Мудрый Савельич осторожно протянул лапу, ожидая наткнуться на железную преграду, пусть и прозрачную, в которой, вероятно, у аборигенов имелся проход, рассчитанный на их небольшие размеры. Однако ничего не нащупал и, бросив укоризненный взгляд на паникёра Мартина, присоединился к грызунам. За ним последовал Рыжий, тоже одарив гигантского пса удивлённым взглядом.

Мартин боязливо повторил попытку проникнуть за невидимую черту (боязливо не потому, что опасался снова получить удар по чувствительному носу или менее чувствительному лбу, а потому, что терялся в догадках, каким образом воздух оказался именно для него таким твёрдым, да ещё гудел, как потревоженный металл).

Попытка вышла удачной, и пёс радостно завилял белой кисточкой, довольный, что продолжит путь вместе со всеми, а не будет торчать лопухом перед прозрачной стеной, не желающей пропускать к пирамиде такого крупногабаритного зверя, как он.

Впрочем, ликование испортил ветер, который принялся швырять в путешественников горсти сухого колючего песка. И теперь уже не только философ, но и остальные члены спасательной команды задумались о странном феномене и оглянулись — там, за невидимой преградой, невзлюбившей Мартина, царил покой…

— Что за чертовщина? — опять повторил пёс, а Савельич уставился в перламутровые глазки аборигенов, требуя разъяснений…

Разъяснения получились короткими — никаких технических подробностей грызуны не знали. Защитный купол появился задолго до их рождения, и марсианские шиншиллы воспринимали его как неотъемлемую часть своей жизни. Принцип «действия» невидимого металла был прост: раз коснулся, на второй — проходи.

Мартин вспомнил свои «касания».

— Не могли раньше сказать? — сварливо буркнул он.

— Забыли, наверное! — миролюбиво отозвался Рыжий. — Головы-то у них маленькие, хоть и по две! Что с тобой?

Последнее замечание вырвалось у бывшего дворцового мышелова, когда Мартин стал вдруг усиленно втягивать воздух большими ноздрями. Его мощный загривок ощетинился, до неузнаваемости преобразив простодушного приятеля, — теперь он опять выглядел настоящим боевым псом, не знающим пощады, как в сражении с гвардейцами кардинала!*

*Эти события описаны в книге «Брысь, или Один за всех и все за одного!»

Савельича тоже насторожили изменения во внешности Мартина.

— Ты что-то почуял?

Философ с опаской огляделся, подслеповато щурясь от песка, которым щедро осыпал их марсианский ветер.

— Крупного зверя! — коротко бросил Мартин.

— Может, верблюд? — выдвинул робкую версию Рыжий. — И мы всё-таки в Африке?

— Может, и верблюд, — согласился пёс, поскольку не представлял, чем пахнут горбатые гиганты. — А они хищники?

Книгочей, обидевшись, что его предположение о Марсе подвергли сомнению, метнул на приятелей сердитый взгляд.

— Вот уж нет! Они питаются травой и колючками! — высокомерно ответил он (хотя в душе, что скрывать, был бы рад хоть раз в жизни ошибиться, поскольку африканская Сахара располагалась всё-таки гораздо ближе к дому).

— Тогда не верблюд! — огорчил Мартин друзей. — От этого кровью несёт! Человеческой! — «успокоил» он взволновавшихся котов. — К тому же сейчас его нет поблизости…

Порывы ветра, близкие к ураганным, вздымали собачью шерсть, стараясь сохранить воинственный облик, но физиономия Мартина снова приобрела привычное незлобивое выражение.

— И… я совсем не чувствую колонистов! — удивлённо пробасил он. — Ну-ка, расспроси этих телепатов, куда Люди подевались?

Сеанс мысленной связи пришлось отложить — жёлто-оранжевое небо стало стремительно менять окраску на тёмно-фиолетовую, готовясь обрушить на пришельцев сухую марсианскую грозу.

— Хватайте шиншилл! — крикнул Савельич, разумно рассудив, что ему, как самому пожилому, бежать с грузом будет тяжелее, чем приятелям.

