— Вон туда! По тропке, не сворачивайте! Там будет деревня, стучитесь в любой дом, вас примут.

«Что творится?» — недоумевал маленький тигр. И в тот же миг узнал сочный голос, привыкший отдавать приказы.

Затем разглядел и самого Тугудая. Тот, особо не приглядываясь, махнул и ему: мол, давай, по тропке! Аратан решительно потащил атамана за собой, но тот заартачился:

— Штой! Штой! — Сашика решительно отвязывался от мальчишки и пытался слезть с лошади. Он явно решил остаться здесь, возможно, поговорить с бошко Тугудаем, который каким-то чудесным образом встал на пути беглецов.

«Ну, значит, остаемся», — молча кивнул даур и начал заворачивать кобылу, проверяя заодно, свободно ли ходит сабля в ножнах.

— Нет! — дитячий высокий крик накрыл собой весь местный шум. — Я тоже тутостанусь!

Сашика что-то тихо пытался объяснить несносному Муртыги своим полуязыким ртом, но тот лишь скалился в ответ.

— Я тебя… вёз тебя всю дорогу! А ты теперь!… — слов у мальчишки было мало, зато эмоций — на весь мир хватит.

Аратан понимал, что сейчас не до споров, молча подхватил второй повод и направил обеих лошадок к войску. Беглецы к тому времени уже давно прошли по указанной тропке, а снизу нарастал грозный топот: это шли хорчины. Их передовые уже увидели ряды даурского войска и загарцевали на месте.

— Кто вы такие? — на монгольском зычно спросил Тугудай.

— Мы — люди славного Унага-нойона! — закричали разгоряченные погоней. — Мы преследуем рабов, что сбежали от нас и угнали наших коней!

— Здесь не было никаких рабов. Это земли свободных дауров, что служат великому богдыхану.

— Не может быть! Мы шли по их следам, мы видели их!

— Ночью всякое может привидеться, — спокойно ответил Тугудай. — Ваши рабы могли где-нибудь свернуть, а вы и не заметили.

— Врешь! — закричал кто-то из хорчинов. — Ты прячешь их!

— Здесь нет никаких рабов, — твердо ответил даурский бошко.

— Лживая даурская собака! Ты хочешь крови⁈

— Я хочу, чтобы вы ушли с наших земель, которые нам даровал сам богдыхан. Но, если вы не уйдете — будет кровь.

Началось долгое переругивание, в котором самым главным были не слова и даже не интонации — а глаза. Кто первым дрогнет, тот и проиграл. Аратан уже немного присмотрелся и с ужасом видел, что вооруженных дауров вокруг Тугудая — вряд ли больше сотни. Даже вместе с их полудетским отрядом, дауры уступают по числу хорчинам! А бошко еще и отправил беглецов в какую-то деревню.

По счастью, в ночном мраке сами хорчины этого не видели. А игру в гляделки явно выиграл Тугудай. Потому что, еще немного погарцевав и поругавшись, преследователи развернулись и ушли вниз, к речке. Вдруг и вправду, потеряли след рабов где-то по дороге…

Тугудай повернулся и заметил своих недавних знакомцев, стоявших за первым рядом его воинов.

— Я же велел всем уйти в деревню! Что вы тут делаете?

Но Сашика с Аратаном полностью проигнорировали этот гневный вопрос. Почти одновременно они спросили о том, во что сами еще не могли поверить:

— Как вы оказались тут?

— Вчера с дальних выселков ко мне привели человека. Тот заявил, что ищет меня, что послал его Номхан… Он единственный из трех, кто выжил. А ехали те трое, чтобы сообщить мне: из хорчинских степей на свободу сбежали несколько десятков даурских… мужчин. И ведет их к свободе неведомый человек-лоча…

Санька совершенно разлюбил говорить. Язык (вернее, его оставшаяся часть) зажил на диво быстро, по крайней мере, гораздо быстрее едва не расколотого черепа. Но речь была испорчена окончательно и навсегда. Он стал местами присвистывать, местами пришепетывать, местами фефекать — и это выглядело одинаково глупо на любом языке! Бытовые вещи говорить еще можно, но что-то важное… или, не дай бог, пафосное…

Так что и Тугудая тогда расспрашивал больше Аратан. Выяснил он, что бошко предупредил один из трех батраков-конокрадов, что прикрыли остальных во время бегства. Единственный выживший во время погони. Он даже умудрился первым добрался до реки Наун (один всегда быстре отряда). А Тугудай собрал своих людей, выслал дозоры, пошел навстречу…

И он их спас. Прежде всего, всех этих малолеток, что увязались за Дурным в хорчинских степях. Санька благодарил даурского командира, как мог. Тогда и проболтался ему в порыве признательности:

«Тугудай, года через полтора твой Шархуда позовет тебя на войну. Так вот, если сможешь уклониться — не ходи на нее. И людей своих убереги».

