80 лет назад

Дуня рано овдовела, не успев познать прелестей семейной жизни. Осталась с годовалой дочкой на руках в чужом краю. Родственники мужа относились скверно, зная, что теперь уже некому заступиться за сироту. По натуре своей люди они были не злые, просто времена тяжелые. Свекровь еще куда не шло, хотя бы не попрекала куском хлеба, а вот невестка, жена родного брата мужа, чуть ли не со свету сживала. Особенно бесила ее малышка Рая, лупоглазая и непоседливая, слишком бойкая для девчонки. У невестки было двое сыновей, такие задохлики, как ни старалась лучший кусок отдать, росли мальчишки слабыми и болезненными. Не то что Райка — кровь с молоком. Первое время терпимо жилось им всем вместе. Но когда Райка научилась отстаивать свои интересы, а надо добавить что мальчики не просто слабыми росли, а еще и противными, будто с малолетства завидовали бойкой девчонке и пакостили исподтишка, вот тогда и начались скандалы. Однажды мальчики срезали единственной кукле Раисы волосы, разворотили игрушку в припадке любопытства и озорства. Эту диковинку на то время, голубоглазую и белокурую красавицу, умеющую закрывать и открывать глаза, подарила ей мать на пятый День рождения, во всем себе отказывала и недоедала, чтобы порадовать девочку.

Понятно, что двух хулиганов не ждало ничего хорошего. Как только Рая обнаружила свою любимую игрушку изувеченной — закрыла их в погребе, что являлось самым страшным наказанием. Там в темных углах притаились огромные пауки, готовые в любую секунду схватить детей своими цепкими длинными лапами и проглотить не пережевывая.

Невестка обнаружив своих кровинушек полумертвыми от страха, набросилась с кулаками, на беззащитную в сравнении со взрослой теткой, девочку. Дуня услышала ругань и бросилась на помощь, вцепилась в невестку, оттащила от своего ребенка за волосы. В тот день передрались все, всем досталось. Наконец-то пришел единственный мужчина в доме и разнял беснующихся женщин.

— Знаешь что, — обратился он к Евдокии, когда страсти немного поутихли, — собирайся и уходи. Возвращайся в свою деревню, мы тебя долго терпели и девку свою забирай.

Выбора не было. С горьким осадком на душе Дуня собрала свои скудные пожитки в котомку, под руку взяла дочку и пошла в свою родную деревню, там вроде как осталось много родственников, которые возможно отнесутся к ней куда более благосклонно и помогут пристроиться.

Дорога пролегала через темный и густой лес, сквозь раскидистые сросшиеся ветви солнечный свет почти не проникал. Но обходить его — целый день потратить, слишком сложно с маленькой девочкой на руках. И Дуня смело ступила на поросшую мхом тропу: “чай не заблужусь”.

Тишь, царившая в дремучем лесу, завораживала путницу. Рая прижалась сильнее к матери, даже ее храбрость в миг куда-то испарилась, стоило лишь взглянуть на темные дебри, где мерещились притаившиеся лешие.

Дуня шла без оглядки, уверенно шагала в свое светлое будущее по извилистой тропе. Пару раз они делали привал на полянах, детские ножки не привыкли к столь изматывающим путешествиям.

Иногда ветер колыхал верхушки огромных деревьев, те натужно стонали и скрипели, редкие птицы громко хлопали крыльями — песня леса действовала на молодую женщину умиротворяюще, тропа вела ее вглубь, все дальше и дальше в самую чащу.

Свет проникал всё хуже, скудные лучи рассеивались, не сумев пробить броню дремучей кроны, тишина перестала убаюкивать и начинала настораживать.

— Мама, мне страшно, — прошептала Рая и вцепилась крепче в мамину руку.

Евдокия тревожно осмотрелась по сторонам, в душу закрадывались ужасные подозрения — они заблудились, тропа оказалась лживой и завела их бог знает куда.

Дуня попыталась вернуться, шла то на север, то на юг, бежала как сумасшедшая ломая сухие ветки, налево — направо, все бестолку — вокруг один сплошной лес. Она упала на землю и горько зарыдала.

— Мамочка, не плачь, — обняла ее Рая. — Мы найдем дорожку.

Услышав голос дочери, молодая мать собрала всю волю в кулак и поднялась. Повела дочку, надеясь, что куда-то да выйдут.

