— Ёлки, ты не мог ничего лучше придумать?

— А это и не я придумал.

— Это я, — голос у Иры дрожал. — Убегать всё равно поздно.

— Эй, ты чего? Не раскисай! Беги лучше с девочками, помогите Тане, чем она там занимается, не знаю.

Подростки придавили полотно с одного края дыры тремя камнями и теперь Пашка потащил второй конец целлофана по тонкому мостику.

— Никуда я не пойду! Ведь это моя идея, а значит и приманкой быть мне.

Толстяк нашел на своей стороне еще несколько бетонных обломков и теперь над дырой навис тонкий мостик, который при всём желании нельзя было принять за твёрдую поверхность, на которую хотелось бы ступить. Пашка покачал головой, окинув взглядом сие сооружение и немного подтянул кирпичи, мотнув на них край полотна, чтобы не выскальзывал.

— Ира, — сквозь зубы, настолько твёрдо, насколько мог, чтобы не напугать младших девочек, процедил Сергей. Хотя они и так были на грани того, чтобы уписаться со страха и не убежали в неизвестность туннеля только потому, что ещё больше боялись оставаться сами. — Ты должна увести их и помочь, черт возьми, Хиз!

Ира округлившимися глазами смотрела на Сергея, наконец она кивнула и, обернувшись к малявкам, сказала упавшим голосом:

— Идём к Тане.

— Поздно! — прокричал Пашка со своего конца дыры. Он стоял вполоборота, уже собираясь ступить на узкий мостик, но не мог заставить себя отвести взгляда от чёрно-багрового искривлённого зёва туннеля, из которого, подобно отрыжке, приближалась царапающая неравномерная дробь костяных когтей.

От окрика Пашки Ира вздрогнула всем телом. Ударом ледяной волны пришло осознание скорой смерти, которая сейчас экспрессом неслась к ним, такая уродливая и реальная в отличие от смехотворной оборванной ловушки, что ребята попытались соорудить, бездарно тратя последние минуты жизни.

Ира невольно залюбовалась толстяком, который застыл в эпической позе: современный хардкоровый герой приготовился встретить фатум ударом кирпича в харю с правой, отведённой, подобно дискоболу, до предела назад. Фонарик в вытянутой вперёд левой руке не дрожит, слепящим белым лучом, в котором играют блёстки пыли, рассекает подземную черноту, превращая самого монстроборца в силуэт бронзового памятника.

А вот и второй персонаж скульптурной группы показался вдали — хтоническая тварь несётся скачками восторженного сенбернара, если бы у того было восемь или десять лап.

— Пашка! — Сергей точно сорвал горло этим криком. Памятник толстяку ожил и обернул к другу растерянное лицо, на котором читалось совсем не героическое: «Твою мать, что же делать?». — Сюда! — захрипел уже Сергей так страшно, что у него должна была горлом хлынуть кровь.

Пашка с отчаянным воплем метнул каменюку навстречу многоглазому локомотиву и резво кинулся к друзьям. Кирпич не долетел полпути к монстру и закрутился у него на пути. Одной ногой тварь даже споткнулась об это жалкое препятствие, но это её не сбило с курса, который лежал прямиком к мостику и улепётывающему толстяку.

План «Б» на глазах рушился.

Пашка подскочил к Ире и Сергею, которые прыгали и махали руками, кричали изо всех сил: «Сюда!». Малявок в этом бедламе замечено не было.

— Я здесь, урод! — Толстяк присоединился к общему неистовству, надеясь, что еще не всё потерянно и удастся заманить чудовище на предательски провисающий целлофан.

На полном ходу монстр влетел на мостик, слишком большой, чтобы поместиться на него всеми ногами, тем более что он в последний момент всё-таки стал забирать влево — к ребятам, толи привлекаемый криками, толи просто отшатываясь от неприкрытой меньшей дыры справа. По инерции он пролетел метр, прежде чем начал заваливаться на бок, прорывая целлофан и путаясь в нём, пока не упал на брюхо, хватаясь лапами за мостик. Чудовище, наполовину свисая, заскребло когтями по бетону, оставляя борозды, но продвигаясь по направлению к добыче, до которой оставался какой-то метр. С лихорадочностью таракана оно быстро-быстро преодолело перемычку между ямами и стало, всё также неистово загребая, выбираться из провала по направлению к окаменевшим друзьям.

