– Нервничаешь, Лайл.

Шёпот напарничка над ухом заставил меня взлететь на фут вверх.

– Подсказать – почему?!

Свет гроздевиков обратил физиономию устранителя в что-то потустороннее и зловещее – ещё и глаза стали совсем зелёными.

– Смотри на это как на небольшую прогулку. Отличная ночь, чтобы подышать свежим воздухом.

Из глубины питомника донёсся неопознанный, но зловещий вой. Нэйш не повел бровью – что взять с человека, который в заповедной части пропадает не только ночами. Он ещё и на рассвете тут пробежки устраивает: это я узнал от трепетливой Уны. Славные такие тренировочки по утрам в любую погоду, по принципу: «Если во время пробежки на меня нападёт хищник – это проблемы хищника».

Судя по излияниям Уны, хищники передавали информацию об отмороженности устранителя из уст в уста. Иначе как объяснить то, что, никто пока не запал на движущуюся мишень. С фатальными последствиями для себя.

– Мы даже можем встретить браконьеров, – кажется, это была сомнительная попытка меня подбодрить.

Я молча отвернулся и затопал по тропе. Нэйш тихо хмыкнул за спиной и – лёгкий шорох кустов – соскочил с тропы вбок, скользнул между деревьями. Шаг у устранителя переменился, стал текучим и бесшумным, и его стало чертовски сложно различать в темноте. Впрочем, как и Мел и Арделл – эти вообще сливались с лесом, но верный инстинкт предупреждал: где-то тут, идут рядом со мной, время от времени находят меня взглядом…

Тропа источалась, ветвилась под ногами, приходилось сличать направление по меткам светящейся краской на стволах деревьев. Работа вольерных – едва заметные стрелки с пометками буквами: юго-восток, северо-запад, к гарпиям.

Сперва на юг, оттуда браконьеры являются чаще всего. Зверушки-то между собой разберутся сами. А вот от любителей поживиться в заповедной части питомника приходится отбиваться, потому как – лезут не переставая. Группами и по одному (да, бывают и такие идиоты). С ловушками, с артефактами, с ядами, с опасными капканами, а то и просто с магией. Деревенские храбрецы, решившие поживиться редкими зверушками. Контрабандисты, которым нужны животные на продажу в зверинцы. Аристократы, которым не указ законы Илая Вейгордского.

– Приходят они обычно от ближайших виров и со стороны реки, – поясняла Арделл еще в мою первую девятницу на новом месте. Черкая при этом карандашом по карте питомника и окрестностей. – Смотри, вот наша заповедная часть. Она простирается от «Ковчежца» вдоль на десять миль. Это и есть питомник, а дальше идут заповедные земли миль на двадцать, потом начинают тянуться леса, плавно переходящие в тильвийские болота. Теперь взгляни. Наш питомник зажат между рекой, полями и прочими преградами. Там, где лес примыкает к территории зверинца, – узкий клин лесной территории. Потом он постепенно расширяется. Сюда мы выпускаем зверей, которые выздоровели и которым можно дать свободу. Иногда помогаем освоиться…

– Добычей им, что ли, служите?

– Возвращаем охотничьи навыки. И стараемся отучить от доверия людям. Так вот, звери какое-то время остаются на узкой части, ближе к нам, а потом продвигаются всё дальше вглубь территории. Осваиваются, начинают охотиться – и уходят в тильвийские леса, а там уж – мигрируют, куда захотят.

Я уже знал, что бестии не жрут друг друга. Так что не задал постыдный вопрос: а не может ли вылеченный и отпущенный алапард сожрать вылеченного и отпущенного единорога. Зато спросил другое:

– А как обстоит дело с теми животинками, которые у нас обычно не водятся? Скажем, йоссы – они же в основном живут на севере? Или вот даматский подвид гарпии –восточные зверушки?

– Возвращаем в места обитания, тут без вариантов, – отозвалась Арделл, поглаживая наглого котяру, который вспрыгнул прямо на карту. – Так вот. Браконьеры повадились прогуливаться где-то на этом уровне. Видишь? Где лесная полоса еще довольно узкая, а территория питомника подходит к концу. Животных здесь очень легко найти, они не успели еще уйти вглубь и попадаются часто. Так что наша задача…

Наша задача – сделать так, чтобы браконьеры не повредили зверушкам. И чтобы зверушки не внесли себе приятное разнообразие в ежедневный рацион. Словом, патруль обычно выглядит как прочёсывание леса на всю ночь (ноги болят после жутко, но спасибо мазям Аманды). Один патрульный просматривает округу на предмет ловушек и капканов. Второй страхует и, если что, вытаскивает товарища из ловушек и капканов.