Мартин и Рыжий вонзили зубы в мягкие шкирки двухголовиков и понеслись к пирамиде — её махина вздымалась уже неподалёку…

Пирамида оказалась рукотворной, а не просто одиноко торчащей скалой, над которой потрудился бы ветер, сглаживая «лишние» выпуклости. Сложена она была из ровных, одинакового размера блоков, искусно подогнанных так плотно друг к другу, что Савельич не смог сдержать восторженного возгласа:

— Прямо как египетская! Человеческие учёные так и не разгадали секрет постройки этих удивительных сооружений! Похоже, в нашей Сахаре марсиане поработали со своими продвинутыми технологиями!

Отряхиваясь от набившегося в лохматую шерсть песка, Рыжий недовольно проворчал:

— Я не наблюдаю тут никаких результатов их продвинутой деятельности!

— Может, они невидимые, как тот купол? — внёс Мартин свою лепту.

Обидевшись, Савельич не стал продолжать «учёный спор», а поинтересовался у марсианских шиншилл, почему поселенцы недоступны отменному собачьему нюху.

Про исключительные обонятельные возможности гиганта аборигены услышали впервые. Зато они знали, что Люди уже давно ничем не пахнут, и даже продемонстрировали одного из них — выбеленные тусклым марсианским солнцем и отполированные настырным марсианским ветром череп и кучка разнокалиберных костей преграждали путь в расщелину, не замеченную путешественниками из-за клубящейся пыли.

Узкий проход вывел в огромный, сужающийся кверху зал. В его центре в тусклом прерывистом свете стеклянных трубок, которые тянулись по всему периметру, матово поблёскивала боками широкая металлическая колонна. Вершиной она упиралась в самую высокую часть потолка.

— Хм! Электричество? — удивлённо пробормотал философ. — Интересно, откуда берётся ток?

— Может, оттуда? — глазастый Рыжий разглядел в дальнем углу несколько неизвестных устройств, к которым тянулись провода. По форме устройства напоминали железные ящики со стенками из множества вертикальных пластинок.

Савельич согласился:

— Генераторы, наверное! Значит, лифт тоже работает!

— Лифт?! — изумился Мартин, всё меньше веря в то, что они на Марсе, но не решаясь снова огорчать книгочея сомнениями.

Двухголовики подбежали к колонне и остановились возле раздвижных створок. Сбоку, как раз на уровне макушки рослого Мартина, располагалась кнопка вызова.

— Жми! — распорядился Савельич, а Рыжий, на всякий случай, зажмурился — вдруг внутри лифта ещё один бывший поселенец…

Раздались скрип, лязг и гудение подъёмного механизма. Потом всё стихло, и створки медленно, будто нехотя, разъехались в стороны. На обозрение пришельцев предстал ещё один железный ящик, только большего размера, чем генератор, и, к счастью для впечатлительного Рыжего, — пустой. С потолка, из-под квадратного плоского плафона пассажирам лифта подмигивала голубоватая лампа. В её неровном свете они разглядели слева на стене незатейливую панель управления из трёх вертикально расположенных кнопок.

Аборигены первыми юркнули в кабину.

— Что ж! — изрёк очередную мудрость философ и последовал за туземцами.

Рыжий присоединился к компании, и все оглянулись на Мартина.

Пёс колебался… Не то чтобы он страдал боязнью маленьких замкнутых помещений, но всегда сочувствовал тем, кто жил на верхних этажах и был вынужден пользоваться услугами опасного устройства, грозно лязгающего дверцами. Ему повезло — их квартира располагалась сразу при входе в подъезд, а в гости к Сашиному другу, Вовке Менделееву, они поднимались по ступенькам — всего-то третий этаж!

Мартин с затаённой надеждой покрутил головой, но ничего похожего на лестницу не обнаружил.

— У тебя что, клаустрофобия? Давай быстрей! — поторопил нерешительного пса Савельич.

Боязливо покосившись на щель, зияющую чернотой между внешними створками и дверцами кабины, Мартин собрался с духом и, высоко задирая лапы, переступил через преграду. Всем сразу стало тесно.

— Жми на нижнюю кнопку! — снова скомандовал философ…

Нос лодки задрался ещё больше, и Брысю пришлось разочаровать потомка отважных мореплавателей: