И темной энергии у него, действительно, почти совсем не осталось. Получается, что он даже не соврал, когда говорил об этом Родзянке. Все, как Левашов учит. «Маги и офицеры никогда не лгут!» Блажен, кто верует…

Подслушанные разговоры особой ясности не принесли. То, что у него могут быть серьезные проблемы, Петя и так понимал. Причем к старым добавилась еще одна новая — возможный конфликт с шаманами. С совершенно неясными перспективами.

Возможно, ничего страшного и не грозит. Вон, у Стасова с Родзянкой какая коллекция шаманских артефактов, но никто на них охоту не объявил. Хотя напасть на Шипова, чтобы книгу отобрать, Ульратачи не постеснялся. Как и по Петину душу пришел в поисках своего амулета. И готов был просто уйти, если бы получил его. Так что приказа убить Птахина (из-за непонятных способностей) от деда Магаде не получил. Теперь, конечно, ситуация изменилась, но, скорее всего, только в отношении этого самого «деда». В конце концов, Петя только оборонялся. Знакомому дальневосточному шаману это, скорее всего, удалось бы объяснить. А вот «деду» на глаза лучше не попадаться. Знать бы еще, кто он такой и где живет.

Прав ли он был, когда сам труп Магаде «нашел»? Петя был уверен, что все сделал правильно. Все равно бы тело нашли. Вопрос нескольких дней. Которые гораздо лучше провести в человеческих условиях, чем в бессмысленных полетах над зимним лесом. Просто в первый день как-то бестолково поиски организованы были. Но раз ректор лично приехал, наверняка уже на следующий день все переменилось бы. Поставили бы магов воды в цепочку и заставили все болото прочесать. Раньше или позже — нашли бы. А так Петя всем время и силы сэкономил. «Спасибо» не дождался, но все, кто думать умеет, наверняка это отметили. Не сам Щеглов, так его помощница — точно.

Заподозрить Петину причастность к смерти Ульратачи довольно трудно. Даже шаманам. Если только фигурку рыси или тетрадь с записями из книги никому не показывать. К сестре на квартиру их отнести, что ли? Тут, правда, Павлова немного беспокоит. Но раз вопросов не задавала, скорее всего, не заметила. Или значения не придала. Надо будет, на всякий случай, какую-нибудь фарфоровую фигурку кошки в лавке прикупить. Вроде, видел он там подобные. Если что, скажет Павловой, что сестре в подарок купил. А чистых тетрадок у него и так запас есть. Но это только если она сама вспомнит и разговор на эту тему заведет. Сам он внимания к этой теме привлекать не станет.

Интерес к своей персоне со стороны опричников Петя, вроде, тоже приглушил. Может, не окончательно, но ведь и жизнь по-всякому сложиться может. Это он сейчас не хочет на службу к ним идти. А если вдруг от шаманов прятаться придется? Тогда такая защита будет единственным спасением. Но лучше бы все обошлось…

Пока же единственной неприятностью оказалось то, что вредный Левашов таки потребовал разрушить его «госпитальную» башню. И место заровнять. Но это пусть маги «земли» и «огня» работают. Петя может разве что весной сюда вернуться, помочь травке на пепелище вырасти и на смену срубленным деревьям новые ростки посадить. Скорее всего, так и случится. Но до этого надо будет семестр закончить.

Возвращение в Академию прошло буднично. «Воздушники» — своим ходом полетели, остальные — на санях. Оказалось, что к лагерю можно было не только через лес пробраться, но и по вполне приличной дороге приехать. Естественно, с противоположной стороны той, где кадетов высаживали в начале учений. Петю это не удивило. Та же Наталья Юрьевна летать не может (маг «воды» и «молнии»), и через лес она бы точно идти не стала. И очень сомнительно, чтобы позволила себя кому из преподавателей-воздушников на руках нести. Разве что, ректору? Хотя, нет. Они с его женой, вроде как, подруги. Не стала бы гусей дразнить.

Вот дальнейшее Пете не понравилось. Левашов в Академии объявился до него и сразу же упек своего «любимого» кадета в наряды на три недели. А чтобы тому скучно не было сделал их разнообразными. Сутки — кухня, сутки — зверинец, сутки — дежурство в казарме. Без выходных. Чтобы всюду по семь дней успел отдежурить.

