— Как интересно выходит, — вроде бы спокойно произнес он, но Айлин мороз пробрал по коже. Она заглянула в глаза магу и увидела, как пылает в них потусторонним светом пурпурный огонь негодования. — Когда я вернулся из Гардарсхольма и искал, где похоронен мой отец, ты сказал, что не знаешь этого. Когда Тэрлег велела развеять прах Трэйлла Деннисона на кургане короля Ноденса, то тоже не сказала, где тот находится. Как, впрочем, и мачеха. А теперь ты мало того говоришь, что знаешь, где похоронен отец, так еще и предлагаешь осквернить его могилу? Да я лучше помру в этих холмах без солнечного света, чем совершу подобное!

— Глупец! — взвился Ноденс. — Я понятия не имею, где останки твоего отца, ибо курган Николаса пуст. Скорее всего, их смыло в море вместе с погребальной ладьей. А Блодейвет…вернее, Тэрлег зрит будущее, но не прошлое. Откуда ей было знать, где Гинерва похоронила своего мужа, если она в те времена Эйнслин помогала с дочерью нянчиться? Я и сам-то узнал только потому, что мне рассказал фо-а[1], живущий неподалеку. К тому времени туаты уже тринадцать лет как не могли покидать холмы.

— Но ты не посчитал нужным поведать мне даже этого.

— Как ты тогда спросил, так я и ответил.

Не известно, чем бы кончился этот спор, если бы молчавшая все время Тэрлег не рявкнула во все горло:

— Хватит! Два оленя, старый и молодой, вместо того, чтоб дело вместе делать, да думать, как исправить то, что сгублено, встали, рога сцепили, копытами в землю уперлись и пытаетесь пересилить друг друга. Тут даже спаконой не надо быть, и так видно, чем дело кончится. Вон тени уплотнились, от стен отделились. Сидят цепными псами, ждут команды хозяина. Ты, Ноденс, думаешь, что одолеешь их? Отнюдь. Твой преемник — истинный сын Кам Люги, и по силе своей не уступает королеве нечестивого двора. Жаждешь смерти? Так будь добр сделай это не на наших глазах. Мне хватило прошлого раза. А ты, Румпель, сколько еще будешь нести чашу скорби, обжигая руки и выплескивая ее содержимое на других? Здесь нет должных тебе. Но ты, как всякий муж, имеешь обязательства. С сильных и спрос больше. Я сказала тебе десять лет назад, как упокоить демона глубин, но ты решил, что убил охотника на сидов, помахал клинком Нуада перед Наклави и все, дело сделано. Подумаешь, не нашел курган. Все равно герой, победитель. Мачеха ему, видите ли, не сказала. У тебя келпи под уздой, велел бы ему, он бы всех водных духов на уши поставил от болотных огней до шелки. Кто-нибудь что-нибудь да разузнал бы, вода везде себе ход найдет. Но нет. Ты остановился, обрадованный удачей. Запомни: дело, сделанное наполовину, хуже невыполненного вовсе. Прошло десять лет, Наклави стал в сотню раз сильнее и вновь разоряет земли твоего отца. Заметь, туатов он не трогает, лишь людей. Но нет: вместо того, чтоб развеять прах Трэйлла Деннисона на кургане Николаса и покончить с жутким чудовищем, ты ищешь оправдание своих неудач. Не хочешь рыть пустую могилу, доставать копье и останавливать Гарольда, не считаешь нужным упокоить демона, разоряющего округу, тогда будь готов к тому, что эти двое уничтожат все, что тебе дорого. Или придумай иной план, где ты справишься сам, без помощи своего народа. Короля делает свита, мой мальчик. Но пока она колченогая, да и сам правитель не знает, кто он: проклятый горбун, вечный наследник без права на престол или правитель волшебного народа. Праздная пора прошла, Румпель, — настал черед решений, действий и ответственности за них. Ибо только в горниле долга рождаются короли.

— Тебе-то что с того, всеведающая? — спросил уже гораздо спокойней маг, и плотные чудовища вновь сделались тенями. — Отчего рдеешь за род людской? Ведь сказала, что демон не трогает туатов? Зачем тебе его смерть?

Сида устало покачала головой.

— Это нужно не мне, это нужно тебе. Скажи, что ты сделал с телом Трэйлла Деннисона?

— Оставил воронам на вершине башни Абернтур, как и попросила Корвин.

