– Элементы образа, тут на складе черта лысого найти можно, если знать, что искать. Если ты не забыла, твоя мать была когда-то ведущей актрисой театра.

– Ага, я помню, энского ТЮЗа.

– Это неважно. Поела? Иди в ванную. Умойся быстро, нет ничего отвратительнее, чем вчерашний макияж на женском лице.

Я уже бодрее поплелась в смежную с кабинетом ванную, постояла под ледяными струями душа, почистила зубы одноразовой щеткой, которую нашла на полочке под раковиной, и завернулась в махровое полотенце.

– Образ у нас следующий, – в черных коробочках, которые сейчас стояли открытыми на придвижном столике, поблескивал настоящий театральный грим. – Мантия, корона, туфли. Ты не должна выглядеть жалко в момент превращения, поэтому сначала я сзади надену на тебя корону, ты сбросишь мантию, и…

– Мне теперь не нужна корона, чтоб обернуться, – возразила я.

– Остальным о твоих способностях знать не обязательно. Оставь хоть какой-то козырь в рукаве, мало ли что в будущем случиться может.

Мысль была здравой. Я присела на краешек стула и закрыла глаза, мамины пальцы запорхали по моему лицу.

– Здесь в клубе очень хороший мастер по свету, нас Илиас познакомил, мы тебе такой свет поставили, закачаешься. Готово!

Я посмотрелась в круглое зеркало, которое родительница держала в руках. Грим был сценическим, то есть в этой раскраске по улице не очень-то и походишь. Резкими мазками мама подчеркнула мои скулы и обвела глаза такой густой и темной линией, что они казались черными дырами.

– Одевайся!

Мантия была тоже сценической, видимо, за время моего сна ее слегка успели облагородить, но она осталась именно тем предметом гардероба, который можно было молниеносно снять. В надетом состоянии выглядела она довольно скромно. Ну как банный халат, под которым не видно ни кусочка обнаженной кожи. Корона оказалась из папье-маше, грубо раскрашенной золотистой краской, с налепленной пластиковой бижутерией.

– Ужас какой-то, – искренне вынесла я вердикт.

– Верь мне, ребенок. Все будет очень здорово.

– Туфли? Пак нашел их в развалинах, в которые ты превратила западное крыло.

– Нет, – покачала я головой, – эти я больше никогда не надену. Что-нибудь на замену есть?

– Конечно, – мама быстро достала из коробки другую пару. – А эти я выброшу.

– Лучше сожги.

Мама положила корону на гобеленовую подушечку, которую я видела когда-то на одном из клубных диванов.

– Идем, леди Сирин. Повторяя слова твоего достойного друга мелкого пакостника, нас ждут великие дела.

– Мам, я ведь даже не знаю, как себя вести. Ты бы меня в курс дела ввела, что ли.

– От тебя требуется только по моему сигналу превратиться в вещую птицу и постараться не начать петь, пока я буду озвучивать присутствующим речи нашей венценосной госпожи.

Мама несла подушечку на вытянутых руках, я шла чуть сбоку, когда коридор сузился, сделала шаг вперед, оставив родительницу позади. В большой зал клуба «Ирий» мы вошли со стороны сцены, полутьму разрезал яркий свет прожектора. Меня ослепило, но перед этим я успела заметить, что зал битком набит народом. Воцарилась тишина. Свет медленно затухал. Присутствующие, кажется, забыли, как дышать. Другой прожектор неожиданно выстрелил в зал, там в самом центре стоял трон Лорда-Изгнанника. Без драпировок и украшений выглядел предмет силы достаточно устрашающе, вокруг него людей не было, и я заметила светящиеся линии разметки. На сидении что-то блеснуло, я присмотрелась, в него был впаян, другого слова на ум не приходило, Ледяной Кинжал. Оружие пересекало годичные кольца, и было впечатление, что древесина пытается поглотить волшебный металл.

– Сейчас, – шепнула мама, и я почувствовала, как на мою макушку лег королевский венец.

Усилий не требовалось, я сбросила мантию, свет потух полностью. А когда зажегся, вещая птица Сирин уже была на троне, обхватив мощными когтями спинку. Зал выдохнул и взорвался аплодисментами.

