«Что с тобой тогда случилось… Что случилось с тобой тогда, когда они вырвались на площадь? И площадь окрасилась в алый у тебя на глазах, и радостный день взорвали крики? В тот миг – что нахлынуло на тебя такое, что одного слова для них оказалось достаточно? Одного слова ребенка – ты же знаешь, что такого не мог бы ни никто из нынешних варгов, ни даже Патриц Арнау, на день ухода которого – я уверена – пришлось твоё рождение. Остановить двух алапардов в момент атаки, не глядя им в глаза – уже могут немногие из нас. Я вот не могу. Заставить их двоих забыть о мести, и ползти, и извиваться так, будто они слышали высший зов… что же в этот момент стояло перед ними и над ними? Убить единым словом – никто из наших не стал бы, но… это возможно. Для взрослого варга. Но никогда и никак – для ребёнка. И если это правда был Дар – то он был невероятен, безграничен и безусловен. Но тогда… почему убийство? И что случилось с тобой после этого? И отчего в День Энкера будто повернулась невидимая ось – словно там кто-то услышал тебя и испугался, и позвал в мир нас – меня и остальных, которые родились в этот день…»

Ответов так и не прибавилось с того дня, как она впервые задала себе эти вопросы. Она – ребёнок, отмеченный той же печатью Энкера. И потому она идёт и идёт, а кровавые брызги слишком уж ровно и искусственно лежат на стенах, и улица полна лишь дальних отголосков этого дня, и Ребёнка Энкера здесь нет.

Наверное, занят где-то выслеживанием варгов-отступников. Натравливающих животных на людей.

Жильё удаётся раздобыть Янисту, он вызывает её через «сквозник». Комнат две, скверно обставлены и с отклеивающимися обоями, но зато на первом этаже, и в одной есть камин. Крошечная уборная без ванной, по кухне безбоязненно прогуливаются тараканы. Наловить, что ли, в банку для койн – им бы понравилось…

Хозяйка – неопрятная, одутловатая, предупреждает, что за дрова для камина придется ещё доплатить. Сам наречённый Мел хмур сверх меры.

– Он появляется по ночам. Избегает скоплений народа. Высокий. Скрывает лицо капюшоном. По голосу мужчина – в свете того, что нам сообщила… кхм, свидетельница… это странно, не так ли? И он не разгуливает с двумя алапардами. Он отнимает алапардов у тех, кто вздумал натравить их на людей. Тут такие объявились, вы, случайно, не в курсе?

Гриз машинально отмечает, что господин Олкест очень даже неплохо справился со сбором информации. И что он, кажется, как Тербенно, считает её к чему-то причастной.

И ещё камин тут не желает разжигаться – дрова отсырели.

– Слышала. Появляются то в храмах, то просто на улицах. Тоже ночью. Действуют как-то странно: провозглашают громкие лозунги о том, что грязные людишки переполнили чашу терпения Матери-природы. Берут контроль над алапардами, которых в городе полно. И натравливают на людей. С десяток ранений, две жертвы точно есть.

– Я слышал как минимум о дюжине!

Интересно, можно ли при помощи взгляда Яниста разжечь камин.

– Слухи всегда приходится делить хотя бы на пять.

– Вас что – даже не волнуют возможные смерти?

– Тише, господин Олкест, а то нам придется опять искать жилье. Они меня очень волнуют. Они показывают, что здесь ведется серьезная игра.

– Игра?! Что вы вообще имеете в виду?

Дрова наконец-то поддаются. Гриз греет пальцы у огня и смотрит в языки пламени… забавно, у Яниста кудри полыхают почти так же.

– Пять-семь дней тут внезапно объявляются ужасные злые варги, которые орут о своих целях на каждом углу. Хотя в питомниках и городах бешенство зверей вспыхивало внезапно, без всякого предупреждения. А эти появляются, убивают пару человек, город начинает волноваться – и тут вдруг возвращается Дитя Энкера. И начинает срывать их зловещие планы. Жаль, до знакомого, который со мной связался, только слухи долетели – я бы…

– По-постойте, – судя по звуку, Янист с размаху садится на кровать. Или на кресло – у чего-то подламываются ножки. – Погодите. Вы считаете, что это всё какое-то представление? Но тогда… кто… и как… и зачем…

– Хорошие вопросы, господин Олкест, – улыбка на лице появляется легко. И это странно – в Энкере она редко улыбается. – Попробуем на них ответить?