Совсем стемнело, на небе мерцали звезды, с наступлением ночи в лесу начиналась другая жизнь. Жутко стало, то ветка сухая надломится, то сова ухает. Дуня было отчаялась, когда вдруг наткнулась на избушку. На радостях постучала в окно и попросилась на ночлег. Рая ее одернула и испуганно спросила: “А если там баба Яга живет?”. Евдокия не прислушалась к словам дочери и приказала ерунду не мелить, напрочь позабыв про осторожность. Нисколько ее не удивила появившаяся на пороге старушка.

— Заходите милые, заходите сладкие, — прошамкала она беззубым ртом. — Чем смогу — помогу.

Внутри выглядело жилище также бедно как и снаружи: две лавки вдоль стен, на одной по всей видимости спала хозяйка; черная от сажи печурка и большой пень вместо стола.

Старушка посочувствовала Дуне, сказав что не первая, заблудившаяся в лесной чаще. Обещала завтра утром вывести на верную тропу и предложила перекусить кашей, которую тут же и сварила.

Мать и дочь были такие голодные, что проглотили бы лошадь целиком, поэтому съели всё до последней крошки. Не успели поблагодарить радушную хозяйку, как сморило сном.

Наступило утро, старушка едва с постели поднялась, все жаловалась на боли в пояснице.

— Ох, худо бабушке, — плакалась старуха, не в силах и шагу ступить. — Завтра полегчает, завтра выведу.

— Вы скажите в какую сторону идти, я и сама дорогу отыщу, — Евдокии не терпелось покинуть жуткий лес.

— Сама не найдешь — заплутаешь, — отказывала старушка.

Вечером она смогла подняться и опять наварила каши. Как только всё съели — тут же уснули.

Наутро история повторилась.

— Куда же ты пойдешь? Идти тебе, милая, некуда. Курень твой на щепки разобрали и следа не осталось, тетка одна и та стерва. Пропадешь без мужика.

— Ты что такое говоришь, старая? Откуда знаешь? — удивлялась Дуня и начинала побаиваться странной старухи.

— Знаю, — хитро отвечала та и продолжала всякие небылицы рассказывать. — Доходишь меня, помогать будешь — перед смертью тебе зеркало колдовское отдам. Этим зеркалом можно судьбу свою зазывать, суженого-ряженого. А я тебя научу обряду.

Евдокия не воспринимала слова старухи всерьез. Покрутила у виска, обозвав выжившей из ума, вышла на порог — оглянулась. Вокруг лес дремучий — куда идти, где тропа верная — кто знает.

Вечером как обычно бабка каши наварила, но в этот раз Дунька есть не стала, только притворилась и также притворно уснула.

Лежит она тихо, одним глазом подсматривает сквозь приоткрытое веко. Встала старуха с постели и как прыгнет, одним прыжком на чердаке оказалась. Евдокия едва сдержалась, чтобы не ахнуть, внутри все похолодело от ужаса. Только сейчас поняла — не иначе ведьма их приманила.

Все-таки взяло верх любопытство и тихо забравшись на пень, заглянула в щель.

В самом углу сидит старуха спиной, а перед ней зеркало, небольшое и немаленькое, свет из него, как от солнца, аж в голове прояснилось. Дунька пригляделась и обомлела — в отражении не старуха, а молодая девушка, шепчет какие-то заклинания. Глаза ее черные, как уголь, взгляд, будто насквозь прожигает. На долю секунды вперились в любопытную Евдокию эти глазища. Та испугалась, отшатнулась, чуть было не свалилась с пня. Мигом легла, укрывшись с головой и притворилась спящей.

Наутро старуха моложаво вскочила с постели, Дуня за ней следом да и говорит:

— Согласна я бабушка, останусь.

— Славненько, доченька, оставайся — не пожалеешь, — и отправила ее за ягодами, на всякий случай дала клубок, приказав покатить по земле, если вдруг заблудится.

Дуня взяла в одну руку лукошко, в другую дочь и отправилась, якобы за ягодами, а сама спряталась неподалеку, ждала когда старуха избушку покинет. Дождалась, спустя некоторое время увидела как вылетело что-то из окна. Перекрестилась, дочери велела без нее и шагу не ступить, вернулась в избушку. Что за сила ей управляла в тот момент, по сей день не знает, но ведомая каким-то необъяснимым порывом, забралась на чердак, завернула в темное плотное сукно колдовское зеркало и дала деру. Ветер в ушах шипел, бежала без оглядки, в одной руке зеркало, в другой Раиса.