Что говорила моя мама, я не понимала. Я даже не осознавала, что эта строгая статная женщина – моя мать. Я просто вслушивалась в обертоны чужих голосов и получала от этого удовольствие. В какой-то момент мне показалось, что лупоглазый человечек, стоящий поблизости от моего трона, замыслил что-то недоброе, я зашипела и взмахнула крылом. Человечка сбило с ног воздушной волной, он смешно корячился на полу, мне захотелось сделать еще смешнее, и я повторила жест, сметая с человечка понятное мне, но абсолютно не близкое колдовство. Без морока он стал совсем уж невзрачным, он хрюкал что-то обиженное в свой пятачок, но я не понимала ни слова, а только весело смеялась. Статная женщина приблизилась ко мне и ласково взъерошила перья на боку, она что-то громко сказала, остальные человечки захлопали в ладоши, видимо ожидая моей песни.

– Я изгоню вас, – шепотом пропела я. – На две сотни лет изгоню, и еще на сотню.

Они зашумели удивленно.

– И мертвый бог заговорит моими устами, и быть посему.

А потом я спрыгнула, чуть не развалив трон, и опять превратилась в Дашу Кузнецову, умницу, красавицу и спортсменку, если разряд по шахматам что-нибудь значит, а мама накинула мне на плечи красиво переливающуюся в искусственном свете мантию.

– Аудиенция окончена, – громко произнесла Маргарита Аркадьевна, а потом наклонилась ко мне. – На каком языке ты только что пела, ребенок? Никто здесь не понял ни словечка.

– Наверное, этот язык старше всех здесь присутствующих, – ответила я. – А, знаешь, я даже помню, о чем пела, кажется, мы с птицей Сирин вполне сможем подружиться.

– Это было феерично! – спланировал на мое плечо Пак. – Маргарита! Вы величайшая женщина из всех моих знакомых женщин, а знаю я их немало! Даже ваша венценосная дочурка не сравниться с вами в моем личном рейтинге величайших женщин. Так о чем ты там пела, сто восемьдесят пятое место моего личного рейтинга?

– О том, что все три дома фейри будут изгнаны, – ответила я. – И о том, что моими устами говорит мертвый бог. Ерунда какая-то получается.

Мама не дала мне развить мысль, быстро затолкав в ближайшую гримерку.

Нет, ну ведь правда, ерунда. Что значит – изгоню? Могу ли я? Ну, предположим, могу. И что? Кого я изгонять собралась? Всех фейри? Только альвов? Я ведь, на всякий случай, леди Третьего дома, тоже альва, если кто забыл. Надо будет теперь самоизгнание совершать? Первый в мире случай самодепортации, спешите видеть! А Пак? Пак вообще принц маленького народа, а прогонять мне его не хочется. А если желание не мое, то я и не обязана. Ведь правда? Если Мертвый бог этого всего хочет, пусть сам и изгоняет. Поговорить бы с ним, побеседовать, о планах осведомиться. Только где его искать? Хотя… Мертвый бог? Где-то я про него уже слышала…

Стоп. Этот был Навий. Точно! Навий бог должен был говорить моими устами. И эту ценную информацию я почерпнула из разговора с лягушкой Машей. Это два разных бога? Если я ничего не путаю, а я не путаю, потому что древнерусскую литературу нам в институте преподавали очень хорошо, то Навь – это мир мертвых, соответственно, мертвый бог вполне может называться и навьим.

Пока я освежала в памяти институтские лекции, мама уверенно юркнула за кучу какого-то барахла и толкнула рассохшуюся дверцу, которой, видимо, давно не пользовались.

– Ребенок, не спи. Быстро в кабинет. Тебе надо к встречам с подданными подготовиться.

Я пригнулась под низким косяком и выбралась в коридор.

– Верховная ведьма Энского ковена хочет с тобой лично о чем-то поговорить. Если спросит о муже, он не перенес обряда принятия силы, и ты скорбишь, если о чем-нибудь другом… Слабины не давай. Они все сейчас до поросячьего визга напуганы нашим шоу. В аудиенции представителям домов мы отказали, они, конечно, обиделись, но нам нужно выиграть немножко времени.

– Мам, мне бы сбежать отсюда на пару часиков. Правда, срочное дело.

Мы почти вбежали в кабинет, и мама начала суетиться, приводя меня в порядок. Ведущая актриса энского ТЮЗа Маргарита Кузнецова была в своей стихии – запах грима, шорох кулис и чего-то там еще, театр начинается с вешалки, любите театр в себе, а не себя в театре. Мои возражения разбивались о ее деловитость и уверенность.