А потом был настоящий пир. У Ильи с Аркадием с собой были продукты, и они выложили их на стол. Свете было безумно стыдно, но голод взял верх. Они с Катей впервые за долгое время смогли нормально поесть. А вот гости кушать вежливо отказались и лишь с видимым удовольствием пили пустой кипяток, хотя несколько кусков сахара, принесённых ими же, лежали на столе. И только видно было, как желваки ходили на щеках у Ильи, когда он думал, что она на него не смотрит.
Аркадий вскоре ушёл, сославшись на службу, и попросил приютить до утра Илью. «Да хоть навсегда», – чуть не вырвалось у Светланы, но она с видимым усилием сдержалась. И тем неожиданнее стали для неё слова Ильи: «Света, выходи за меня замуж».
Почему она сразу не ответила согласием, Светлана и сама не понимала. Хотя, с другой стороны, она действительно не хотела, чтобы это предложение было сделано из жалости к её положению. Она попросила время подумать, но как же ей хотелось быть всегда рядом с этим удивительным парнем, который, как оказалось, даже на год младше её самой. Они ещё долго сидели, разговаривали и не могли наговориться, пока сон окончательно не сморил её.
Гайдар постучал в дверь, когда на востоке едва-едва начало сереть. За его спиной, нагруженный битком набитым вещмешком, стоял и улыбался старшина Федянин.
– Утро доброе, хозяюшка! – поздоровался Аркадий со Светланой. – А мы вот за командиром приехали да вам гостинцы привезли.
– Здласти, – выглянула из-за спины Светланы закутанная в одеяло Катюшка. – Плоходите, пожалуста.
– Это что тут за девочка такая? – Кузьмич отодвинул плечом Гайдара и протиснулся в коридор. – Здравствуй, красавица. Давай знакомиться. Меня дядя Толя зовут. А тебя как?
– А меня Катя. И я не класавица, а плосто девочка.
– Ну нет, – делано удивился Кузьмич, – ты не просто девочка, а очень красивая девочка. На-ко вот гостинец тебе.
С этими словами он протянул Катюшке… Чупа-чупс?! У меня челюсть едва на пол не упала.
Заметив моё удивление, Кузьмич сказал:
– С утречка сахарок растопил на печи да вот петушка на гостинец сделал.
– Спасибо, дядя Толя.
Катюшка тут же засунула лакомство за щёку и зажмурилась от удовольствия.
– Товарищ комиссар сказал, что у вас печка дымит сильно, – обратился Кузьмич к Светлане. – Так давайте я посмотрю, может, и исправлю что.
С Кузьмичом выгребли из буржуйки угли, разобрали дымоход и переставили печку в другое место. Затем старшина занялся дымоходом, а я присоединился к Аркадию, который убеждал Светлану принять привезённые продукты. А привезли они целых два вещмешка, под завязку набитых тушёнкой, крупой, яичным порошком, сухим молоком, суповыми концентратами, пару банок консервированного жира и с десяток плиток так нелюбимого лётчиками «рациона Д». Плюс ко всему полмешка муки и пару килограммов сахара. Как оказалось, они ещё и дров привезли. Когда только успели всё собрать.
– Я не могу это взять, – решительно говорила Света, но при этом не могла отвести взгляда от продуктов. – Вам самим надо, вы наши защитники.
– Светлана Геннадьевна, – во, Гайдар уже и по отчеству знает, как величать хозяйку, а я и не спросил ни отчества, ни фамилии, – я, как комиссар нашей гвардейской эскадрильи, ответственно вам заявляю, что мы обеспечены всем, что нам необходимо. А это вам в качестве помощи от нас и благодарность за то, что приютили нашего командира. Считайте, что наша эскадрилья взяла над вами шефство. Я очень вас прошу, примите, не обижайте отказом. Как я потом лётчикам и техникам буду объяснять, что вы отказались принять гостинцы, которые они от всего сердца вам собирали?
– Но тут же очень много всего, – почти сдалась Светлана.
– А ты поделись с той же тётей Дусей, – предложил я, – и с соседями.
– Ой, и правда. Можно, я тогда отнесу немного продуктов Константину Эдуардовичу? Он живёт этажом выше и сейчас должен быть дома. Он работает в Институте растениеводства и дома бывает редко. У них там какая-то важная работа, и он часто так на работе и живёт по нескольку дней.
– Конечно отнеси, – обрадовался я, видя, как оживилась Света.
И тут меня словно током ударило. Институт растениеводства. Я читал о них, и прочитанное поразило меня до глубины души. Сотрудники института во время блокады всеми способами сберегали огромную коллекцию зерновых семян и картофеля. Это пример высочайшего мужества и служения науке и будущему. Люди падали и умирали от голода, а рядом, только руку протяни, сотни килограммов семян и картофель, которые можно просто съесть и тем самым спасти свою жизнь. За всё время блокады не было утеряно ни одного зёрнышка, ни одного клубня. Сотрудники института, шатаясь от голода и слабости, разыскивали дрова и всё то, что может гореть, чтобы поддерживать в хранилище определённую температуру и влажность[61].
К Константину Эдуардовичу Ворончихину я пошёл вместе со Светланой. Она сложила в наволочку пару банок тушёнки, банку топлёного жира, несколько пачек суповых концентратов, пачку яичного порошка и несколько плиток «рациона Д». В отдельный кулёк отсыпала сахара и в ещё один – муки. Я же напросился якобы проводить и помочь. Появилась у меня мысль хоть как-то помочь сотрудникам института, а для этого надо залегендировать свои знания о положении дел в их учреждении.
Нашему визиту Константин Эдуардович очень обрадовался. Именно тому, что к нему пришли гости, а не тому, что они с собой принесли.
– Света, милочка, проходите. – Несмотря на очень худое лицо, улыбка была вполне радушной. – Что же вы совсем забыли старика? Как ваша дочка? Надеюсь, с ней всё хорошо? И вы, молодой человек, – это уже ко мне, – проходите. Прошу прощения за свой внешний вид, но в силу сложившихся обстоятельств приходится так спасаться от холода.
Принесённым продуктам он обрадовался, хотя так же, как и Светлана, поначалу отказывался.
– С вашего позволения, молодые люди, я угощу Рудольфа Яновича[62].
Константин Эдуардович с интересом изучал написанное на обёртке «рациона». Написанное, кстати, на английском.
– Кхм, интересно, – покачал он головой, – В трёх маленьких плитках – суточная норма калорий.
– Знаете английский? – спросил я на языке Шекспира.
Ворончихин, чуть прищурившись, посмотрел на меня.
– Всё, вспомнил, где я мог вас, молодой человек, видеть. Ведь вы тот самый лётчик, который сбил больше всех немецких самолётов и которого английский король произвёл в рыцари. Ваша фамилия, если мне не изменяет память, Копьёв, и ваше фото было напечатано в газете.
– Вы очень наблюдательны, Константин Эдуардович, – польстил я. – Я действительно тот самый Копьёв, и зовут меня Илья.
– О, молодой человек, наблюдательность – это у меня профессиональное. Я учёный-селекционер. Попробуйте уследить за крохотными изменениями в растениях, не имея такого навыка. А по отчеству, прошу прощения, вас как?
– Ну что вы, Константин Эдуардович, я ещё достаточно молод для отчества. Так что называйте просто по имени.
– Эх, батенька, в наше время возраст давно уже не имеет значения. Реальные заслуги человека – вот что важно. Так что не обессудьте, но я всё же хотел бы называть вас по отчеству в знак моего к вам уважения.
– Ну, если для вас это так важно, то Андреевич.
Мы беседовали ещё минут двадцать, когда Светлана заторопилась домой: Катюшка там осталась одна с незнакомыми людьми. Хотя уверен, скучать ей там без мамы точно не дают.
И точно, не дали. Когда мы вернулись, то в печке уже весело потрескивали дрова, а Катюшка сидела на коленях у Гайдара и слушала какую-то историю.
– Вот, Светлана Геннадьевна, принимайте работу, – довольно улыбался Кузьмич. – Теперь и греть будет лучше, и дымить больше не будет.
– Ой, спасибо вам огромное. – Светлана подскочила к Кузьмичу и поцеловала его в щёку, отчего мой механик засмущался. – Мы так с этой печкой намучились. Сейчас поставлю чайник, и будем пить кипяточек.
