Когда она тихонько шла обратно по темному и пустынному коридору, она обратила внимание на то, что дверь в кабинет отца была приоткрыта, и на половицы падала полоска света. Она подошла ближе и заглянула в щелочку.

Отец, закрыв лицо руками, неподвижно сидел перед камином, словно живой монумент человеческому страданию. Было тихо, только потрескивало пламя. Лили вдруг захотелось подбежать к нему, обнять и сказать, что все будет хорошо. Но она боялась, что он оттолкнет ее. И поэтому она тихо прикрыла дверь и на мгновение прислонилась к ней снаружи.

По пути наверх она остановилась у спальни родителей и уже было подняла руку, но замерла, когда услышала из-за двери тихий плач Зильты. Обеспокоенная, она снова опустила руку. «Я все испортила», – подумала Лили, а затем повернулась и пошла к себе. Впервые с такой отчетливой ясностью прозвучало то, о чем она все это время догадывалась в глубине души.

И теперь у нее не было выбора, кроме как попытаться все исправить.

Элизабет Визе не понравилась Лили с первого взгляда. У нее был крючковатый нос и впалые щеки. Из-под сальных черных волос, разделенных пробором ровно посередине, смотрели маленькие глаза-буравчики. Открыв Лили дверь, она окинула девушку подозрительным взглядом и лишь затем, не говоря ни слова, отступила в сторону, пропуская ее внутрь.

Лили чуть не задохнулась, когда шагнула в узкий коридор. Пахло так, как будто кто-то надолго оставил на солнце кусок мяса. Женщина шаркающими шагами двинулась вперед, и Лили с замирающим сердцем последовала за ней. Свернув в нужную квартиру, она нервно огляделась. Судя по всему, фрау Визе неплохо зарабатывала своим ремеслом – комнаты, хотя и обставленные довольно скудно, были просторными по меркам района. Сквозь зашторенные окна с улицы едва пробивался тусклый свет.

– Деньги вперед! – Элизабет Визе преградила ей путь и повелительно протянула руку.

Лили нерешительно полезла в сумочку. Чтобы собрать необходимую сумму, ей пришлось продать серьги, подаренные Генри. Получив требуемое, женщина удовлетворенно кивнула и повела ее в кухню.

– Мы сделаем все здесь, на столе. Меньше возни с уборкой.

Лили шумно сглотнула. Она стояла в дверях, пока фрау Визе ставила воду и, деловито, хотя и без особого желания готовила инструменты. Лили старалась не смотреть на стол. Сердце испуганно билось где-то в горле.

– Я ученая, из акушерок, не беспокойтесь, – бросила женщина через плечо, и это прозвучало почти враждебно. – Можете пока раздеваться. Ну, знаете… Снизу. Вас потом заберет кто? А то если вы не сможете идти сама, я прямо даже не знаю. У себя я вас оставить не смогу.

– Да, мой муж. Он… скоро будет здесь, – испуганно заверила ее Лили, хотя Йо даже не знал, что она здесь. Но фрау Визе в любом случае уже не слушала ее, потому что в этот самый момент в соседней комнате заплакал ребенок.

– Паула! – закричала женщина, сердито стукнув рукой по столу. – Я тебе что говорила? Успокой его как-нибудь!

Лили испуганно обернулась, когда позади нее открылась дверь и в комнату вошла молодая женщина. Изможденная и некрасивая, с волосами даже более сальными, чем у фрау Визе, она хрипло возразила:

– Я пытаюсь. Но она голодная. Дай ей тогда что-нибудь.

Девушка смотрела на мать прямо через голову Лили, но даже не потрудилась поприветствовать гостью. Лили особенно запомнились ее глаза. В них было столько страдания и усталости, что они могли бы принадлежать старухе.

– Это моя дочь. Бездельница. Вы правильно решили избавиться от своего, жаль, меня в свое время никто не надоумил, – сказала фрау Визе.

Лили ахнула от ужаса, но Паула, похоже, привыкла к таким речам – она и бровью не повела. Только с вызовом бросила:

– Не буду мешать.

– Мне надо работать. А если хочешь, чтобы вечером нам было на что купить еду, сделай так, чтобы она не орала, – буркнула фрау Визе. – Соседи и так жалуются.

Из комнаты по-прежнему доносилось хныканье.

– Так… у тебя есть ребенок? – удивилась Лили, потому что девушка показалась ей очень юной.

