– Вряд ли конструкцию захватили русские, а инопланетян не существует… – Ник возмутился:

– Прошло всего пять серий, они едва построили базу. Инопланетяне просто пока не показывались. Они выжидают, следят за развитием событий… – Мак-Каул, в скафандре, распоряжался отправкой на обратную сторону Луны наземной исследовательской машины:

– Она упадет в расселину, – со знанием дела сказал Ворон, – но доберется до места крушения спутника… – Ник фыркнул:

– Позвони режиссеру, всезнайка, расскажи, как снимать кино… – собравшиеся у телевизора мальчишки зашумели.

В детской на Ганновер-сквер еженедельный просмотр «Людей в космосе» считался таким же обязательным, как умывание или уборка комнаты:

– Впрочем, нет, – усмехнулся Максим, – парней иногда бывает не загнать в ванную, но от телевизора их не оторвать… – американцы снабжали серии о героических колонистах на Луне подробным научным комментарием. Максим точно знал, что юный Николас Смит, как его звали в школе, выяснил адрес студии, где снималась программа. Кузен отправил в Америку выстуканное на машинке письмо:

– Он предлагает свои идеи для сценариев, – вспомнил Максим, – а Ворон просится в актеры… – юный баронет резонно замечал, что на базе должны когда-нибудь появиться дети.

Одним глазом следя за унылой панорамой Луны, Максим покосился в свои карты. Наследный герцог вытянул ноги:

– Сдавайся, – предложил Маленький Джон по-русски, – никаких шансов у тебя нет. Ты разбит, как Наполеон под Москвой… – акцент кузена всегда напоминал Максиму о дяде Джоне:

– Он тоже так говорил, как в Прибалтике… – когда отец вернулся из России, Максим сказал кузену:

– Видишь, надо не терять надежды. Я знал, что папа приедет, и ваш отец тоже выберется из СССР… – он заметил тоску в светло-голубых, прозрачных глазах. Маленький Джон отозвался:

– Фрида мне тоже так написала. Она была малышкой, когда дядя Авраам застрял в СССР, и почти ничего не помнит, однако тетя Эстер тоже его ждала. Она не сомневалась, что дядя Авраам выживет… – о старшем брате и кузене, отправившемся в Восточную Германию, они почти не говорили:

– Нечего говорить, – Максим, еще раз сверился с картами, – Теодор-Генрих не знал, что папа вернется, поэтому и перешел границу. Но он бы все равно перешел, он выполняет свой долг… – никто из них, даже Густи, не знал, под каким именем Теодор-Генрих обосновался в ГДР:

– Однако он упорный, – подумал Максим, – он добьется своего, как мы с Маленьким Джоном добьемся… – кузен собирался в Кембридж, на факультет восточных языков:

– Арабский и русский мне всегда пригодятся, – замечал наследный герцог, – после университета я займусь секретными миссиями, а тебе предстоит надеть мантию и парик, будущий адвокат Волков… – по мнению Максима, мантия и парик могли подождать:

– В Кембридж я поступлю, так и быть, – хмыкнул он, – но папа не сразу передаст мне контору. В конце концов, ему только сорок пять, то есть исполнится в следующем году. Мистеру Бромли семьдесят, как дяде Джованни, но пока ни тот, ни другой не собираются в отставку… – Максим хотел поработать под началом матери, на Набережной:

– В конце концов, у меня в России застряла старшая сестра… – отец и мать рассказали ему о Марии, – папа думает, что ей удалось скрыться от Комитета, что она жива. Если жива, то надо ее найти, и привезти домой. В любом случае, Питеру всего одиннадцать лет… – на рабочем столе у окна младший брат затеял игру в «Монополию», – он еще долго останется при маме. Он поступит в Кембридж, будет изучать экономику, унаследует компанию…

Отпив чая, подросток согласился:

– Пожалуй, ты прав, я проиграл. Ты молодец, лихо с картами управляешься… – наследный герцог, высоким тенорком весело напел:

Цыганка с картами, дорога дальняя.

Дорога дальняя, казенный дом.

Быть может, старая тюрьма центральная

Меня, парнишечку, по новой ждет….

