ignorantia juris во всей её абсолютности к таким преступлениям означало бы время от времени наказание морально неупречных индивидов, приложивших надлежащие усилия к уяснению содержания правовых предписаний. Как следствие, её действие в этих случаях ограничивается (или даже элиминируется) либо требованием установить знание лицом правового запрета перед применением к нему уголовно-правовых санкций, либо констатацией обоснованности и вытекающей из неё моральной непорицаемости заблуждения относительно значения права. Что же касается презумпции всеобщего знания уголовного законодательства, то с изменением концептуальных основ и направленности уголовного права она как формально-юридическое обоснование максимы ignorantia juris не может быть сочтена универсально применимой и должна быть ограничена в сфере своего действия лишь преступлениями, являющимися в их основе априорно морально упречными деяниями. В приведённом обосновании как нельзя рельефнее отражается исходная весомость моральной упречности как социально-этической сущности mens rea для всего уголовного права: будучи «оттеснена» в общей теории mens rea на второй план ставшими доминирующими понятийными конструкциями субъективной составляющей преступления, она, тем не менее, сохранила основополагающее значение для решения в случае совершения очевидно намеренного со строго психологических позиций поступка вопроса о наличии mens rea в преломлении проблемы юридической ошибки. При этом следует подчеркнуть, что изложенное теоретическое обоснование максимы ignorantia juris навряд ли допустимо рассматривать как отразившееся в последовательном ограничении сферы её применения лишь изначально морально упречными деяниями. Скорее, для учения о юридической ошибке в конце XIX – первой половине XX вв. характерны осторожные, время от времени предпринимавшиеся и несистематические попытки выработать новый подход в изменившейся уголовно-правовой материи. Доктринальную рационализацию, данную этим шагам, следует считать скорее предвосхищением являющейся делом будущего дальнейшей разработки учения о юридической ошибке в М.Р.С. и являющегося делом ещё более отдалённого будущего практического сдвига от общего тезиса о нерелевантности error juris к более выверенному, согласованному с теорией mens rea подходу. 2. Тяжкое убийство по правилу о фелонии Разработка теории mens rea в конце XIX – начале XX вв. привела к значимым изменениям в тяжком убийстве по правилу о фелонии, ставшим определяющими факторами в дальнейшем его развитии и в М.Р.С., и в современном американском уголовном праве. С целью охарактеризовать происшедшие сдвиги обратимся к теоретическому обоснованию данного института в том виде, в каком оно было предложено уголовно-правовой доктриной в рассматриваемое время. вернуться См.: Lambert v. California, 355 U.S. 225 (1957), откоммент. в: Mueller G.O.W. Op. cit. P. 90. вернуться Lambert v. California, 355 U.S. 225, 227 (1957). вернуться Cp.: «Осведомлённость требуется в мириадах ситуаций, где можно претерпеть наказание или конфискацию за простое пренебрежение действием», Ibid, at р. 228. вернуться Ibid, at р. 229. Таким образом, в основу решения было положено два довода: во-первых, требование известности правового запрета и, во-вторых, недопустимость в случае с бездействием строгой ответственности. вернуться Так, судьи, оставшиеся при особом мнении в вынесении данного решения, сочли, что оно, слишком схематично обращаясь с проблемой ответственности за бездействие, тем самым ставит под сомнение громадный массив аналогичного законодательства, и выразили в итоге свою надежду на то, что решение «окажется единичным отклонением от весомой линии прецедентов – брошенным командой судном на водах права», Ibid, at р. 232 (Frankfurter, J., diss. op.). Дальнейшее подтвердило правоту такой точки зрения в частности, хотя и не в целом: несмотря на то, что тезисы решения по делу Ламберта ныне пришли в забвение (так, см., напр.: Texaco, Inc. v. Short, 454 U.S. 516, 537–538 n. 33 (1982) (время показало правоту судьи Ф. Франкфуртера в его «красочном предсказании»)), сам по себе принцип недопустимости наказания морально невиновных лиц за нарушение неизвестного им правового запрета не только сохранился, но и укрепился на практике. вернуться В историческом аспекте см. подр.: Parry J.T. Culpability, Mistake, and Official Interpretations of Law // American Journal of Criminal Law. Austin (Tex.), 1997. Vol. 25, № 1. P. 5–13. вернуться См., напр.: Needham v. State, 55 Okla. Crim. 430, 434 (1934) («обвиняемый не может доказывать в качестве основания защиты, что он действовал по совету адвоката (в данном случае атторнея округа. – Г.Е.) при совершении вменяемого ему деяния, поскольку если бы таков был закон, это поместило бы совет адвоката выше самого закона»); Hopkins v. State, 193 Md. 489, 498–499 (1950) («совет, данный публичным должностным лицом, даже атторнеем штата, согласно которому предполагаемое деяние не явится преступным, не извинит правонарушителя, если, как вопрос права, совершённое деяние всё-таки образует нарушение закона», поскольку «если бы обвиняемый мог освободиться от наказания за преступление в силу совета адвоката, таковой совет стал бы выше закона»; «другими словами, лицо, которое совершает деяние, которое закон объявляет преступным, не может быть освобождено от наказания в силу той теории, что оно неправильно истолковало или неправильно применило закон»), А fortiori, нерелевантность юридической ошибки в ситуации с советом, исходящим от официального лица, не ответственного за правоприменение, либо частного поверенного, также признаётся судами в рассматриваемое время (см., напр.: Jones v. State, 32 Тех. Cr. App. 533, 534 (1894) (незнание об уголовной наказуемости открытия салуна в день выборов, хотя бы и после окончания голосования, не является релевантной юридической ошибкой, даже если совет о законности именно таких действий был дан мэром); State v. Downs, 116 N.C. (5 Gray) 1064, 1066 (1895) («если незнание адвоката извиняло бы нарушения уголовного закона, то более невежественный адвокат смог бы во многих случаях стать более высокооплачиваемым и востребуемым, чем того заслуживал бы его совет»); Hunter v. State, 158 Tenn. (5 Smith Tenn.) 63, 6970 (1928) («совет адвоката не образует для лица извинения за нарушение закона, и на него нельзя полагаться как на основание защиты от уголовного обвинения», поскольку это «породило бы бедственные результаты, открыв лазейку для бегства от обвинения для склонных к преступлениям через дверь, удерживаемую приоткрытой необразованными, пристрастными или подкупаемыми адвокатами»)). вернуться См., напр.: State v. Pearson, 97 N.C. (6 Davidson) 434 (1887) (местные власти, разрешившие помилованному осуждённому проголосовать, как он, добросовестно полагаясь на их совет, и сделал, не могут впоследствии преследовать его за незаконное голосование); People v. Ferguson, 134 Cal. App. 41, 52–53 (1933) (совет о законности действий по выпуску ценных бумаг без разрешения, данный лицензирующим органом, компетентным давать соответствующее разрешение, является релевантной юридической ошибкой в силу усложнённости текста закона, бремя истолкования которого практически полностью лежит на указанном органе); People v. Settles, 29 Cal. App. 2d Supp. 781, 785 (1938) (может быть релевантной лишь такая юридическая ошибка, которая сводится к истолкованию права, данному лицом, «прямо обязанным применять закон»). Что касается предпоследнего дела, то ранее ошибка в аналогичной ситуации в другом штате была сочтена нерелевантной (см.: State v. Foster, 22 R.l. (3 Stiness) 163 (1900)). вернуться См., напр.: Hunter v. State, 158 Tenn. (5 Smith Tenn.) 63 (1928) (собственная вера в неконституционность закона не является релевантной юридической ошибкой). вернуться Данное ограничение максимы ignorantia juris прослеживается к концу XVIII в., когда в одном из английских прецедентов было сформулировано, что «было бы жестоко по отношению не только к обвиняемому, но также и к тем, кто очутится в схожей с ним ситуации, если бы мы сейчас должны были наказать его за совершение деяния, о котором настоящий суд публично объявил множество лет тому назад, что оно может учиняться безнаказанно, и которое множество лиц учиняли еженедельно все эти годы», Rex V. Younger, 5 T.R. 449, 450, 101 Eng. Rep. 253, 254 (K.B. 1793) (per Lord Kenyon, C.J.). вернуться См., напр.: State v. O’Neil, 147 Iowa 513 (1910) (юридическая ошибка является релевантной, если действующий основывался на судебном решении, которым конкретный закон признан неконституционным, хотя бы это решение и было впоследствии пересмотрено с восстановлением конституционности закона). Определённые сомнения в практике рассматриваемого времени вызывают лишь случаи, когда обвиняемый руководствуется в своём поведении решениями судов промежуточных уровней судебной системы: здесь встречаются прецеденты как pro (см., напр.: State ex rel. Williams v. Whitman, 116 Fla. 196 (1934) (является релевантной юридическая ошибка, заключающаяся в базировании поведения на решении нижестоящего суда, которое впоследствии отменено вышестоящим судом)), так и contra релевантности юридической ошибки (см., напр.: State v. Striggles, 202 Iowa 1318 (1926) (ссылка на постановление муниципального суда, согласно которому установленное обвиняемым в магазине устройство не является игровым автоматом, постановка коих в общественных местах уголовно наказуема, не является релевантной error juris, поскольку обоснованно обвиняемый мог полагаться лишь на решение Верховного Суда штата)). |
