– Я не такая.
– Такая, – Ларс грустно улыбнулся и на мгновение стал похож на себя прошлого, того, которого я когда-то любила. – Просто я не дал тебе возможности этого доказать.
– Ты не дал мне возможности доказать обратное.
Я понуро обошла постель, чтоб случайно не прикоснуться какой-нибудь частью тела к Ларсу и легла на занозистую деревянную поверхность.
Он понял, что я сдалась, поднялся, отбросил с ложа, которое уже не должно было притворяться чем-то другим, драпировочные тряпки.
Я зажмурилась. Ничего, тут перетерпеть всего-то минут пять, и я буду свободна. Главное, что мои друзья будут живы и в безопасности. Хотя, какая безопасность, если новым Лордом нашего мира станет этот психопат? Ему нравиться убивать. Кто может поручиться, что он не начнет вскорости потакать своим страстишкам? Наверное, надо будет какое-нибудь сопротивление организовать. У меня есть злыдни, я могу с их помощью много крови попортить нашему новому владыке.
– Я жду.
Я открыла глаза. Голый Ларс нависал надо мной.
– Чего? Торжественного марша?
– Когда ты скажешь «да».
И тут меня будто что-то мягко тюкнуло по темечку, так, что мысли стали на место. Колдовству мало Даши Кузнецовой леди Третьего Дома? А что оно скажет про вещую птицу Сирин – исконную из исконников?
– Мне знаком этот взгляд, – протянул Ларс. – Жалеешь, что у тебя нет под рукой какого-нибудь завалящего венца, чтоб обернуться в это чудовище? Скажи «да» и продолжай мечтать.
«Сам ты чудовище», – подумала я, а вслух нежно проговорила:
– Ты слышал когда-нибудь выражение, что внутри каждой женщины скрывается королева?
Он еще не понимал, к чему я клоню, но, видимо, в моем голосе было что-то, что заставило его замереть и отшатнуться.
– А у каждой королевы есть корона! – закончила я торжествующе.
И мир лопнул мыльным пузырем, и вместе с миром лопнуло колдовство. Потому что вещей птице эти ваши фейские фанаберии на один коготь.
И вещая птица возрыдала, оплакивая погибшего друга и растоптанную любовь смешной девочки Даши.
Глава 12. И на обломках самовластья, или Как новый год встретишь, так его и проведешь
– Почему вы хотите развестись с мужем?
– У нас разные религиозные взгляды.
– А конкретнее?
– Он не признает меня богиней!
NN
Когда наступила полночь, я закладывала последний вираж над городской промзоной. Не самый плохой вариант для встречи Нового года. Небо над Энском расцвечивали разноцветные салюты, гремели куранты, истошное «ура!» возносилось к облакам. Я спланировало на землю, утаптывая лапами снег (с Новым годом, с новым счастьем!) и, резко выдохнув, обернулась. Босые ступни обожгло холодом. Я пробежалась до служебного входа. Дверь была заперта, но с некоторых пор меня это не останавливало. Я сгруппировалась и с первого удара вышибла ее плечом. Возвращаться в комнату, где я оставила одежду, не хотелось. Да и некуда, наверное, было возвращаться, там даже стены рухнули под моим напором. Странно, что никто грохота не услышал и не прибежал любоваться, как я правосудие вершу. Я прокралась по коридорчику в какую-то гримерку. Девочек Ларс не баловал, переодевались к выступлениям они в полутемных неотапливаемых закутках. Проведя рукой по вешалке со сценическими костюмами, я схватила первый попавшийся. На удачу мне попалось нечто обманчиво строгое, без перьев и блесток – приталенный жакетик и юбка в тон из темно-серого твида. Видимо, владелица изображала в своем номере строгую училку. Костюм сел, как влитой. Я пошарила под вешалкой, где обнаружила босоножки на довольно высоком каблуке и без раздумий натянула их на покрытые мурашками холода ноги.
Ну как-то так.
В зале меня встретили аплодисментами:
– Шампанского, бамбина! – Джоконда подскочила первой и сунула мне полный бокал.
– С Новым годом! – я выпила содержимое одним длинным глотком.
– Как все прошло?
– Маму мою не видела? – я поискала взглядом, схватила с подноса ближайшего официанта бутылку и приникла к горлышку.
– Ты оборачивалась! – обвинительно пискнул подлетевший Пак. – Я точно вам говорю, от нее зверем несет.