Вот чего он добивается? Птахин достаточно упрям, чтобы не «перевоспитаться», и достаточно крепок, чтобы не сломаться. Но кинжал Петя, на всякий случай, носить перестал и закопал в вещах поглубже. А то идея подзарядиться темной энергией за счет куратора стала переходить в навязчивую. Жаль, что тот этого не понимает и совершенно не боится. Или, наоборот, хорошо. Значит, никакой связи между смертью Ульратачи и Петей он не заподозрил.

Левашов, конечно, не показатель. Об умственных способностях куратора Петя был невысокого мнения. Но, все-таки, немного спокойнее.

В результате, в начале семестра Петя из жизни выпал. Занятия посещал и даже упорно на них работал (как и всегда), но все остальное время съедало перекладывание вещей с места на место на складах, чистка овощей на кухне и клеток в зверинце, причем с химерами приходилось еще и энергией делиться. Ну а спал он, разве что во время дежурства у тумбочки, и то находясь в готовности вскочить при любом шорохе. Если бы не целительский дар, обязательно бы загнулся. А так не только пережил этот неприятный период, но и умудрился не дать Левашову повода назначить ему дополнительные наряды.

Первую неделю тот являлся с проверками чуть ли не по десять раз на дню и пару раз каждую ночь, но потом и до него дошло, что тягаться здоровьем с целителем вредно, прежде всего, для него самого. Так что за оставшиеся две недели подходил к Пете всего три раза. Но врасплох, все равно, не застал.

В город Птахин все это время не выбирался, да и с другими кадетами, практически, не общался. Пару раз к нему у тумбочки пыталась подсесть Дивеева и один раз — Павлова. Но вести беседы не было ни сил, ни настроения. Так что он извинился, сообщил, что не спит уже которые сутки, и попросил не мешать его медитации.

Наконец, этот малоприятный период подошел к концу, и Петя отправился проведать сестру.

Клавдия ему искренне обрадовалась. Как же? Давно не видела, да и стипендию кадетам недавно выдали. Но на деньги сестра отреагировала как-то странно. В основном, похвалила за то, что мать не забывает. Перевод ей денег она с самого начала взяла на себя. Петиных денег, естественно. А вот самой, вроде, деньги не очень-то и нужны. Не похоже, чтобы в чем-то нужду испытывала. Это и по столу, который она стала накрывать, заметно было. Не просто хлеб с сыром или салом подала, но и окорок, и рыбу копченую, и соленья, и варенья всякие.

И ведь не скажешь, что она специально к приходу брата готовилась, не могла она знать, в какой день он появится. Хотя… Большинство продуктов такие, что и полежать могут. Особенно в погребе. Но, все равно, многовато их что-то. И кофе. Хороший чай ей Петя точно дарил, а вот кофе с Дальнего Востока он точно не привозил.

В общем, не бедствует сестра. Хорошо, конечно, но немного любопытно.

А у Пети из ста семидесяти рублей стипендии на себя меньше пятидесяти остается. Для большинства кадетов — сущие копейки. А по нормам Песта — очень неплохие деньги, особенно если их не тратить. Может, даже хорошо, что у него девушки до сих пор нет?

Вот о женихах и невестах Клава и завела с ним разговор. Время в она в Баяне зря не теряла, за полгода, похоже, успела узнать подноготную всех сколько-нибудь заметных жителей. И незаметных — тоже. При этом никуда особенно не ходила, только в гости к нескольким соседкам, на рынок и по лавкам. Но в небольших городках собирание и распространение сплетен является, судя по всему, смыслом жизни местных кумушек. Конечно, сплетни — вовсе не обязательно достоверная информация, размеры состояний и возможности горожан оценивались, как говорится, плюс-минус лапоть, но жизненный опыт Клавы (или ее природная интуиция) позволяли ей получать более или менее достоверную картину.

— Мне тут за тебя невест каждый день сватают. Даже не думала, что столько девок в Баяне есть. Отбиваться устала.