– Мадам Маргарита, можно мы с Мартой поиграем? Я снеговика слепил… – настоятельница вопросительно взглянула на внучку:

– Филипп, что ваш обоз встречал. Но, если ты не хочешь, если проголодалась, то мы выпьем меда с печеньем, до общей трапезы… – девочка путалась в рукавах тулупа. Водрузив на голову высокую, большую ей шапку, она по глаза замоталась шарфом:

– Я еще подумаю, – высокомерно сказала Марта, – играть с ним, или нет. Мальчишки только лупят снежками и катаются с горки. Ничего интересного… – вздернув нос, девочка вышла на галерею.

Сидя на сундуке, они разделили замерзшие, хрустящие соты. Болтая ногами в сапожках на меху, Марта оглядывалась:

– Здесь здорово много рукописей, – восторженно сказала она, – это все пера твоего папы… – Филиппо вытер сопливый нос рукавом теплого плаща:

– Ага. То есть не все манускрипты его… – он взял ближний том, – он переводит арабские медицинские трактаты, но и свои книги тоже пишет… – Марта открыла рот:

– Ого! У нас в Киеве все врачи из Европы, – добавила она, – но моя матушка была знахаркой, травницей… – о семье со стороны покойной матери Марта знала очень мало:

– Я родилась в Новгороде, – она показала Филиппо город на большой карте Европы в келье, – но моя матушка умерла, и папа увез меня в Киев, это на юге… – подросток чихнул:

– Это не настоящий юг. На Сицилии или в Салерно сейчас цветет миндаль, а скоро распустится мимоза. У нас можно купаться в море… – Марта вздохнула:

– Я моря никогда не видела, но батюшка рассказывал, как они плавали в Царьград. Он оттуда жену привез, тетю Ирину… – Марта спрашивала у мачехи о своей новгородской родне. Ирина поджимала губы:

– То дело твоего отца, не мое… – отец Марте тоже ничего не говорил. Девочка краем уха слышала болтовню дворни:

– Старший брат моей матушки, то есть мой дядя, богатый человек, староста купецкой гильдии… – девочка задумалась, – но слуги говорили, что он с батюшкой в большой ссоре… – Марта понимала, почему:

– Батюшка с матушкой не венчались, он был женат на тете Ирине. Я незаконнорожденная… – она вспомнила европейское слово: «Бастард».

По пути в Пикардию обоз остановился в Германии, в монастыре Руперстберг, на Рейне. Настоятельница, мать Хильдегарда, привечала Марту:

– Она меня научила писать, – смешливо подумала девочка, – то есть я умела, но мать Хильдегарда засадила меня за прописи… – за неделю, проведенную в обители, Марта перечитала почти всю тамошнюю библиотеку. Она слушала разговоры девушек, готовящихся принять обеты:

– Там жили незаконнорожденные, то есть бастарды. Таких девушек не берут замуж, поэтому они уходят в монастырь… – мать Хильдегарда сказала Марте, что ждет ее в обители:

– Она хвалила мои способности, – девочка задумалась, – она пишет книги, музыку… – Марта ни в какой монастырь не собиралась:

– Еще чего не хватало… – во дворе она ловко кидалась снежками в нарисованную углем грубую мишень, – я приеду в Салерно, в медицинскую школу. Я стану знаменитым врачом, как твой батюшка… – Филиппо признался ей, что тоже хочет податься в лекари:

– Папа говорит, что я упорный, – заметил подросток, – я выучил арабский язык, теперь учу древнееврейский. Евреи и арабы больше всех преуспевают в медицине… – Марта кивнула:

– В Киеве много евреев, они приезжают из Европы… – услышав о ее планах, Филиппо скептически заметил:

– Женщина не может быть врачом… – Марта возмутилась:

– Сказал кто? Моя матушка пользовала людей, а мать Хильдегарда в Руперстберге написала целый медицинский трактат… – она сморщила длинный нос:

– Это косность, – презрительно добавила девочка, – мне скучно щелкать семечки или сидеть за пяльцами… – Филиппо хмыкнул:

– Ты что, хорошо вышиваешь… – Марта прыснула:

– Тетя Ирина говорила, что у меня руки растут не тем концом и не из того места. Зато я умею седлать лошадь и стрелять из лука… – болтаясь при старших братьях, Марта обучилась владеть и кинжалом. Полистав книгу, она подняла зеленые глаза:

