– Больше двадцати лет прошло. Пусть потомки знают о нашей родословной, Констанца… – она перегнулась через плечо дочери. Листы пергамента покрывала странная вязь, поля украсили искусными рисунками. Марта взглянула на миниатюру, с обнаженной, плавающей в пузыре воды, женщиной:

– У Констанцы отличная рука, хоть она и не училась у живописцев. Не в наше время, как говорится. Женщин, занимающихся искусством, можно найти только в монастырях… – скрыв вздох, герцогиня улыбнулась:

– За свой труд не бойся, я его спрячу в подвалах так, что никто рукопись не найдет… – на тонких губах дочери заиграла улыбка:

– Я, может быть, хочу, чтобы нашли… – Марта ласково потрепала пышные волосы, цвета палой листвы:

– Найдут, но не сейчас, а позже. В любом случае, твой младший брат точно ее не отыщет… – Констанца фыркнула:

– Если и отыщет, то ничего не поймет. Шифр знаю только я, я сама его создала… – потянувшись за резной шкатулкой, герцогиня уложила туда манускрипт:

– В любом случае, следующей осенью Маленький Джон уезжает в Оксфорд. С тобой в Италии, мы с отцом останемся совсем одни… – Констанца подхватила шкатулку:

– Лучше сказать, одна. Папа, как обычно, будет пропадать в разъездах… – в комнате пахло ладаном и кедровыми дровами, от полыхающего камина. Констанца подошла к окну, в мелком переплете:

– Дорогу замело, – сообщила девушка, – слуги вряд ли справятся с сугробами… – особняк Экзетеров стоял на краю деревни, вернее, рыночного городка, Банбери. Вдалеке виднелись покрытые инеем черепичные крыши домов. Дымки печных труб уходили в закатное небо. Марта перевернула песочные часы на столе:

– Хоть бы они не тащились по темноте. Пусть переночуют на постоялом дворе, наберутся вшей, но не рискуют нарваться на лихих людей…

Новый король, Генрих, занял престол совсем недавно, после гибели на охоте короля Вильгельма Руфуса:

– Джон был рядом, в его свите, – Марта поежилась, – подумать только, король Вильгельм прошел войны, а погиб от случайной стрелы охранника. Но Вильгельм не допустил бы нынешних междоусобиц… – война во Франции обещала стать бесконечной. Уставшие от поборов фермеры, бывшие солдаты, вернувшиеся из крестового похода, сколачивали безжалостные банды, засевшие в лесах. Марта редко выбиралась в Лондон, но знала, что улицы столицы усеивали шесты с головами казненных:

– Король Генрих не справляется со страной, – вспомнила она слова мужа, – после Вильгельма ему трудно царствовать… – прошлый год герцог провел в Шотландии, на переговорах при тамошнем дворе. Король Генрих сватался к дочери покойного шотландского монарха, Малколма:

– Они поженились, – усмехнулась Марта, – Джон получил больше земель, но на возведение замка денег у нас все равно не хватит…

Герцогская семья жила в старинном особняке, о котором Марте рассказывала бабушка Маргарита:

– Констанца спит в ее бывшей комнате, – поняла Марта, – отсюда бабушка уехала в Кентербери, послушницей, сюда вернулась, пожилой женщиной… – бабушка успела свозить ее в гости к дяде Джону, как Марта называла двоюродного деда. Она хорошо помнила легкого, седоволосого старика, каким он казался Марте:

– Но ему тогда и шестидесяти не исполнилось, как и бабушке, – хмыкнула герцогиня, – было другое время. Прошлым годом Джон отметил полвека, но попробуй назвать его стариком… – ей казалось забавным, что муж, в молодости считавший Вильгельма Завоевателя узурпатором, служит королевской семье:

– Ставь благо государства выше собственного блага, – однажды сказал ей Джон, – монархи приходят и уходят, а Британия неизменна. Все, что я делаю, на благо государства и нашего народа… – в шотландской поездке, как весело признался муж, он проводил время за переговорами с друзьями юношеских лет:

– То есть с бандитами, – хихикнула герцогиня, – они тогда шалили на английской территории. Устраивали пожары, угоняли скот, похищали владельцев имений… – муж пожимал плечами:

– В молодости все совершали ошибки, но что было, то прошло… – Марта присела на низкий подоконник:

