— Не надо, — сказал местный даур. Не испуганно, а спокойно, словно, ему предложили долить в чай топленого жира. — Я иду к вам. Не нападать. Помочь. Я могу проводить вас.

— Чего? — это уже Сашика. — Куда проводить?

— Я слышал, что ты хотел идти к даурам, что живут у хорчинов… Хочешь увести их на Черную Реку.

— Допустим. И что?

— Я… Я сам оттуда. С юных лет служил хорчинам и только пару лет назад попал на Нонни… на Наун-реку к Тугудаю.

— И с чего тебе нам помогать? — Сашика оставался неумолимым.

— Моя семья по-прежнему служит Унаге-нойону… Ты, лоча… Ты смог бы их увести домой?

— Я с радостью заберу всех, кто захочет вернуться, — улыбнулся, наконец, атаман.

Даур ответил ему еще более широкой улыбкой, которая сильно не понравилась маленькому тигру. Нет, она была искренней, но такой… детской. Как будто бабка старая говорит тебе: веди себя хорошо, и весной добрые онгоны подарят тебе лук. И ты просто ведешь себя хорошо, не задумываясь, как этот лук появится. И еще Аратану не понравилось то, что он сам впервые задумался: а как они собираются уводить пленных из-под власти хорчинов? Просто поднимут тысячи людей и поведут вдоль Наун-реки на север? А что скажут на это сами хорчины?

«Надеюсь, у Сашики есть план на этот случай» — отбросил тяжелые мысли Аратан.

Проводника звали Номхан, хорчины именовали парня на свой лад — Номузан. И так и этак выходило не очень: Кроткий. Парень четко, как молитву, знал, что он принадлежит к роду-хала Аола, к бирге Доогин. Знал название родного улуса — Искаан. Только всё это для него был пустой звук. Родные места парень не помнил. Вообще. Вырос под властью монголов, где пленников разместили, как хотели, наплевав на родовые связи. Конечно, их не держали в запертых клетках. Пленённые два десятка лет назад дауры жили в маленьких стойбищах. Кто-то прям рядом с монголами, кто-то обособленно. Они пасли скот хорчинских нойонов, занимались какими-то ремеслами. А, если повезло с наличием ручейков и рек — даже занимались земледелием. Всё — на благо своих хозяев.

Вообще Номхан-Номузан гораздо больше знал, как раз про хозяев, чем про собственный народ.

— Хорчины — великое племя! В округе никто не имеет столь сильного войска. Их хан одним из первых присягнул на верность богдыхану, и с тех пор хорчины верно служат роду Айсиньгёро. Они вошли в великое Восьмизнаменное войско — тысячи хорчинов участвовали в завоевании Минского царства.

Кроткий говорил очень странно: вроде бы, слова должны наполняться одним восхищением перед могучими хорчины, а у Номхана получалось говорить их с ненавистью.

— Моя семья служит Унаге-нойону из рода Туйвэн, — перевел разговор на себя проводник. — А тот Унага — дальний родич самого Цэрэнчимеда, что носит почетную должность дзасака всего тылового хошуна. Мы жили в небольшом селении на пересыхающем ручье. Но родители мои смогли завести там небольшие поля. Я же стал пастухом… Таким хорошим пастухом, что сам Унага-нойон обо мне услышал и забрал пасти свои табуны. Это была хорошая служба, можно и в нукеры выбиться. Но вышло так, что какие-то конокрады увели десяток жеребцов. И хозяин решил со мной жестоко расправиться…

— Как же ты не углядел? — спросил Аратан.

— Так бывает, — пожал плечами Номхан. — Я не стал дожидаться и бежал. Почти год прятался в горах, а потом узнал, что на Науне поселились наши родичи. И они никому не служат, кроме богдыхана. Так я и попал к Тугудаю.

— Складная история, — потянулся в седле маленький тигр. — Кроме одного.

Кроткий заметно побледнел.

Аратан видел реакцию даура, но не спешил.

— Сам же сказал нам, что ты пастух хороший, даже князь про тебя услышал. А кражу проспал. И украли у тебя не просто десяток лошадей — а именно жеребцов. Значит, долго выбирали, отлавливали. Наверное, еще и самых лучших — для породы. И всё это время ты крепко спал, и собаки твои старательно спали?

Проводник покачал головой, ничего не говоря.

— Зачем ты врешь, Номхан? — улыбнулся Аратан. — А главное: зачем ты врешь нам? Неужели ты думаешь, что мы пойдем к твоему замечательному Унаге и всё про тебя расскажем?