– Ты похож на отца, то есть на отца Константина. Он после твоего рождения принял обеты… – мальчик помотал головой:

– Получилось, что мы друг друга напоминаем. Я сирота, меня младенцем отдали в обитель, а папа меня взял на воспитание… – Филиппо иногда думал, что его настоящий отец тоже бербер:

– Наверное, меня родила женщина из приморской деревни, – понял мальчик, – на них часто нападают пираты. Кому нужно потомство нехристя? Таким, как я, одна дорога, в монахи… – Марта изучала его лицо:

– У тебя глаза красивые, – неожиданно ласково сказала девочка, – голубые, как у моего батюшки… – мальчик смущенно покраснел:

– Спасибо. Ты приезжай, – горячо добавил он, – приезжай летом в Салерно, с мадам Маргаритой. Папа преподает в тамошней медицинской школе, а я через два года пойду туда учиться. Мы с тобой будем купаться, в монастыре есть лодка… – Марте очень хотелось увидеть море. Бабушка обещала повезти ее к дяде, в Британию:

– Или он сам сюда приедет, – вспомнила Марта, – в Британии идет война, распри между князьями, как у нас на Руси… – она не знала, есть ли у нее двоюродные братья или сестры с материнской стороны. В Шотландии у нее жил кузен, как на французский манер говорила бабушка, наследный герцог Экзетер:

– Сын дедушки Джона, – объяснила она Филиппо, – только они с отцом в ссоре из-за короля Вильгельма. Дедушка поддерживает монарха, а мой кузен на стороне восставших. Он вообще взрослый, ему двадцать лет… – листая рукопись, Марта наткнулась на искусную миниатюру. Девочка открыла рот:

– Это что такое… – обнаженная женщина с пузырем внутри держала за руку вторую, одетую. В пузыре изобразили младенца. Филиппо зарделся еще гуще, закашлявшись от слоистого дыма печурки:

– Это… – веселый голос сказал:

– Это роды, мадемуазель Марта. Видите, вот мать, ребенок, повитуха… – у него были карие, в глубоких морщинах, смешливые глаза. Спохватившись, Марта соскочила с сундука:

– Простите, отец Константин, – испугалась девочка, – нам с Филиппо нельзя на такое смотреть, мы дети… – монах похлопал по сундуку:

– Почему нельзя? Если вы разрешите мне с вами посидеть, я вам кое-что переведу из дальнейших глав… – от его коричневого одеяния пахло воском и чернилами. Вернувшись на сундук, Марта поерзала:

– Хорошо, уютно… – она пробормотала:

– Отец Константин, можно Филиппо мне покажет арабские буквы? Если он не против… – Филиппо горячо сказал:

– Я все покажу. Мы здесь останемся до весны, ты научишься читать по-арабски… – Марта обрадовалась:

– Спасибо большое. Константин, – она взглянула на монаха, – красивое имя. Оно значит постоянный… – святой отец подмигнул ей:

– Я именно такой. Наука требует от человека вечной верности… – девочка подперла щеку ладошкой:

– Константин, или Констанца, если девушка. Я крещена Мартой, но всегда можно добавить второе имя… – в ее руку вложили согревшиеся, истекающие медом соты. Филиппо улыбался, Марта шепнула: «Спасибо».

Сунув соты за щеку, она привалилась головой к рясе отца Константина: «Констанца. Надо запомнить».

Хрупкие пальцы в пятнах чернил порхали над переплетом толстой рукописи. Дорогую, хорошо выделанную кожу расписали золотыми узорами. Свернув исписанный пергамент, девичья рука засунула его в незаметное, секретное отделение.

Сзади раздались шаги. Зашуршало платье пурпурного бархата, перетянутое расшитым бисером поясом. Невысокая, изящная женщина, в белом головном уборе, оперлась о стол, покрытый восточным ковром. Щеки покрывали мелкие веснушки, из-под шелкового платка выбился бронзовый локон. Девушка в темном платье, с косами, падающими на спину, подняла глаза цвета жженого сахара:

– Письму лет тридцать, мама… – герцогиня Экзетер задумалась, загибая пальцы:

– Меньше. Тридцать лет назад я приехала в Европу из Киева, семилетней девчонкой. Письмо от твоего деда, моего отца, Сигурда. Он умер, когда мне исполнилось пятнадцать. Бабушка Маргарет его пережила, но ненадолго… – женщина подытожила: