Высверк прощальной улыбки и заботливое похлопывание по плечу на прощание – и всё, «клык» пропал между деревьями раньше, чем я успел вцепиться ему в маск-плащ и заорать: «Ты что, совсем поехал кукушечкой – оставлять меня здесь одного?! Наедине с тенями, звуками и взглядами? Да Арделл же повторяла – нельзя расходиться! Да ведь я же…»

– Да, Лайл, – полетело из темноты. – И не суйся на территорию гарпий.

Лёгкий шорох удаляющихся шагов после этого оказался громче визгливого хохота скроггов.

Я оперся на шершавую кору сосны на развилке. Глотнул прохладного воздуха с нотками неизменных яблок, опадающей листвы, и грибов, и чего-то неуловимо звериного. Нужно было непременно справиться с обезумевшим грызуном внутри – иначе я сотворю что-нибудь бездумно-трусливое. Попытаюсь догнать Нэйша, например. Или брошусь обратно в питомник. Собьюсь с тропы.

Потому что крысиный инстинкт – конечно, хорошо, но только не когда крыса полностью выключает разум.

Придавленный грызун корчился и бился, а я давил его, давил и шептал словечки: это просто шуточки Нэйша, ничего больше. Решил малость развлечься за счет своей любимой игрушки. Посмотреть, как я буду вздрагивать от каждого шороха. Небось, на самом деле будет где-то поблизости, наблюдать, будто за бабочкой в агонии… а я…

Ну, веду себя гораздо менее достойно, чем бабочки в агонии.

Выудил из внутреннего кармана фляжку – жаль, с водой. От воды полегчало, и я смог сдвинуть ногу вперед по тропе. Умница, Гроски. Шажочек-другой. И впрямь, просто прогулка лесная, ну а что ночью… так и это бывало, да? Вот еще с часик погуляем, послушаем (и ничего, что вокруг плавают какие-то там огни. Это светляки – и заткнулись там, не рычать, насекомые!). А дальше, если Нэйш не вернется, можно будет вызывать по сквознику Гриз – ручьев-то вокруг достаточно. Всё, если пораздумать, очень даже неплохо.

Только, разве что, скрогги над головами, да голодные тени за кустами. И еще ветерок порывами доносит вонь от логова гарпий. А у этих тварей ко мне великая гастрономическая любовь, вне зависимости от подвидов. Так что надо бы быть поосторожнее.

Мел как-то бросила под хорошее настроение, что здесь красиво. Наверное, если присмотреться – все эти ручьи, светляки и кружева теней – и впрямь симпатичны. Для Мел. Скверно другое: невозможно так и гулять по тропе в полной боевой готовности. Расслабляешься и отвлекаешься, и в голову начинают лезть мыслишки наподобие: как-то там мое задание, интересно?

В прошлый визит в Вейгорд-тен меня даже не пропустили к Стольфси. В «Честной вдовушке» ко мне спустился в зал связной Гильдии. И обозначил коротко: новости будут, когда будут. Заклад и контракт не отменяются, жди сколько нужно. И не смей появляться в этой таверне.

Пришлось проститься с Милкой и ее превосходным пивом. Хотелось бы – чтобы ненадолго… Но всё-таки – у заказчиков что, что-то не ладится, а? Или меня нарочно посылали настолько заранее, чтобы я полностью втерся в доверие («Делаешь это шикарно, Гроски», – хмыкнул внутренний голос). Но тогда что может быть?

Крик.

Прорезал ночь – где-то на востоке, куда ушел Нэйш. И это не крик животного: я много раз слышал, как кричат люди, и на Рифах, и до них.

А потом я наконец-то услышал Песнь Охоты гарпий-бескрылок – она разрослась и заплескалась между деревьями. Отдаленное, но ясное «Урлюлюлюлю!», пронзительные, игривые, хищные взвизги…

Питомник вокруг заинтересованно примолк. Я затормозил посреди тропы и пялил глаза в подсвеченную гроздевиками тьму – а где-то в глубине, между деревьями звенело и перекатывалось бесконечное «Урлюлюлюлю!» Отдавалось эхом, раскатывалось и разливалось, и ширилось, и металось в разные стороны…

Гарпии любят поиграть. Погонять добычу туда-сюда. Развлечься с ней, будто кошка – с мышкой. Но это…

Криков больше не слышалось, только ликующие вопли гарпий – то дальше, то ближе, то влево, то вправо… где ж там Нэйш, вир его побери. И что делать – стоять на месте и молчать или орать, просто для разнообразия?

