Когда вышли к селеньицу. Пришлось ждать в сухих зарослях ручья ждали сумерек. Аратан быстро рассмотрел, что Номхан не соврал: у ручья теснились ветхие хижины и полуземлянки, а вот на отшибе к северу стояли около десятка войлочных юрт. Монголы, даже отказавшись от кочевки, не изменяли своим обычаям.

— А почему они селятся там? — шепотом спросил он Кроткого.

— На той равнине род Туйвэн сам становится, когда прибывает в наши края. Это место хорчинов.

— А когда они сюда прикочевывают?

— По-разному, — пожал плечами Кроткий. — И летом бывали, и ранней зимой. Только весной, когда трава только-только поднимается, не приходят. Гонят стада на большие луга.

…Родители Номхана страшно испугались, когда в их домишко вломились три воина. Толстая мать-старуха даже собралась заголосить, да признала в самом первом бойце родного сына. Гостей тут же спешно впустили внутрь, прочно затворив дверь. Женщина беззвучно рыдала на груди сына, чтобы никто снаружи не услыхал, а невысокий, но крепкий отец Номхана сухо расспрашивал сына, да косился на незнакомцев. Наконец, все расселись у очага, Кроткий представил своих спутников и признался, кто они и чего хотят. Сашика объяснил подробнее, кто он такой — и принялся звать старых дауров на Амур. Долго и старательно расписывал, как хорошо на Черной Реке, какая их там жизнь ждет: жизнь свободных людей. Лоча — суровые воины, и с ними не всегда легко, но зато они будут надежными защитниками. В груди Аратана снова всплыла растворившаяся ранее мысль, и он недовольно жевал губы от того, что не сказал ее ранее.

Старики долго ничего не говорили в ответ на речь лоча. Только тревожно переглядывались друг с другом. Номхан смотрел на них с большой надеждой, а вот маленький тигр уже всё понял.

— Да как же мы уйдем?.. — озвучила, наконец, общую мысль женщина.

— Но вы же не рабы связанные! — оживился Сашика. — Вы не в клетках сидите, за вами особо никто не надзирает. Можно спокойно собраться и тихо уйти.

— А это, что же, всё бросить⁈ — возмутился отец, окидывая руками лачугу. Аратан не удержался и хрюкнул: больно смешно старик назвал свое жалкое имущество — «это всё».

— Но на Амуре вы получите гораздо больше! — лоча не сдавался. — Там сейчас много свободной земли! Всё, что распашете — будет ваше! А богатые леса, а реки, полные рыбы! У нас есть кузнецы, ткачи — будем торговать.

— Прости, Сашика, но Черная Река — это так далеко, — замотал головой отец Номхана. — Нам не дойти.

— Глупости! Мы дошли до вас за… за полтора десятка дней! Если б не проблемы в пути — еще быстрее добрались!

Аратан положил ладонь на плечо атамана: не горячись, мол. Он уже ясно видел: никакие аргументы не помогут. Эти люди утратили волю. Они ничего не хотят.

— Отец… Но как же так? — это уже Номхан. Его взгляд тоже погас. — Я ведь привел их сюда ради вас! Неужели вы хотите и дальше гнуть спину на Унагу?

— Такова судьба, сынок, — грустно улыбнулся отец. — Хоть, ты ее избежал, и я не устаю благодарить за это Тенгер-Небо. А мы…

— Куда уж нам подаваться, — влезла и мать. — Унага-нойон и сестру твою в свой шатер забрал.

— Дэгийнед? — вскинулся Кроткий. — В жены взял?

— Зачем в жены, — отец посмотрел куда-то в сторону. — Просто в дом. Прислуживать.

— Куда ж мы от доченьки уйдем? — почему-то обрадованно подытожила мать.

Пока Номхан раздувал ноздри, видимо, думая о том, как именно его сестра прислуживает Унаге-нойону, Сашика совсем потускнел.

— Помогите тогда нам поговорить с другими семьями, — негромко заговорил он. — Может, они захотят вернуться на родину.

— Зачем это вам говорить? — опять зачастила старуха, обрадованная своей победой в споре. — Незачем! Шли бы вы лучше, откуда пришли…

— Отец! — Номхан повернулся к старику, игнорируя речь матери.

— Тихо ты… — тот резко одернул жену, смутившись под взглядом сына. — Пусть все сами решают.

За два дня, вернее, за два долгих вечера они обошли с десяток семей. Или даже больше. Встречали их по-разному, но с неизменным результатом. Пару раз даже казалось, что красноречие Сашики победит, но, кажется, здешние дауры окончательно сломлены. Иногда рабского ошейника на человеке не видно, но ты понимаешь, что он есть. Лоча тускнел на глазах. Аратану было больно смотреть на это, но тут он не знал, как помочь другу.

