Дверь открылась, и на пороге Влад увидел Ирину, димину сестру. Выглядела она не сказать, чтобы хорошо. Припухшие красные веки говорили, что женщина долго плакала.

— А, это вы. Дима говорил, что вы можете зайти, — устало произнесла она.

Влад поздоровался и остался стоять на лестничной клетке. Войти ему не предложили.

— Вы случаем Диму не видели? Телефон вне зоны доступа, магазин закрыт. Хотел бы переговорить с ним.

— Так уехал он, — вздохнула сестра.

— Куда? — удивился Влад.

— Так в Питер и уехал, — пояснила его сестра и всхлипнула. — Искать бывшую жену и сына. Я ему говорила, что ехать бессмысленно, что нет там ничего, никто не выжил. Взрыв произошел как раз над районом, где они жили. А он… он даже слушать не стал. Говорит, что надо убедиться самому и никак не реагирует, что я ему объясняла.

— Понятно, — Влад тяжело вздохнул, уставившись в пол. — Ну, я тогда пойду.

— Погодите, — она схватила его за руку, — он велел вам передать.

С этими словами она ушла вглубь квартиры и вернулась с двумя коробками патронов, протянула их Владу.

— Спасибо, — поблагодарил он ее, принимая боеприпасы.

Повисла неловкая пауза.

— Вы, если что сообщите мне, ладно? Если вдруг, что узнаете о нём?

— Конечно, — Влад коротко кивнул, развернулся и стал спускаться по лестнице. Его шаги отдавались звонким эхом по подъезду.

Банки заработали, но не все и не в обычном режиме. Только самые крупные, а самым крупным был, понятно, Сбербанк. Благо, Владу удалось найти наименее забитое отделение, в котором ему всё-таки удалось снять только часть сбережений, так как было введено ограничение на выдаваемую сумму, которую можно было снять со счета.

В действующих магазинах стало гораздо меньше товаров, но это было вполне объяснимо. Города снабжаются с колес, если где-то и есть какие-то внутригородские склады, то их немного и они не большие, чисто для того, чтобы удовлетворить внезапно возникшую потребность в товаре до основного привоза. Судя по тому, что противник продолжает активно обстреливать и бомбить дороги и коммуникации, и даже иногда прорывается к городу, проблемы с логистикой и обеспечением были ожидаемы, и то, что они будут увеличиваться по нарастающей, Влад не сомневался.

Силы противовоздушной обороны справлялись, но работали, судя по всему, на пределе возможностей. Прорывы хоть и редко, но случались. Это же насколько близко должен быть враг, чтобы его истребители бомбардировщики могли сюда долететь?

А потом появились беженцы. Сначала это были редкие автомобили, груженые такими же тюками, как и те, которые покидали город в первый день бомбардировки. Только теперь они въезжали в город с другой стороны. Потом их становилось всё больше и больше, подобно тому как тоненький ручеёк превращается в полноводную горную реку. Сначала разрозненно, а потом уже целыми организованными группами в сопровождении военных, которые нередко были одеты в ОЗК.

Их везли автобусами, они ехали сами на своих авто, а может быть и не на своих, особо никто не спрашивал. Приезжали армейские тентованные фургоны, в которых людей набивали что тех шпротов в банку. Много, много людей. По городу поползли слухи, что от приезжих "фонит" и на площади опять собрался стихийный митинг, который подогревали провокаторы. Но после приезда ОМОНа митинговать как-то быстро расхотелось. Впрочем, администрация всё-таки выступила с соответствующим заявлением, в котором разъяснила, что все беженцы, допускаемые в город проверены на предмет заражения радионуклидами, радиационный фон в норме.

К каждому автомобилю еще на въезде в город подходила группа военных в спецкостюмах (общевойсковой защитный костюм, как объяснил знакомый полицейский) и проверяла уровень радиации, попутно опрыскивая транспорт каким-то раствором. Периодически они вытаскивали из машины то одного, о другого, и увозили в неизвестном направлении.

Треск дозиметра, казалось, стал естественной частью окружающего мира. Те, кто проезжал установленные на въезде блокпосты, потом рассказывали, что особо "трескучих" беженцев со следами жутких ожогов размещали в специальном лагере, который построили за чертой города, и который был обнесен колючей проволокой и охранялся даже лучше, чем какая-либо тюрьма.

По городу ползли слухи об ужасных последствиях облучения, которому подверглись многие из беженцев, не успевшие вовремя найти укрытие. Невольно можно было прийти к мысли, что лучше было бы умереть в первые мгновения удара, и быть распыленным на атомы, чем потом вот так вот умирать в мучениях.

Выпадение волос, зубов, волдыри по всему телу, слепота, и вообще постепенный отказ внутренних органов, превращающихся в неудобоваримую жижу. А потом тебя спихнут в бетонную общую могилу, чтобы ты не отравил своим фонящим трупов всё вокруг. Такие вот неприглядные последствия лучевой болезни.

А городские больницы были забиты ранеными без явных признаков поражения радиацией. Таких хватало с лихвой. Но росло и количество умерших. Мертвецов складывали в подогнанные рефрижераторы, но, если так пойдет и дальше, то скоро будут заполнены все помещения, где есть электричество и холод. А когда наступит зима, так и заморачиваться сильно не будут.

Вопрос работы не давал Владу покоя и чтобы не доводить ситуацию до крайности (есть хотелось каждый день, а деньги пока не отменили), он почти каждый день выходил в город, чтобы посмотреть что да как, и по возможности разведать возможность нового трудоустройства.

Второй день в воздухе висела водяная взвесь, которую сложно было назвать дождем, чтобы из-за нее раскрывать зонтик, но из-за которой мокрым становилось всё вокруг, в том числе и одежда. Единственным спасением были полиэтиленовые дождевики, но их-то как раз было уже не достать, а до войны ни Аля, ни Влад не видели необходимости их покупать, хоть бы и стоили они сущие копейки.

Под ногами хлюпали лужи, неубранные газоны и клумбы с увядшими цветами, которые благодаря теплой осени дотянули аж до начала ноября, дополняли городской пейзаж своей долей депрессивного настроения. Там где отсутствовала асфальт, расползалась мокрая черная грязь, налипающая на подошвы ботинок. Значительно похолодало.

На свободной площадке у городского Дома Культуры, где обычно разбивал свой шатер приезжий цирк, теперь образовался целый палаточный городок, который помогали возводить военные и эмчеэсники, которые, впрочем, не сильно отличались в нынешних условиях от первых. Каждый сотрудник МЧС, попавшийся на глаза Владу, был вооружен минимум пистолетом, но чаще автоматом Калашникова.

Городские больницы и гостиницы, которым приказом сверху было положено впустить всех нуждающихся, были уже заполнены до отказа.

Вскоре платками, развёрнутыми МЧС, и самими людьми

— Жуть, Влад, преступность подскочила в разы, мы зашиваемся, а людей свободных нет, — рассказывал в очередной раз знакомый капитан, — ну не расстреливать же их на месте!

И без того подавленные последними событиями жители города, получили возросший риск быть ограбленными, убитыми или изнасилованными. Люди доведенные до отчаяния способны на многие неприглядные поступки, а таких среди беженцев, и не только, появлялось в городе всё больше и больше с каждым днём. Комендантский час помогал, но не столько чтобы решить проблему кардинально. У кого-то могла поехать крыша, и хорошо, если по-тихому, а если совсем с головой плохо будет, что тогда? Случаи самоубийства на почве излишне эмоциональных переживаний уже имели место. Позавчера Влад сам наблюдал, как одна дама выпрыгнула из окна с криками о конце света, приходе Сатаны и необходимости покаяться.

Свести счеты жизни даже в ожидании всеобщего армагеддона выглядело более чем странным. Что тебе стоит подождать-то? Вот придет конец света, и тогда и ты всё равно откинешься, ускорять этот процесс нет никакого смысла.

Однако про "расстреливать" было не таким уж и преувеличением. Как сказал тот же Александр, в случае изнасилований получены устные указания стрелять на поражение "при попытке скрыться". Суровые времена — суровые меры, не всегда записанные на бумаге.