– Нет, – глухо сказала Паула, затем повернулась и сердито потопала к себе. Пока дверь в соседнюю комнату была открыта, Лили мельком увидела какую-то железную клетку наподобие птичьей, в которой сидела плачущая малышка. У нее перехватило дыхание, но, прежде чем она успела что-либо разглядеть, дверь снова закрылась.

Заметив ее потрясенный взгляд, женщина отмахнулась.

– Да не ее он! – нетерпеливо объяснила она и жестом пригласила Лили лечь на стол.

– А чей же? – спросила Лили. Что-то здесь не сходилось.

– Я не только делаю аборты, я еще и посредник, – объяснила женщина, наливая в ведро горячую воду.

– Что это значит? – спросила Лили, нерешительно подходя к столу. Ее тошнило от страха, а разговоры помогали хоть немного отвлечься.

Фрау Визе порекомендовала ей Альма. «Говорят, опытная и умеет держать язык за зубами. Больше ничего и не нужно», – сказала она, и Лили послушно переписала адрес. И хотя Элизабет Визе действительно производила впечатление знатока своего дела, Лили хотелось бы, чтобы она была хоть капельку симпатичнее, мягче, даже чувствительнее. Чтобы успокаивала ее, говорила, что все будет хорошо, что дела ее не так уж плохи и что такие процедуры она, фрау Визе, делает каждый день и никто еще не умер. Чтобы пообещала, что скоро все закончится и больно не будет.

Но, разумеется, она не могла пообещать ничего подобного.

– Всегда находятся те, кто слишком поздно осознает свою беременность. А когда ребенок рождается, у них не хватает духу бросить его в реку. Поэтому они отдают мне его на попечение – не бесплатно, конечно. У меня есть связи за границей: в Лондоне, в Манчестере, в Вене. Вы и не представляете, сколько богатых семей готовы усыновить ребенка.

Лили чувствовала, что с каждой минутой сердце бьется все быстрее.

– Правда? – спросила она. – А давно вы этим занимаетесь?

– Абортами-то? – уточнила фрау Визе, насмешливо фыркнув, и посмотрела на Лили. Она все еще шаркала по кухне, собирая все необходимое. «Чем же здесь так воняет?» – гадала Лили. – Да уж давненько. В молодости я работала горничной, но потом забеременела – так меня и уволили. Надо было как-то выживать. В Ганновере меня уж судили пару раз, пришлось сюда перебираться. Но кому-то нужно взять на себя эту грязную работенку. Не будь таких женщин, как я, они бы совали в себя спицы. Некоторые и сейчас умудряются, а потом умирают от кровопотери. Но вы не волнуйтесь, я работаю чисто, – прокаркала она сквозь звон металла.

– Правда? – спросила Лили, вытирая лоб. В печи уже трещал огонь, и ей вдруг стало ужасно жарко. «Нужно было попросить Эмму», – подумала она. Но у нее никогда не хватило бы духу обратиться к подруге с такой просьбой – аборты не только осуждались церковью, но и наказывались законом.

– Придется подождать вашего мужа! – Фрау Визе шмыгнула носом.

– Он скоро придет. Можем пока начать, – заверила Лили, чувствуя, как потеют ладони. «Пожалуйста, Боже, дай мне пережить это», – взмолилась она сквозь подступающую дурноту.

– А где он работает, муженек-то ваш?

– В порту. Следит за работами. – Сердце Лили болезненно сжалось. Ей по-прежнему было трудно говорить о Йо.

Фрау Визе хмыкнула.

– А мой – котельщик. Величайший лодырь, какого вы когда-либо видели.

Она начала разглагольствовать о своем муже, но Лили уже не слушала. Теперь она так боялась, что едва могла дышать. Дрожа, она медленно стянула нижнюю юбку и белье и аккуратно сложила все на стуле. Хотя панталоны не сшивали посередине для того, чтобы при посещении уборной не возникало лишних неудобств, Лили решила, что лучше снять и их, потому что тонкая белая ткань наверняка пропитается кровью.

Пока фрау Визе завершала последние приготовления, Лили окинула кухню невидящим взглядом.

– А теперь – вон туда. Мы не можем возиться с этим весь день, нужно начинать прямо сейчас, – наконец, распорядилась фрау Визе. – В крайнем случае возьмете пролетку.