Крики гарпий как будто начали отдаляться и глохнуть – а потом «Урлюлюлюлю» опять резануло слух – теперь куда ближе. Остальные гарпии гнали кого-то на восток, а одна, особенно упорная, неслась прямо ко мне… неужто учуяла новую добычу?

Нет, просто нарушители разделились, и один браконьер отстал или заплутал – я его уже слышал, под шагами трещали ветки, пару раз он влетел в кусты и вскрикнул. И вокруг него – сужая круги – носилась торжествующая бескрылка, и «Урлюлюлюлюлю» не смолкало ни на миг.

Гонит в логово. Это где-то впереди по тропе, так что надо бы сместиться…

Сто ярдов я отмахал единым мигом и крикнул потом:

– Эй, кто там есть, бегите сюда, на тропу! Здесь она не тронет! Эй! Сюда!

Браконьер, видно, услышал мой крик, потому что теперь держал курс по лесу точно на меня. Только вот я его всё равно не видел из-за зарослей, и, как назло, здесь был темный участок тропы, без гроздевиков. Так что я достал фонарь и теперь светил им в чащу, покрикивая:

– Сюда, сюда, на меня, быстрее!

Вокруг смыкалась тьма, скользили тени, и я слышал, как скользит и падает браконьер, пытаясь до меня добраться (мать-Аканта, да он, никак, уже в самое логово влез).

– Давайте сюда! Бегите что есть мочи! Давайте, уже близко!

«Покидать тропу, конечно, можно, – говорила Арделл, когда давала инструкции. – Особенно если худо-бедно ориентируешься, а тебя еще и прикрывают. Но желательно не лезть к животным прямо в логово: все виды защищают свою территорию, и тут струя альфина их уже не собьёт».

Дальше припомнить инструкции я не успел, потому что развесёлое «Урлюлюлю» сменилось всплеском и коротким воплем ужаса.

Инстинкт законника, – сказал я себе, пока проламывал кусты и несся между деревьями в направлении звуков. «Твоя дурость», – не согласился внутренний голос.

Вечный серый компаньон прибавил что-то неопределенно-тревожное.

Последний полог из ивовых веток поддался, и я рассмотрел трагедию, которая скрывалась за этим занавесом.

Вместо подмостков театра выступала небольшая полянка, служившая спальней для бескрылок. Декорации в стиле «гарпианский исконный»: трава вытоптана и изгажена, всюду кости, перья, отрыгнутые комки и прочие неароматные отходы. А ещё – куча раздобытого барахла наподобие старых сапог, кружек черепов, до чего так охочи гарпии.

Жертва (рыжий и молодой браконьер) настроилась на героическую смерть, прижавшись к дереву и выставив перед собой ладонь с Печатью.

Гарпия-бескрылка наступала на жертву по всем правилам театрального искусства: прыжок туда, прыжок сюда, встопорщивание серо-бурых перьев (почему-то мокрых). Угрожающее помахивание крыльевыми отростками и пощёлкивание зубастым клювом. Блеск чешуи и роскошь длинных игривых воплей «урлюлюлюлю!»

– Боженьки, – выдал я вместо законных аплодисментов.

Крупная тварь, ирмелейский подвид, ростом повыше своей жертвы, если шею вытянет. И настроена сперва поразвлечься, а потом и пообедать, стало быть – нужно доказать ей, что ночной сон полезнее, чем ночная обжираловка, вот только… только вот…

Только вот это было бы легче сделать, если бы в кармане у меня было снотворное.

Флаконов в кармане не оказалось. Ни в одном. Зато правый порадовал меня дырой, в которую можно было запихнуть бюджет Вейгорда. Водные черти, и кто ж её проковырял-то такую…

И было как-то слегка самоуверенно вламываться на полянку, не достав снотворное. Всё равно что вылезти на сцену посреди представления и возопить: «Эй, а можно я тут тоже буду жертвой?»

– Уберите эту тварь! – заорал браконьер с какой-то странной уверенностью, что мне такое по плечу.

– Урлюлюлюлю! – с радостным предвкушением выдала бескрылка, у которой сработал естественный для этих тварей переключатель на «Сожрать Лайла Гроски».

– Ма-а-а-а-ать! – переорал я гарпию, оценив первый прыжок в мою сторону.

«Бежим!» – взвизгнул внутренний грызун, привычно принимая на себя руководство моей тушкой.