— Так, чем тут гордиться? ­– развел руками Номхан. — Подговорили меня такие же хорчины, но из левого крыла. Я давно хотел сбежать, да как? Ни коней своих, ни оружия. Эти конокрады обещали всё дать. В итоге — я обманул господина. Они — обманули меня. Тяжело мне было потом — с лихвой за то расплатился. Но по итогу повезло мне несказанно. Вот — хочу и остальной моей семье помочь.

— Так что ж ты не попросил Тугудая? — удивился Сашика.

— Тугудай не станет спорить с хорчинами. У них один господин — богдыхан. А выкупить столько людей мне не под силу. Да если я только заявлюсь к Унаге-нойону — мою спину на ремни пустят!

— А нас туда вести не боишься? — прищурился атаман.

Кроткий вскинулся, но выдохнул и махнул рукой.

— Очень боюсь. Но я должен.

Трое всадников ехали в полной тишине. Десять шагов. Двадцать.

— Нда, — наконец, протянул Сашика. — Тебе бы имя сменить! Не подходит оно тебе. Категорически!

За Наун-рекой началась степь хорчинов. И степь из нее была не очень. То скалами по округе разбросается, то рощицами да перелесками зарастет. Но всё равно идти следовало осторожно. Да и проводник им попался…

— Нет, здесь я никогда не бывал, — оправдывался Кроткий-Некроткий. — Но я знаю, куда идти, чтобы прийти в родные места… Вернее, места, где я жил.

Один раз они нарвались на орду. Прямо во время перегона. Заблаговременно укрылись в камнях. Последнее было нетрудно: над кочующей ордой висела целая гора пыли, заметная за пару часов пути. Путники даже смогли выбрать удобную площадку и полдня наблюдали, как по ровному столу степи гигантской парящей птицей неспешно шли бесчисленные стада: мохнатых лошадей, грязных овец, коров с жуткими рогами. Были и верблюды, но в явном меньшинстве. А следом, почти такой же широкой «птицей» катили сотни телег с огромными колесами. Некоторые арбы были настолько огромные, что на них стояли неразобранные юрты.

— Впечатляюще, — прошептал Сашика, который даже моргать перестал.

Вокруг пылящей массы сновали конные отряды степняков, которые оберегали свой род и свои стада в ответственный момент перегона. В клубах пыли, позади стад, тоже виднелись какие-то фигурки.

— Кизяк собирают, — пояснил Номхан. — Вот мое детство.

Кроткий уверял, что это не род Унаги-нойона, а орда какого-то другого хорчинского рода. Путники обогнули «тысяченогого гиганта» по широкой дуге и углубились дальше в степь. На ночевке, воспользовавшись отлучкой проводника, Аратан подсел к Сашике.

— Знаешь, друг-лоча, мне раньше не нравилась твоя идея — идти к пленникам хорчинов. Но вот смотрю я на нашего Кроткого и всё больше думаю, что ты был прав.

— Почему это вдруг? — улыбнулся лочи.

— По тому, как он ведет себя с тобой.

— Не понял.

— Он не ненавидит тебя.

Сашика нахмурился.

— Не злись! Вспомни Тугудая. Этот бошко хотел убить тебя сразу, едва понял, кто ты. И остальные его люди — не меньше. Потому что все нахлебались от вас. А этот — смотрит на тебя просто, как на человека. Просто другого. Понимаешь, почему?

Казак молча кивнул. Но Аратан все-таки озвучил свое открытие.

— Потому что его и всех пленников увели еще до вашего прихода. Им твой народ ничего плохого не сделал. Вот хорчины — сделали. А лоча — нет. Так что, думаю, твоим словам эти дауры поверят намного охотнее.

— Говоришь, будто, я их обманывать иду.

Аратан хмыкнул, но тут к костру вернулся Номхан и помешал маленькому тигру сказать, что Сашика больше сам себя обманывает, чем других. Так невысказанное и осталось в его сердце, а к утру, после крепкого сна обратилось в ничто.

Только на третий день Номхан уверенно заявил, что видит знакомые места. Он заставил спутников сделать большой крюк, чтобы подойти к селению с юга.

— Хорчины всегда кочуют и не живут постоянно рядом с нами. Но у нас живут те из рода Туйвэн, кому тяжело кочевать. Или кому кочевка мешает работать — кузнец, например. Они селятся к северу от наших домов. Думаю, лучше не попадаться им на глаза.