Сказал и пожалел сразу — подобные пророчества ему всегда боком вылезали. Но слово воистину не воробей…

Местные дауры охотно пригрели своих беглых сородичей. Все знали о том, что несколько тысяч соплеменников страдают в неволе и рады были помочь хоть некоторым. Да, что там, Тугудай даже был бы не против оставить их в своих землях… Но пассионарная молодежь, пошедшая за сказкой, испытавшая на себе настоящее чудо — непреклонно хотела вернуться в землю своих отцов — в Темноводье. И, передохнув пару дней (а еще убедившись, что хорчины ушли ни с чем), они двинулись на север. Только, теперь их было не 45 человек.

Нет, никто не умер, не потерялся во время бегства. Наоборот отряд вырос до семи десятков. Потому что…

«Когда ты ушел, Сашика-Ходол, — заговорил с ним как-то Тугудай. — Я долго думал над твоими словами. И принять их не мог. И отбросить тоже. Так что я рассказал о тебе людям, которым я доверяю».

Тугудай многозначительно улыбнулся.

«Знаешь… Никто твоим словам не поверил. А вот проверить — кое-кто захотел. Поэтому, — и с этими словами даурский военачальник вывел Саньку „на крыльцо“, где перед ними выстроились более двух десятков человек. — Вот эти люди поедут на Черную Реку вместе с тобой. Учти! Они не подчиняются тебе, не служат тебе. Они едут, куда хотят и когда хотят. Могут пожить в Темноводном (если ты их пустишь), поедут к зейским даурам, посмотрят, что творится в заброшенных землях. А потом вернутся назад. И тогда мы подумаем снова».

Эти люди ехали особняком. Совсем непохожи на «комсомольскую бригаду» бывших хорчинских рабов: взрослые, основательные, молчаливые. Наверняка за каждым стоит большая семья или целый род.

Ехали проверять слова странного лоча.

Но Санька был рад и этому. Всё-таки сохраняется надежда, что хоть часть из дауров решится вернуться на родину. Может, кто из беглецов тоже приведет оставшихся у хорчинов пленников. Жизнь вернется на Амур. Когда есть люди, любящие свою землю — можно столько всего наворотить!

Но даже эти смутные надежды — дело нескорых будущих лет. Пока же выросший отряд ехал вверх по Наун-реке. Никакие баргуты на этот раз на такую толпу лезть не решились. Проблема случилась лишь на самом Амуре. Зима на Черную Реку уже практически пришла. Но — практически. По берегам уже стоял крепкий лед, а вот стремнину постоянно размывало. Так что ни пешком, ни на лодках не перебраться. Пришлось пробираться на заброшенный Кокуреев городок и больше недели жить там, питаясь, чем бог послал.

Каждый день ходили на реку и осторожно топтали лед: выдержит или нет? Шутка ли! Ушли, еще лето не отошло до конца, а вернулись настоящей зимой. Зато, когда вернулись…

— С Буреи-реки гости прибыли, — начал отчитываться довольный Ивашка. — Там немалый даурский род живет — Судур. Восхотели они, чтобы по-нашему темноводскому покону ясак Царю-батюшке платить. Ну, мы и срядились с ними, как с Лотодием допрежь. Согласен?

— Очень согласен! — улыбнулся Санька.

Потом его нашел Гунька.

— Падёмка, атамана! — поманил китаец Дурнова в свое «царство». — Шитой-то покашшу!

На специальных бревнышках под навесом лежала пушка. Новехонькая чугунная пушка, еще не помутневшая и поблескивающая на солнце. Сделана почти точной копией одной из трофейных пушчонок.

— Мой так боялася, — улыбнулся коваль, сверкнув жемчугами зубов на чумазом лице. — Но получилася! Инда много-много могу — только чутие подавай! Чу-гун, тоись.