— Кажется, надо идти домой, — упавшим голосом произнес атаман, когда они глухой ночью вернулись в лачугу семьи Кроткого. — А то уже и до зимы недалеко…

— Подождите! — вскинулся испуганно Номхан. — Как домой? Почему домой?

— А что мне делать? — глухо ответил Сашика, глядя на очажные языки пламени, жадно впившиеся в свежеподброшенные скрюченные ветки местных кустов. — Ты сам всё слышал: они не хотят. Не силком же твоих близких тащить…

— Да нет же… — беглый раб мучительно сдерживал в себе какие-то потаенные слова. — Всё не так… Надо пробовать.

Лоча зло зыркнул в ответ: уж совсем по свежей ране бил его странный даур.

— Сколько тут у вас дауров живет? Семей тридцать? Я половину упрашивал — и ни одного «да» в ответ… Что изменится, если я остальных опрошу?

— Ладно, — решившись на что-то, Кроткий приблизился к атаману и увлеченно зашептал. — Просто ты не с теми говорил, лоча! Конечно, старшие всё решают в семье. Это так. Но… Не все согласны с мнением своих отцов и дедов. Да-да, не все! Я говорил с парнями — и они не хотят служить хорчинам. Они завидуют мне, ушедшему на волю! Послушай, лоча, надо взять их…

Маленький тигр нахмурился.

— Хочешь поднять сыновей на отцов? К чему это приведет, Номхан?

— Да уж хуже не будет! — Кроткий зло зыркнул на соплеменника. — Ты не жил здесь, ты не знаешь, что это за жизнь…

— Зато я жил без семьи! — взорвался Аратан. — И знаю, что это за жизнь!

— Тише, — зашипел Сашика. — Аратан, ты прав: семья — это важно. Но и воля человека — это тоже важно. Почему взрослые люди должны продолжать жить в рабстве? Лишь потому, что старики полны страха, сдались и не хотят ничего менять?

Маленький тигр недовольно молчал. Он не умел спорить с этим лоча. В обычных вопросах — легко. Но когда начинались вот такие беседы — Сашика всегда ставил его в безвыходное положение. К тому же, это была его последняя надежда, и атаман вцепился в нее всеми руками и ногами.

— Мы не будем забирать сыновей у их отцов, — примиряюще продолжал тот. — Пусть те, кто хочет, пойдут с нами. Пусть увидят жизнь на Черной Реке своими глазами. Потом они смогут снова прийти сюда и уже сами убедить семьи вернуться на родину. Уж родным детям и внукам будет больше веры?

— Да! — Кроткого тоже вдохновила эта мысль.

— И ты тоже сможешь! — обрадовался Сашика. — Пойдешь с нами, осмотришься, а потом убедишь отца с матерью…

— Я служу Тугудаю, — резко помрачнел Номхан. — Мне хотелось дать свободу моей семье. Но сам я уже выбрал свой путь.

Повисла пауза.

— Тугудай показался мне достойным предводителем, — вздохнул Сашика, бездумно поглаживая отбитые бока. — Ты выбрал достойный путь, Номхан. Жаль, что ты не сможешь вернуться на Амур… Но остальные… Раз ты говоришь, что они есть — позови их, и мы завтра же выдвинемся.

— Давай подождем! — опять смутился Кроткий. — Несколько ребят уехали в другие даурские поселки. Еще вчера. Они расскажут им о твоем предложении. И с вами уйдет еще больше молодых батаров!

Аратан хмыкнул. Он здесь еще не видел батаров — только рабов. А Сашика аж раскраснелся от радости.

— Хорошо! Я благодарю тебя, Номхан, за твою помощь! Конечно, мы подождем. А сколько потребуется?

— Дня три. Они на конях уехали, так что уже добрались до ближайших дауров. Мы живем довольно тесно. Тут немного земли, на которой можно что-то вырастить.

Счастливый Сашика тут же собрался лечь спать; лоча не терпелось, чтобы требуемые три дня прошли, как можно скорее. Легли и остальные.

…Маленький тигр проснулся первым и явно не сам. Что-то его разбудило. Но что? Он оглянулся. Покрытые седыми лоскутками пепла угли почти не давали света, но в лачуге царили тишина и покой. Все спали и не чувствовали… Не чувствовали чего? Аратан прислушивался к миру, к своим ощущениям. Его даже не тянуло отлить.