Аманда как-то обмолвилась, что одного из «клыков» – тех, что были до Нэйша – они на патруле и потеряли. Так что ночной патруль – счастливая обязанность не вольерных, а исключительно членов ковчежного «тела».

И, к слову, я тут чувствую себя… хвостом, а не панцирем. Поджатым длинным, голым хвостом. Потому что ночная песнь уже началась – и летит со всех сторон. Истерически хохочут вездесущие пересмешники-скрогги. И нежно позванивают на ветках золотистые тенны, и высвистывают что-то непристойное шнырки… древесные, что ли?

И в кустах, и между деревьями вспыхивают точки – провожают с пристальным, целенаправленным интересом. Непохожие на светляков точки – плывут и стелются: зелёные и оранжевые огоньки. Вой игольчатника за тридцать шагов, гулкие, хрусткие, тяжелые шаги позади, мурлыканье алапарда у ручья, далёкие, хриплые крики гарпий – это всё почти привычно и не вызывает страха. Страшнее всего – эти, которые молчат и крадутся в темноте, так что я вижу только тени.

Вздор, на тропы они не сунутся, тропы ограждены отпугивающими артефактами, обработаны зельями… тропы – привилегия персонала. Только вот в этой привилегии есть пара интересных оговорок. Первая из них – кровь.

– Если животное ранено или учуяло кровь – оно не реагирует на отпугивающие зелья и артефакты, – это Арделл повторяла до одури. – Как и при болезни или бешенстве. Если животное вышло на тропу – сразу же применяй снотворное. Без раздумий. Даже если оно целенаправленно движется к тропе – не рискуй. Даже если оно слишком близко подошло к тропе.

Интересно бы знать – вот эти… которые, я почти уверен, слушают мои шаги и крадутся там, за древесными стволами – насколько близко они? Настолько, чтобы запустить в кусты флакончиком быстродействующего снотворного? Вздор, конечно, «Бирюзовый сон» – штука мощная, быстро испаряется, но зато и действует точечно, швырять нужно в зверя или прямо перед ним… Остаётся утешать себя тем, что зверушек отпугнет секрет альфина у меня на воротнике. Или артефакты по краям тропы.

Или аура опасности вокруг нашего «клыка». Кстати, где это он?

Я посветил фонариком на стволы, удостоверяясь, что иду верно. Из кустов донеслось недовольное ворчанье, и фонарик я притушил. Развернулся, чтобы идти, и обнаружил, что Нэйш стоит в двух шагах от меня, задумчиво пялясь куда-то поверх моей головы.

– Песнь Охоты, Лайл.

Пора бы уже перестать так подскакивать, наверное.

– Черти водные – ты хочешь меня заикой сделать? Я же мог бы и врезать, не разобравшись.

Нэйш мимоходом качнул головой – мол, сомневаюсь. Вынул из кармана и подкинул на ладони два зеленоватых камушка – манящий артефакт.

– Повезло с уловом?

– Не в том дело. Это Песнь Охоты. Слышишь? Гарпии напали на след добычи.

Всё равно что сказать уличному торговцу: «Эй, ты же слышишь вон ту арфу в этом оркестре на сто разных инструментов?»

– Ну, если ты так говоришь…

– Две мили, может, полторы, – Нэйш повел пальцем, намечая линию движения. – Это если напрямик, по лесу. Что бы их могло так взбудоражить? Пожалуй, я взгляну.

Я подумал было возразить, но обнаружил полное отсутствие звуков в организме.

– Ты меня замедлишь, да и не думаю, что ты горишь желанием покинуть тропу. И тебе же не нравилось моё общество, а, Лайл?

Он от души наслаждался моим оцепенением. Молчанием. И ужасом, который потихоньку начинал сочиться из всей моей натуры. Но успешно скрывал это – за маской чуть издевательской заботы.

– Справишься? Конечно, справишься, ты специалист по выживанию. Закутайся как следует в маск-плащ и продолжай движение. Не сходи с тропы… и кричи, если что.