Последнее уточнение Пете очень не понравилось, но он предпочел промолчать. А вот зуб из руки целителя выхватил. Правда, в ремешок тот вцепился мертвой хваткой.
— Я действую? — Уточнил Петя.
— Давайте!
Майор глянул на кадета очень не ласково, но больше ничего сделать не успел. Осел на пол там, где стоял. И жандармы его в этот раз не подхватили.
— Интересно. И сколько он так пролежит?
— Если помощь не оказывать, минут пять.
— Теперь его! — Указующий перст был направлен на одного из жандармов.
Тот дернулся, но тоже быстро свалился. С небольшим грохотом. Но не разбился, это пистоль по полу поскакал. Хорошо, не выстрелил.
— Помедленнее, пожалуйста, — Не выдержал Родзянка: — Я ничего заметить не успел!
Вид у оставшегося жандарма стал совсем несчастным, а коридорный тихонько исчез.
— Успеете еще! И так телами жандармов всю комнату перегородили, пройти нельзя, — Кажется, Стасов выяснил, что хотел, и даже сделал какие-то выводы: — Птахин! Сколько человек вы так можете без чувств оставить?
Петя прикинул запасы своей «темной» энергии:
— Человек на десять энергии еще хватит. Она особая, не совсем сила «жизни», — Это Петя приукрасил. Энергия, скорее, антипод «жизни», но называть ее «смертью» не хотелось. Слишком неприятно звучит. К тому же, точно-то он не знал: — Потом долго восстанавливаться надо. В отличие от шаманов, я так и не понял, как она восполняется. Но очень медленно.
Здесь Петя соврал. С помощью кинжала все восстанавливалось очень даже быстро. Но про него он совсем говорить не хотел. Во-первых, отберут, а ему такое оружие самому пригодится. А во-вторых, больно уж страшную смерть этот кинжал нес. Как бы в чем нехорошем не обвинили. Церковники магов, обычно, не трогают, и смотрят на их занятия сквозь пальцы. Но производство мумий точно не одобрят.
— Тем более. Пожалуй, вы меня убедили, что османские маги и впрямь могли испугаться. Такое не забудешь. Но тогда вам, Птахин, придется поприсутствовать на приеме у Государя. Я вас поставлю недалеко от османов. Головой ответите за их приличное поведение!
Как-то Пете было не по чину за что-либо отвечать на столь значимом приеме, но его никто не спрашивал. Вместо этого Стасов минут пять пытался заставить Родзянку вернуть Пете его то ли зуб, то ли рог, но тот ни в какую не соглашался. Максимум, чего от него удалось добиться, это самому побыть на приеме и постоять рядом с кадетом, дав тому подержаться в это время за шаманский амулет.
Пока спорили, пришли в себя жандармы. Собственно, их пробуждение и положило конец пререканиям сановных старичков, напомнив им, что их дела здесь закончены. Так что очень скоро Петя остался в одиночестве.
Думать о делах своих скорбных отправился в ближайший трактир. Такие переживания если не запить, так хотя бы заесть надо было. Экономить не стал, взял целого поросенка с кашей. И, что самое странное, успешно с ним справился. Сам от себя такого не ожидал.
Гулять дальше не пошел. Вернулся в номер отяжелевшим, осоловевшим, но с заметно поднявшимся настроением. И неожиданной мыслью о том, что послеобеденный сон, принятый у солидных купцов и которого у него никогда не было, придумали совсем не глупые люди.
Однако поспать ему не дали. В дверь номера забарабанили без всякой деликатности. Поневоле родилось крайне неприятное подозрение, не жандармы ли вернулись? Неужели Стасов передумал и опять его в чем-то подозревает? Поэтому дверь он отпер с мученическим выражением на лице и фразой:
— Ну, сколько же можно?
Снаружи оказался чиновник-распорядитель Пуговкин. Тоже недовольный и очень озабоченный:
— Что это вы Петр Григорьевич заперлись и так долго не открываете? Быстрее собирайтесь. Их превосходительство вас срочно к себе требует!
Очень захотелось ответить; «Что? Опять?», но Петя сообразил, что сейчас речь идет о другом «превосходительстве» — генерал-губернаторе Палене.
— Минуточку.
— Поторопитесь!