Сергей шагнул к почти вылезшему монстру и, избегая его плоско тарабанящих по полу лап, что есть силы воткнул в один из яростно рыщущих глаз штырь. Нержавейка скользнула по глазному яблоку вбок и вниз, уйдя совсем неглубоко под веко.

Сергей упал подсеченный под лодыжки когтём, в то время как другие два гарпуна поднялись повыше, чтобы пронзить обидчика.

Сергей заголосил так же, как и Пашка с Ирой, в беспомощности наблюдающие за гибелью друга, их вопли ужаса слились со странным криком Хиз, вынырнувшей из темноты и высоко взлетевшей над распростёртым мальчишкой. Над головой она, как настоящий самурайский меч, держала здоровенную арматурину, которую, еще до приземления на ноги, опустила выбившим искры ударом на торчащий из-под глаза твари штырь. Раздался металлический, как в кузне, звон и в стороны что-то брызнуло. Прежде чем полностью приземлиться, Хиз невероятно быстро успела ещё раз высечь ударом сноп искр, вбив штырь в лопнувший мерзкий глаз под самый корень. Левая нога Тани коснулась пола, а другая пяткой топнула по зубам в одном из раззявившихся в немом крике ртов.

Чудовище рухнуло вниз и тяжело загрохотало по кучам обломков, сваленным на техническом уровне.

Хиз, влекомая вперёд тяжёлой арматурой, чуть не последовала за поверженной тварью, девушка застыла на самом краю, удерживаемая Пашкой, который, неведомо как, успел схватить её за футболку. Ткань отчётливо хрустнула, но с двух сторон подскочили Ира с Сергеем и за плечи дёрнули Таню назад. Тут она всё-таки не удержала равновесия и села на зад. Если бы не дружеские руки, заботливо поддержавшие, она бы конкретно отбила себе пятую точку. Арматуру она аккуратно положила рядом.

— Вот это да! — Только и смогла выдохнуть Хиз.

— Ты нормально? — спросил Пашка.

— Полностью. — Хиз попыталась встать, друзья кинулись ей помогать. — Пашка, подай, пожалуйста, катану. — У Тани здорово тряслись коленки, поэтому она как на трость опёрлась на железный прут. — Спасибо.

— Не за что! — Пашка с щенячьим восторгом смотрел на Хиз. — Я теперь навеки твой верный оруженосец!

— Навеки — это долго, — улыбнулась Таня и стукнула готового пустить слезу восхищения толстяка по плечу.

— Кончайте любезности! — Сергей вместе с Ирой и двумя малявками — откуда только взялись? — стоял на краю проёма, глядя вниз. — Пашка, посвети.

Ребята сгрудились у провала, направив вниз лучи трёх фонариков. Снизу на них не мигая смотрело поверженное чудище. Да, у него стало на один глаз из пятнадцати меньше, по морде, которой у него не было, текла грязная гнойная жижа, но подними его сейчас наверх — нашинкует всех с тем же проворством.

Чудовище, бросив последний, как показалось грустный, взгляд на так и не доставшийся ему обед, зашевелилось в хламе, разгребая обломки досок, сбитых в опалубки, подползло к одной из стен и изрыгнуло на неё прозрачную липкую струю. Та повисла метровой текучей соплёй, переливаясь в свете фонарей.

— Фу! — ребята отпрянули в отвращении.

— Что это оно делает? — Спросил Пашка с брезгливым любопытством переводя фонарик со слизи на монстра, совершенно утратившего интерес к детям и внимательно созерцающего художество на стене.

— Когда мы его встретили, — заговорила Ира, предпочитая не смотреть вниз, — оно спустилось со стены. Я вот сейчас поняла, когти — это же не присоски, наверное, оно в столовой тоже насморкалось на стены и сидело наверху в своей паутине, поджидало гостей.

— Так оно скоро вылезет и опять погонится за нами, — сказал Сергей.

— Вряд ли скоро, оно же весит, как бегемот, ему тут круглыми сутками сморчки сушить. — Таня критически осматривала себя — забрызганную мелкими каплями буро-молочной жижи.

— Толку за нами тогда гнаться. — Подала голос младшая Ира, обычно молчаливая. — Будет сидеть в новом гнезде и ждать других простофиль.

— Долго же ему придётся ждать. — Возразила маленькая Таня.