Я кивнула и разжала пальцы, отпуская пустую бутылку в последний полет:
– Маму найдите, сейчас сюда паладины лета ворвутся.
Два раза просить не пришлось, Джоконда и Пак синхронно нырнули в разные стороны.
Я повернулась ко входу:
– Именем дома Лета! – на пороге воздвигся четырехрукий Эсмеральд.
Музыка сбилась с ритма и смолкла, следом смолк шум толпы. Я выдержала двадцатисекундную паузу, пока последние шепотки не поглотила тишина:
– Позвольте узнать, по какому праву паладины Лета врываются на мой праздник?
Говорила я хорошо, глубоким уверенным контральто, именно таким голосом могла озвучивать свои приказания королева какой-нибудь маленькой, но гордой страны.
Из-за спины Эсмеральда показалась закутанная в черный плащ фигура. Эмбер приближался, не касаясь пола. Как же я раньше не замечала, что он становится Господином Зимы? Все его колдовство в последнее время об этом просто вопило. Зимнее было колдовство, не летнее.
Эмбер снял капюшон, его снежно-белые волосы рассыпались по плечам.
– Мы пришли поздравить леди Сирин со вступлением в брак.
Я досчитала до двадцати и поклонилась:
– Поздравления принимаются. Особенно приятно получить их не только от дома Лета, но и от дома Зимы.
Я обернулась к оркестрантам и взмахнула рукой:
– Праздник продолжается!
Музыканты не сразу, но все-таки возобновили прерванную мелодию.
– Чувствуйте себя как дома, – вежливо кивнула я Эсмеральду.
– Кажется, сегодня мы будем чествовать новую Леди-Изгнанницу? – негромко проговорил Эмбер.
Я перевела на него холодный взгляд:
– Кажется, в вас это удивления не вызывает.
– Кузнецова… – он смешался на мгновение, – я могу просить леди Сирин об аудиенции?
Я удивленно приподняла брови:
– В этот час? Ваше дело не может подождать?
– Смею настаивать.
– Что ж, – я пробежалась взглядом над головами танцующих, гости пришли в себя после появления паладинов на редкость быстро, от дальней колонны мне сигнализировал Пак, крошечный нюхач махал мне своей тирольской шляпой, показывая свободной рукой куда-то в сторону. Я прищурилась. У колонны стояла мама, с одной стороны ее придерживала под руку Жанка, с другой – Джоконда.
– Пойдемте.
Я провела Господина Зимы по коридору и уверенно толкнула дверь директорского кабинета. Ларса по понятным причинам там не было, и я заняла кресло во главе стола заседаний:
– О чем вы хотели со мной говорить?
Эмбер с любопытством оглядел обстановку, даже потрогал какие-то фигурки, стоящие на открытых настенных полках:
– Как тебе это удалось?
Я пожала плечами. Играть с принцем, ах, простите, с бывшим принцем, в недомолвки мне расхотелось:
– А почему ты уверен, что «это» удалось именно мне?
– Потому что ты жива, Кузнецова, – белые губы Господина Зимы растянулись в улыбке. – Если бы твой… – Эмбер использовал емкий и абсолютно неприличный эпитет, – сделал то, что планировал, ты бы уже была мертва.
– Ты хочешь сказать, что во время этого… акта передачи силы один из нас точно бы не выжил?
– Да. И я был уверен, что это будет именно твой… – это слово было другим, но также за гранью литературного языка. – Но когда узнал об его всесторонней подготовке с моей покойной супругой…
– Гриделень ушла?
– Еще нет, – ответил принц с небольшим разочарованием в голосе, – но это вопрос недолгий.
– И ты спокойно дашь ей умереть?
– Я ее предупреждал. Кузнецова, ты же сама слышала. Я говорил ей, что наша магия вступает в противоборство, что я превращусь для нее в яд.
Мне стало жалко влюбленную дурочку, даже плакать захотелось.
– Почему ты молчишь?
– Я думаю о том, что вы, фейри, сильно отличаетесь от нас, людей. О том, что для вас нормально пожертвовать жизнью влюбленной в вас женщины. Хотя, может, дело в том, что вы – мужчины. Я ни в чем не уверена. Эмбер, знаешь, Ларс говорил мне, что после обряда я смогу быть свободной, и он больше не будет преследовать меня. А оказывается, он врал? Или, может, – крошечная надежда все еще теплилась, – ты не сказал ему, что это смертельно для меня?