Петя стал переодеваться в парадную форму. Хорошо хоть, что рьяный чиновник ему помочь не пытался, хотя чуть ли не подпрыгивал на месте от нетерпения. Но что-то все им раскомандовались. Понятно, чин у Пети пока небольшой, да и тот формально не оформлен. Кадет. Но и Пуговкин — не генерал. Так что специально не копался, но и особо спешить не стал.
Ну, хотя бы экипаж был снаружи. А то Петя было заподозрил, что Пуговкин от избытка рвения его бегом бежать заставит. И в экипаже уже обнаружились Мышкин с Макаровым. Значит, не один он срочно потребовался. Или господа сами решили присоединиться? Как-то на них чиновник-распорядитель косился с каким-то сомнением во взоре. Но молчал. Как, впрочем, и все остальные. Макаров, как всегда, стеснялся проявить излишнюю суетливость, Мышкин почему-то не хотел вести разговоры при Пуговкине, а Пете было банально все равно. Он никак дрему разогнать не мог.
До особняка оказалось неожиданно довольно далеко. Петя по наивности предполагал, что все аристократы рядом с дворцом живут. Оказалось, нет. Зато у графа Палена в столице оказался даже не дом, а городская усадьба. С довольно приличным куском земли, расчерченным присыпанными песком аллеями и украшенным статуями в античном стиле.
Впрочем, полюбоваться не удалось. Пуговкин, все также, шел очень быстро. Сначала по дорожке парка, а потом по лестницам и комнатам особняка, раздвигая встреченных слуг, как тянущий баржу пароход — волны. В роли баржи, понятно, выступали Петя и его спутники.
В гостиную они буквально влетели, где пришлось резко остановиться, дабы не сбить с ног высокое начальство. Пален-старший под ручку с Хилковым прогуливались как раз около дверей. И оба посмотрели на старательного Пуговкина с осуждением. Но тот уже успел согнуться в поклоне, и взглядов не видел:
— Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, указанные вами лица — доставлены!
— А то я не вижу, — проворчал генерал-губернатор: — Проходите, господа.
В комнате (довольно большой, с дорогой отделкой и мебелью и картинами на стенах) уже находились его супруга с сыном, а также с полдюжины незнакомых Пете чиновников и офицеров. Лакеи тоже были, но скромно держались в некотором отдалении. Но после слов хозяина «проходите» очень быстро сдвинули в подобие круга ранее стоявшие вдоль стен кресла и кушетки (или как там эти небольшие диваны называются, Петя в типах мебели разбирался слабо). Генералам и Елизавете Константиновне, понятно, кресла достались.
Все расселись.
— Наше дело, казавшееся простым, хоть и значимым, — Начал Николай Петрович: — Ибо наши успехи были значительны даже для всего нашего Великого Княжества, неожиданно столкнулось с непредвиденными трудностями. По настоянию уважаемого всеми нами опричника Стасова встреча с Государем оказалась под угрозой срыва. Вы понимаете, к каким печальным последствиям это может привести. С утра я был у господина канцлера, пытаясь разобраться в происходящем и заручиться его поддержкой. С некоторыми оговорками, это сделать удалось. Однако наша позиция и обстоятельства пленения знатных османских беев-магов срочно потребовали уточнения. Для чего я вас сюда и пригласил.
Супруга и адмирал явно были в курсе, так что эмоций никаких не проявили, остальные же заметно взволновались.
Кроме Пети, которого сначала разморило в карете, потом немного взбодрила пробежка по парку, а теперь снова потянуло в сон. Но он с этим боролся. И все слышал, хоть и пребывал в каком-то полусонном состоянии. Наверное поэтому так спокойно и перебил генерал-губернатора:
— Думаю, проблема уже разрешилась. Пока вы, ваше сиятельство, были у канцлера, меня в номере изволили посетить их превосходительства Стасов и Родзянка. Эти почтенные господа непонятно по какой причине решили, что османские маги сами подстроили свое пленение, а теперь готовят покушение на Государя.
— ЧТО?! — Это был не крик, скорее всеобщий шепот. Но получилось громко.
— Все в порядке, мне удалось их разубедить. Они почему-то решили, что целитель, вроде меня, не в состоянии быстро привести в бессознательное состояние сильного мага. И вообще кого бы то ни было, когда находится от них дальше, чем в двух шагах. Пришлось продемонстрировать, что это не так.