Ноденс издал странный звук, больше похожий на трель птицы, и в зале появился маленький фей, застрекотал крыльями и плюхнулся ничком на пол.

— Принеси мне из разрушенной башни, что зарастает мхом в самой середине леса, две берцовые кости убийцы сидов.

Фей кивнул и пропал, словно и не было его, а через треть минуты снова возник, держа в каждой руке по кости. Румпель молча поднялся. Забрал останки и, ни слова не говоря, кинул их в очаг. Языки пламени жадно накинулись на добычу, обугливая некогда бывшее белым. Пока огонь пожирал подношение, все молчали. Румпель вспоминал ту жуткую ночь, когда он нашел Трэйлла Деннисона — охотника на сидов — и едва успел вырвать из его омытых кровью лап несчастную девчушку. Как она смотрела на него! С какой дикой смесью вглядывалась в темный провал капюшона. Страх, неверие, благодарность сменились внезапно накатившим шоком. «Прости, прости меня!» — шептала она, пытаясь трясущимися руками удержать флягу с водой. Деревенская сейдкона. Он так и не понял, за что она просила прощения. Но отвез ее, как она хотела, к Холму Аргатлам, где обитал Лесной Царь, и оставил у подножья. Дорога шла ровно, а значит, Ноденс был готов принять гостью.

Почему-то глядя на горящие кости, Румпель вспоминал не душегуба и истязателя Трейла, а эту неказистую девчонку…

Ноденс гадал, обладает ли юный туат собственной волей, или над ним все еще довлеет прихоть Николаса, и когда история наконец завершится.

«Дорого же ты заплатил, старый друг, за то, что тебе и так принадлежало по праву».

Мысли же женщин остались сокрыты за дымной пеленой. Костный дым объединил их, сплел воедино сознание и силы. Они словно три ведьмы у котла, словно три богини судьбы слились воедино с одной лишь целью рассмотреть орлог — изначальный закон развития событий, предопределяющий вирд. Глаза их заволокла белая паволока, а руки принялись распутывать нити судеб.

— Вижу! — подает голос старшая. — Посреди поля холм, а внутри холма пустота. Нет там копья! Ничего нет, только тьма.

— Вижу! — вторит средняя. — Будет копье. Черное, смрадное. Демон глубин охраняет его.

— Вижу! — восклицает младшая. — Исполнится задуманное, спадут оковы договора, когда демон будет повержен!

—Если будет повержен, — эхом поправляет средняя.

— Если будет… — гулко соглашается старшая.

— Впервые за пятьсот лет вижу, чтобы ведьмы объединили силы для чтения орлога, — пораженный Ноденс зарылся пальцами в волосы. — Знай, эти слова не предсказание, а основа мира, его канва. Плохо, что в ней нет твоей однозначной победы.

— В этом мире вообще нет ничего однозначного. Просто пришло время исполнить обещанное и возвратить старые долги. Тэрлег права: демон не должен осквернять землю, а туаты заслуживают прощения. — Румпель подошел к еще теплой костной золе, взял пригоршню и пересыпал в кошель. Но пепел просочился сквозь плотные швы, сквозь узкие поры кожи и высыпался прочь. Маг достал грифель и начертил на дне и по краям руны. Вновь засыпал пепел, и снова он, словно не встречая преград, ссыпался вниз. — Да что ж, тебя в руках нести? — Румпель вновь зачерпнул прах Трейла.

— Э нет, так ты с ним не сладишь, — проскрипела старая сида и протянула шелковый кошель, отданный ей Айлин в ночь Самхейна, — Вот тебе мой второй дар.

— Неужели и третий будет? — криво усмехнулся маг.

— А вот это только от вас двоих зависит, — грустно улыбнулась всеведающая. — Может, и будет.

— Фей проводит тебя магией быстрых переходов до ближайшего к Чертополоховому полю выхода. Советую призвать своего келпи. Все же пеший конному не противник. И еще. Меч Нуада бьет без промаха, но не надейся на него всецело. Помни, что его первый хозяин лишился руки, понадеявшись на всесильность клинка.

— Хорошо, я приму и запомню твой совет! — Румпель с легкостью наполнил кошель пеплом, поднялся и отряхнул руки. — Спасибо тебе, Тэрлег, за подарки. И тебе спасибо, сестра. За дочь, за науку и за тепло, коим ты наполнила мое сердце. И… — он повернулся к Айлин.