– Но ведь вы же не знаете, где этот Ребенок Энкера… или этот самозванец появится в следующий раз!

– Зато этот, как вы выражаетесь, самозванец слишком уж хорошо знает, где каждый раз появляются злые варги-отступники. Вам не кажется?

Рыцарь Морковка упрямо встряхивает волосами – от кудрей цвета пламени в комнате прибавляется тепла.

– Что вы хотите сделать?

– Я хочу проверить – правда ли он мгновенно появляется там, где злобные варги натравливают животных на людей.

– Вы что – будете следить за этими… - Олкест кривится, но её термин принимает. – Злобными варгами?

– Нет. Я буду злобным варгом, – и, не в силах сдержаться, добавляет: – А то месяц что-то не задался, так что хоть тут развеюсь.

Янист Олкест – не совсем тот человек, рядом с которым можно так вот шутить. Жаль, к слову. И жаль, что он смотрит на неё, как на кого-то вроде Вейгордского Душителя.

– Вы… вы что, собираетесь натравить алапардов на людей?!

– Ну-у, если уж честно, то на вас, – Гриз, Гриз, запри внутри крепости шуточки наподобие: «Вы же не думали, что я отдам Мел без боя». – Господин Олкест, вам же знакомо понятие «спектакль»? Ну, или «засада», «хитрость», или…

Жаль, она правда не взяла с собой Лайла. Он бы повеселился от души.

– Но…

– Послушайте, я вас не заставляю, и если вы уж так мне не доверяете – скажите сразу, я Аманду вызову. Думаю, она сыграет на славу, хотя можем время потерять.

– Да я не о том. Вы что – собираетесь проворачивать это всё под носом у законника?!

Странно. Гриз полагала, что Янист и Тербенно неплохо сошлись. Нашли общую тему наподобие «Питомник – пристанище криминальных элементов».

– Ах да, совсем забыла, – она роется в дорожной сумке, где-то тут должен быть плащ… о, и печенье Аманды, совсем забыла о нем. Печенье зачерствело, но еще очень даже – если хочешь перекусить. – От Тербенно надо как-то избавиться.

Янист Олкест драматично роняет руки.

– Да не в этом смысле. Может, усыпить… хм, нет, всё равно противозаконно. Надо как-то просто и не переходя границ. Подумайте над этим, ладно? И над ужином, если несложно. Печенья, кстати, не хотите? С изюмом.

Олкест с негодованием печенье отвергает. Он, похоже, готов разразиться тирадой – о том, насколько всё это неосмотрительно, незаконно, рискованно и поспешно. Но Гриз уже движется к двери, так что нареченный Мел едва успевает выдавить:

– А… куда вы?

– Ну, надо же найти алапардов, – не очень внятно (из-за печенья) отзывается Гриз. И уже приоткрыв дверь вспоминает еще кое о чем. Вынимает печенье изо рта и интересуется: – Господин Олкест, а вы умеете громко кричать?

* * *

Вечер прекрасен – для Луны Мастера. Умеренно синие тени, мало туч. Лёгкая осенняя прохлада. Город, пропитанный насквозь ожиданием, вкрадчиво дышит облупившимися стенами домов. Где-то вдалеке шумят в давно не видевшей такого наплыва таверне. И теплятся огни в храме Дарителя – за два квартала отсюда, но всё равно видно.

Вечер прекрасен – только не для Гриз.

Слишком пронзительно пахнет гнилью и мусором в переулке Алапардов. Слишком много посторонних звуков на улицах – а значит, и возможных свидетелей…

И ещё ей слишком не хватает Лайла Гроски.

Янист Олкест, в сущности, не так и плох. Он даже придумал, как отделаться от Тербенно – всего-то стоило пошептаться достаточно громко о планах, которые требуют немедленного присутствия в храме Кратейи Перекрестной. Законник тут же бросился на другой конец города. Возможно, даже радовался, что сработала эта дурацкая идея со шпионажем.

Гриз кладёт руку на холку первого алапарда – помедленнее, девочка… В Олкесте, в конце концов, есть даже своё очарование. Он на свой лад очень даже забавен с этим его праведным возмущением по её поводу.