– Сплюнь через левое плечо, – посоветовал Максим, – папа сидел в Таганке… – Маленький Джон тасовал колоду:

– Не волнуйся, я туда не собираюсь. Полина вроде на представлении, – он оглядел комнату, – она присмотрит за Паулем… – Пауль, как ребенок, любил театр и всегда устраивался в первых рядах. Максим покачал головой:

– Нет, он в углу, опять играет сам с собой в шахматы. Это Лаура пошла в гостиную… – кузина приехала на праздник в пышном платье цвета слоновой кости:

– Она надевала его на прием весной, по случаю ее первого причастия… – вспомнил Максим, – к ее волосам такой цвет очень идет… – шелковистые пряди цвета темного ореха она уложила над высоким лбом:

– Словно корона, – тоскливо подумал мальчик, – на приеме она носила диадему. Лаура тогда была очень красивая. Хотя она всегда красивая… – сегодня в локонах кузины трепетала искусная белая лилия:

– Знак чистоты и непорочности, – Максим поднялся, – оставь, она верующая католичка, а ты православный. Сам папа римский прислал ей поздравление с первым причастием. И вообще, я ее на год младше… – в их возрасте такое считалось важным. Бросив в рот ромовый шарик, он словно невзначай сказал:

– Фрида тебя старше, она весной родилась, а ты осенью… – наследный герцог фыркнул:

– Ну и что? Она меня еще и выше на голову. Какая разница, она друг, мы с ней переписываемся. Она интересуется историей и археологией, и я тоже… – недоверчиво выпятив губу, Максим засунул руки в карманы твидового пиджака.

Наследный герцог огляделся:

– Взрослые засели в столовой за чаем. Можно сбежать в сад, покурить, пока никто не видит… – на экране здания базы вздрогнули, по горному хребту покатились камни:

– Здорово, – заорал юный Ворон, – ребята, землетрясение, то есть лунотрясение… – по ковру прошуршали легкие шаги. Опустившись в кресло Максима, не оставляя разложенной шахматной доски, Пауль потянулся за серебряным чайником. Максим закатил глаза:

– Сиди, я тебе налью, иначе ты обожжешься… – Пауль широко улыбнулся: «Спасибо». Забрав горсть орехов, он пробормотал сквозь набитый рот:

– Девочка, девочка, словно рыбка в реке. Она полетит туда… – Пауль покачал пальцем над головой, – но не знаю, вернется ли… – Маленький Джон отчаянно подумал:

– А вдруг? Пауль как радио, это все знают, но дядя Максим слышал от него о своей дочери. Он тогда не поверил, но ведь он действительно нашел Марию… – наследный герцог тихо спросил:

– Пауль, а наш отец вернется… – голубые раскосые глаза были спокойны, Пауль кивнул:

– Вернется. Оживет и вернется. Но надо ждать… – посчитав на пальцах, он смутился:

– Дальше десяти я не умею… – оживившись, он подергал Максима за полу пиджака:

– Тебе тоже надо ждать, то есть служить, – сообщил Пауль, – Лаура мне читала Библию, там так сказано. Семь лет надо ждать, понял… – Максим кивнул:

– И служил Иаков за Рахиль семь лет, потому что он любил ее. Если надо, то я буду… – он повернулся к Паулю, – но кого мне ждать… – Пауль повел рукой у головы:

– У нее корона, она королева… – Максим велел кузену:

– Пошли курить. Иначе он пообещает, что я женюсь на принцессе Анне… – подростки, рассмеявшись, исчезли в дверях. Пауль мирно склонился над шахматной доской:

– Белый король и белая королева… – пальцы коснулись картонной фигурки, – не черная… – он бросил взгляд на золотистые кудри Ника: «Не черная».

Вечером дождь полил еще сильнее.

Наследный герцог и Максим, отправляясь на прогулку с Шелти, надели провощенные куртки. Собака возбужденно лаяла, Густи выглянула на площадку лестницы:

– Курить собрались, – весело сказала девушка, – все и так знают, что вы курите. Могли бы выпустить Шелти в сад, а сами устроиться в библиотеке… – Максим замотал вокруг шеи шарф:

– Мама просила выгуливать его… – он кивнул на овчарку, – как следует. В Мейденхеде он привык носиться, где угодно, пусть побегает вволю… – наследный герцог взглянул на хронометр:

– Мы надолго не задержимся. Надо еще проводить тебя на Брук-стрит… – Густи отмахнулась: