Пригибаясь и прихрамывая, подбегает Алексей. Рядом к этому времени уже находятся Ставицкий и Павел.

— Живучие гады, стоит признать, — качает Алексей головой.

— И упёртые, — добавляет Павел.

Влад берёт автомат, передёргивает затвор и старается подняться. Становится понятно, что это ещё не конец истории. Опять не конец.

Снова выстрелы, уже ближе.

— Уходите! — закричала Аня, отрываясь от очередной перевязки. — Уходите! Мы их задержим!

— А как же ты?! — спросил капитан. — Неужели всё зря?!

— У меня будет ещё целая жизнь, Алекс. Целая жизнь, — грустно улыбнулась она.

А потом она подбежала к Владу и притянув его к себе поцеловала в губы.

— У тебя всё получится, — сказала она, отстраняясь, и Влад понял, что у него действительно всё получится. Что иначе и быть не может. Он дойдёт, куда надо и сделает всё от него зависящее, чтобы вернуть этот свихнувшийся мир в нормальное состояние, в то, которое он знал до этой безумной войны.

— Уходите! Мы их задержим, — произносит человек из группы Деяна, имени которого Влад даже не знал. Кусок металла торчал у него в боку, но он на удивление ловко перезарядил автомат одной рукой, поставив его прикладом на землю.

— Уходите! — снова повторила Аня.

Выжившие бойцы готовились принять последний бой в их жизни. Всё ради того, чтобы не просто остановить войну, а сделать так, будто бы её и не было. Ради спасения миллионов жизней. Пусть даже они и не знали об этом.

— Нам придётся идти через заражённую территорию, Влад, — не то предупредил, не то констатировал Алексей. — Снаряжения нет.

— Ну, значит, придётся, — пожимая плечами, согласился Влад. От этого движения у него всё прокололо внутри.

— Пошли уже, — Ставицкий опираясь на импровизированный костыль из обломка вагона, заковылял прочь.

За спинами удаляющейся четвёрки послышался лязг затворов и отдельные выстрелы. Потом короткие и длинные очереди. Взрывы.

Поиграем в Бога? Изменим реальность? Если верить Ставицкому, то это, вполне себе, возможно сделать по щелчку пальцев. Ну, ладно, не по щелчку, а запустив особую силовую установку, генератор, который может пересобрать пространство-время в определённом секторе в зависимости от силы воздействия. Захотел — на день, захотел на неделю или на месяц. А если постараться и создать точку бифуркации (что, говоришь, точку бифуркации нельзя создать, её можно только обнаружить? да не важно!), то изменению можно подвергнуть и век, и целое тысячелетие.

Такое вот путешествие во времени без путешествия во времени. Не надо отправлять отважного героя, чтобы он убил Гитлера. Достаточно сделать так, чтобы Гитлер поступил в художественную академию, вызвав возмущение в Точке бифуркации. И вот, никакой тебе Второй Мировой Войны, и никакого вождя Третьего Рейха, а вместо них мирная Европа — относительно мирная, конечно — и более-менее удачливый живописец-импрессионист Адольф Шикльгрубер.

И всегда есть учёные, которым неймётся что-нибудь исследовать и над чем-нибудь поэкспериментировать. Ну и военные, куда ж без них! Эти ребята на любое научное изыскания смотрят исключительно сквозь призму создания нового оружия. Мол, чего бы такого создать, чтобы как можно сильнее бахнуть. Да так, чтобы «весь мир в труху».

Не то, чтобы военные были совсем не правы, но сколько полезных новшеств можно было бы выпустить в гражданский оборот, если бы не патологическая любовь к грифу «совершенно секретно».

Влад, Алексей, Павел и Ставицкий шли по насыпи железнодорожных путей, с обеих сторон от которых возвышались обгоревшие, переломанные и перекрученные стволы деревьев, словно призраки потустороннего мира, взиравшие на них с удивлением и осуждением. Ибо это был мир мёртвых, а вы пока ещё живые.

Да, пока. Пока ещё живые. Влад закашлялся и посмотрел на красные капельки, оставшиеся на перчатке. Да уж, перспектива вырисовывалась так себе.

Всё мертво. Всё убито. Вот так люди уничтожают всё вокруг себя, и себя самих. И никто не знает, зачем они это делают. Разве стоили этого все те политические дрязги, в которых, словно в чане с нечистотами, купался мир с момента появления человека? Это — финал?

Поначалу Влад ещё оборачивался, чтобы посмотреть, не идёт ли кто за ними следом. Вдруг кто-то выжил в том бою, но никого не было. Один раз ему только показалось, что среди чёрных остовов деревьев промелькнул тень, но, скорее всего, это был упавший ствол. А потом он перестал оборачиваться.

Движение справа привлекло внимание. Олень. Или косуля. Обгоревшее и ослепшее животное плело куда-то из последних сил, натыкаясь на покрытые гарью деревья. Оно пыталось издавать какие-то звуки, но вместо этого из его рта вырывался глухой хрип. Оно не видело людей, но чувствовало их присутствие. Голова оленя поворачивалась по направлению их движения.

Удастся им всё исправить или нет, но пройти мимо мучающегося животного Влад не мог. Достав пистолет, он спустился с насыпи и подошёл к оленю, который услышав шаги шарахнулся в сторону, но споткнулся о поваленный ствол и в довершение своих страданий сломал ногу.

Теперь олень просто лежал, даже не делая попыток подняться на ноги. И только хрипел и хрипел, ворочая спёкшимися глазами.

Капитан бросил взгляд на отставшего Влада, но останавливаться не стал. Только помотал головой. Они уже ушли порядочно вперёд и придётся поднажать, чтобы догнать.

Влад выстрелил, и страдания оленя прекратились. Теперь — идти дальше.

В легких нестерпимо жгло и хотелось кашлять при каждом вдохе. Противогазов не было, всё осталось в сгоревшем поезде. Поэтому лица закрывали шарфами и вообще, чем придётся.

Снега почти не было. Деревья уже остыли, но снега не было, несмотря на холодный воздух. Его заменял пепел, покрывавший всё кругом. Лес успел остыть после пожара. Лишь кое-где красные глаза угольков.

Деревья не потрескивали на холоде — жалобно ныли, ветер не шумел меж хвойных лап — злобно свистел среди голых ветвей. Не было растекающегося эхом вороньего карканья, не стучал по стволу дятел в поисках вкусных личинок. Только звук людских шагов, да осыпающихся с насыпи камней.

За лесом возвышался гранит заснеженных гор. Таких близких и таких далёких.

Взобравшись обратно на насыпь, Влад ускорил шаг, насколько только мог и пошёл рядом путями. Идти по шпалам было категорически невозможно, так как согласно неизвестным железнодорожным правилам их клали именно с таким интервалом, а не с тем, который бы позволял по ним идти нормальным прогулочным шагом. Но по ним всё-таки иногда приходилось идти, когда полотно пересекало болотца и частично скованные льдом безымянные речушки.

За спиной у каждого было по полупустому рюкзаку со снаряжением, которое удалось найти в обломках поезда. Немного еды, припасы и оружие. Не то чтобы было тяжело, но не в их текущем состоянии, когда по уму стоило бы лежать на койке под капельницей и ждать священника для исповеди.

Прошлая жизнь казалась чем-то далеким и нереальным. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как в окне «Ласточки» он наблюдал ядерные взрывы, осветившие горизонт, а такое ощущение, что миновало уже лет десять.

Где-то там, в прошлом, осталась стабильная работа, хорошая зарплата, шумные родственники, поездки в гости, супруга, за которую он готов был благодарить любого бога, хоть православного, хоть нет, если бы знал, какой из них ниспослал её ему. И проклинать тех, кто её у него отнял.

Такие себе апокалиптические хоббиты, идущие в Мордор, чтобы бросить прОклятое кольцо в жерло Роковой горы. Влад книгу не читал, но кино смотрел, и образ маленьких страждущих путников явственно стоял перед глазами. Сознание просто защищалось, подкидывая сказочные картинки, так как реальность была просто невыносимой.

А что? Хоббиты ведь тоже шли, чтобы изменить мир. Создать свою реальность, отличную от той, что им грозила. Другое дело, что их вселенная не переставала существовать, после подмены другой, параллельной.