– В молодости все совершали ошибки… – она полюбовалась изящным профилем девушки, – ладно, Констанца ничего не знает и не узнает. Филиппо будет молчать, можно не беспокоиться. Надо рассказать ей о медицинской школе, о Салерно. Хорошо, что она говорит на латыни, на итальянском языке… – Констанца собиралась заниматься с профессорами частным образом:

– Девочке всего семнадцать… – дочь прилипла носом к стеклу, – неизвестно, согласится ли Джон отпустить ее из дома, даже с охраной…. – Марта откашлялась:

– Надо поговорить насчет твоего путешествия, милая… – загремев башмаками, Констанца соскочила на стылый пол:

– Едут, – восторженно сказала девушка, – и папа и Маленький Джон. Наверное, они не с пустыми руками дома появятся… – красивые глаза девушки засверкали:

– Интересно, что они привезли. Надеюсь, что новые рукописи… – дочь умчалась в переднюю, оставив после себя аромат горького цитрона. Найдя в конце манускрипта чистые листы пергамента, Марта вернулась к столу. Взяв перо и серебряную чернильницу, невольно перекрестившись, она вывела: «Дорогой Филиппо!».

Перед полыхающим в тесной спальне камином слуги поставили лохань с обжигающей водой. Бархатные шторы вокруг кровати задернули. В постель положили раскаленные медные грелки. На ложе навалили подбитые русским мехом одеяла.

Во многих, даже очень богатых семьях, отцы мылись в одной лохани с сыновьями, матери делили ванны с девочками. Джон усмехался:

– Когда парень малыш, это еще ничего. Но я не собираюсь толкаться локтями, соперничая за место с подростком. В Оксфорде мы спали на одной кровати… – по словам герцога, единственный постоялый двор в городке трещал по швам:

– После Рождества дворяне ринулись привозить детей в университет… – он поскреб намыленную голову, – но еще и университета никакого нет, если быть честным. Только несколько профессоров читает лекции…

Стоя на коленях, Марта терла грубой мочалкой спину мужа:

– Лучше, чем заниматься с домашним наставником, как ты, – заметила она, – рано или поздно король Генрих выдаст им монарший патент на звание университета. Да и ехать больше некуда, если только в Италию, в Болонью… – она знала, что муж никогда не отпустит единственного сына и наследника на континент:

– Он и насчет Констанцы ворчал, но согласился в конце концов. Он напишет его святейшеству и герцогу Сицилийскому, Рожеру… – под рукой герцога Борсы находилось Салерно, – Констанца будет под присмотром… – кроме письма святому отцу Филиппо, главе медицинской школы, Марта посылала весточку жене герцога Рожера, Адели Фландрской. Она не сомневалась, что супруга владыки Сицилии и Апулии начнет осаждать Констанцу, предлагая ей подходящих женихов:

– Наша девочка не промах, – смешливо сказал муж, – она умеет за себя постоять. Ничего, пусть учится… – прозрачные, голубые глаза погрустнели, – в Оксфорде я даже упоминать о ней не стал. Тамошние профессора скорее взойдут на костер, чем прочтут лекцию женщине, пусть и частным образом… – к семнадцати годам дочь знала греческий, латынь, древнееврейский и пяток европейских языков. Домашний наставник Маленького Джона, просвещенный человек, монах из Кентербери, разводил руками:

– Ваши светлости, я больше ничего не могу сделать. Леди Констанца чертит карты и решает математические задачи. Была бы она мужчиной, она бы стала ученым… – Марта велела мужу:

– Поднимайся. Бани у нас нет, в снег не окунуться, но ледяной водой я тебя окачу… – Констанца давно показала родителям проект ванной комнаты, как выражалась девушка:

– Колодец во дворе, – умоляюще сказала девушка, – до реки рукой подать. Трубы, котел, греющийся костром и дренажная канализация. Я все сама выстрою, папа. Еще римляне такое делали, ничего нового… – герцог вздохнул:

– Нас не поймут, милая. Король Генрих моется в лохани, и то не каждую неделю… – девушка сморщила нос:

– Поэтому я не люблю бывать при дворе. Все мужчины, кроме тебя, папа, воняют. Они поливаются восточными эссенциями, чтобы скрыть запах, но не в коня корм… – после крестового похода страну завалили восточными коврами и шелками, ароматическими эссенциями, персидской бирюзой. Аристократы возвращались домой с сундуками золота. Многие привезли и берберских наложниц: