Теперь Гарольд сидит в углу – немытый, безразличный ко всему; он сосет большой палец правой руки, а глаза его устремлены в бесконечность. С того момента, как он убил сестру, Гарольд не сказал ни слова. Полный аутизм.

Джози лежала в заморозке с плотно закрытой крышкой. Но, поскольку электричества не было, от заморозки уже шел запах. Впрочем, ему трудно было сравняться с тем, как несло из туалета. Воды ведь тоже не было!

Денис, такая же немытая, как и Филип, без парика, со шрамами на голом черепе, села и прошептала:

– Кто это может быть?

– Откуда же, черт побери, мне знать? – отозвался Филип.

Сидя на углу стола, он выпрямился и стал тереть сонные глаза костяшками пальцев руки, в которой держал пистолет. Этим утром он чувствовал себя плохо, гораздо хуже, чем накануне, но термометр они разбили, когда пытались измерить температуру Гарольду, а во время двух своих экспедиций на улицу Филип так и не добрался до аптеки, чтобы достать новый. В первую свою вылазку Филип забрал из машины пистолет, а во вторую он узнал, что все торговые точки в округе разграблены. Свои силы они поддерживали остатками глубоко замороженных гамбургеров и апельсиновым соком.

Филип, обойдя импровизированный очаг, добрался до двери. Жить в современном доме, но без обычных удобств – удовольствие ниже среднего. Газ отключили примерно в одно время с электричеством. Им повезло, что в кладовке у них завалялся лист асбеста, из которого они и соорудили очаг, положив сверху решетку от плиты.

Он выглянул в глазок и напряженно замер. После чего повернулся к Денис и прошептал:

– Армия.

В это же время из соседней квартиры, откуда за последние два дня не доносилось ни звука, послышался шум.

– Ты уверен? – спросила дрожащим голосом стоящая на коленях Денис. – А вдруг это кто-то притворяется…

Но было что-то убедительное в том, как выглядел стоящий за дверью старший сержант с лицом, наполовину скрытым маской, с блокнотом и ручкой в руках. Составляет что-то вроде списка, вероятно! Затем за спиной сержанта возник рядовой с петлицами медицинской службы, который держал коробку с какими-то банками и контейнер с белыми пилюлями.

– Да нет, все в порядке, – пробормотал Филип и открыл замки, впрочем оставив цепочку на двери и держа пистолет так, чтобы его было видно снаружи.

– Бросьте пистолет, или я стреляю! – рявкнул сержант, в руках которого, словно по волшебству, появился карабин, который он наставил на Филипа.

– Но я не собираюсь ничего делать, – слабым голосом сказал Филип. – Я здесь живу, это мой дом.

Заброшенный, грязный, вонючий. Но – мой.

– Бросьте пистолет!

Филип пожал плечами и бросил пистолет на стоящую поодаль кушетку.

– Так-то лучше! – сказал сержант. – Вы – Филип А. Мейсон?

– Да.

– Ваши документы!

Филип порылся в карманах и достал водительское удостоверение. Протянул сержанту. Тот кивнул и сказал:

– И откройте свою вонючую дверь.

– Открываю.

Филип сбросил цепочку. Рядовой-медик вошел и, наморщив нос, стал оглядываться. Маску он сбросил на подбородок, о чем явно сожалел. Впрочем, в квартире воздух был не лучше, чем снаружи, – пожары в центре продолжались без малого пять дней, и ветер все еще приносил дым из пригородов.

– А вы – миссис Мейсон, – сказал сержант, обращаясь к Денис и возвращая права Филипу. – И у вас есть двое детей, так?

Звуки сержантского голоса странным образом внушали уверенность. С тех пор как умерла Джози, Филип решил, что никто в мире более не знает, что, как и когда нужно делать и каким образом. Сам он часами сидел у окна, глядя на поднимающиеся вдали столбы дыма, неспособный ни реагировать, ни тем более строить планы.

Денис поднялась на ноги, зачем-то прикрывая грудь одеялом – прикрывать было нечего, так как и она, и Филипп были полностью одеты и все это время не раздевались.

Вошел третий, тоже рядовой, с мешком из джутовой ткани, в котором лежало что-то тяжелое. Увидев пистолет Филипа, он подхватил его, вытащил оставшиеся патроны и бросил оружие в мешок.

– Эй, это мой пистолет! – слабым голосом запротестовал Филип.

– В городе запрет на ношение оружия! – сообщил сержант. – У нас около двадцати тысяч трупов с огнестрелом. А это – ваш сын?

И он показал на Гарольда.

– Да.

– А другой ребенок, девочка?

– Девочка… – начал Филип.

– Она мертва, – произнесла Денис.

Сержант, нимало не удивленный, сделал пометку в своем блокноте.

– Понятно. Как это произошло? – спросил он.

– Гарольд ее убил. Хотите посмотреть на тело?

Слова Денис пробили брешь в спокойной, деловой манере, с которой сержант вел разговор. Опустив блокнот, он уставился на женщину.

– Я думала, она спит, но оказалось, что он ударил ее кухонным ножом, а потом прикрыл ее любимым одеялом.

Денис проговорила это спокойным, бесстрастным тоном. Неделя, проведенная в аду, лишила ее всех эмоций.

Сержант и рядовой-медик переглянулись.

– Я думаю, тут лучше позвать врача, – сказал рядовой. – Это за пределами моей компетенции.

– Согласен, – кивнул сержант. – Посмотри, закончил ли он с телами у соседей.

– Телами? – спросил Филип, сделав невольный шаг вперед. Они не были особенно дружны с семьей Фредериков – ограничивались кивками головы при встрече. Правда, когда разразился кризис, Филип подумал, что двум семьям неплохо было бы объединить силы и ресурсы, но на его стук соседи не открыли.

– Да, тела, – ответил коротко сержант. – Кроме вас, в здании мы пока не нашли ни одного живого человека. В армии служили?

И ручка зависла над очередной графой в форме, которую заполнял сержант.

– Я… – начал Филип, сглотнув. – Вот мое удостоверение об увольнении со службы.

Все документы у него были всегда под рукой с тех пор, как дела в Гондурасе пошли из рук вон плохо и военные свирепствовали по поводу уклонистов.

– Манила? – уточнил сержант, переписывая данные в блокнот. – Я там тоже был. Почему же вы не явились на службу, как были обязаны сделать?

– Я не понимаю, – медленно сказал Филип.

– Вы обязаны были явиться в Викенс – если только вы не больны и не сошли с ума. Или в Арсенал. Еще три дня назад.

Сержант вернул Филипу удостоверение и закончил:

– У вас могут быть неприятности, мистер Мейсон.

Филип покачал головой.

– Это было по радио? – спросил он. – Но радио у нас не работает уже больше трех дней. Мы держали его включенным все время, чтобы узнать, что происходит. Телефон отрубился. А когда я выходил на улицу, в меня кто-то стрелял.

Сержант задумчиво посмотрел на Филипа.

– Я думаю, они не будут к вам слишком строги, – сказал он. – Нам нужны люди. Не больные и не сумасшедшие.

– Я как раз болен, – проговорил Филип. – Лихорадка.

– Ну, это не страшно. Рокко! Как называется эта болезнь, что от кроликов? От нее еще голова болит.

– Туляремия, – ответил рядовой. – Но тиф похуже будет, и говорят, есть еще случаи оспы.

Филип посмотрел на Денис. Та была настолько шокирована происходящим, что могла лишь смотреть на все широко открытыми глазами. Филип чувствовал себя так же.

– Мешок для ребенка есть? – спросил сержант, повернувшись ко второму рядовому – тому, что собирал оружие. Тот кивнул и вытащил нечто, напоминающее большую плоскую сигару. Развернув ее, он получил в результате пластиковый мешок шести футов длиной.

– Это вместо гробов, – сказал сержант, сухо усмехнувшись. – Все, что у нас есть.

– Господи! Да это Филип Мейсон! – раздался крик у двери, и в квартиру ворвался Дуг Макнейл. – И Денис! Слава богу, вы живы!

Он похудел, зарос бородой, был одет в полувоенную форму цвета хаки, но по тому, как он двигался, видно было, что он здоров. Филипу страшно захотелось упасть ему на грудь и заплакать.

Но он не успел отреагировать на появление Дуга в столь нелепой манере – тот заметил Гарольда. Дуг взглянул ребенку в глаза и повернулся к Денис.

– Попил из крана! – проговорил он.