— Господа, вы тут мне в помощь или с обыском?! — Не выдержал Петя.
К его удивлению, Миронов не стал таиться:
— Вы не обижайтесь, Петр Григорьевич, обычная практика. Любого таможенника, когда он свою работу покидает, проверяют. Сами знаете, возможности у нашего брата большие, некоторые злоупотребляют. Ни в коем случае вас ни в чем не обвиняем…
— Но, будьте добры, не препятствуйте! — Весомо завершил за него жандарм.
Врут или нет? Хотя, вполне возможно, такой циркуляр и существует. Только сомнительно, что применяется. Специально ради Пети о нем вспомнили. Ну он о них тоже вспомнит, если случай представится.
Пока же Петя скромно отошел в сторону и смотрел как жандарм быстро и ловко осматривает и ощупывает его вещи. Поцокал языком при виде пистоля.
— Армейский, трехствольный. С Дальнего Востока с собой привез, не скажу, что наградной, но командир заставы оставил мне его на память. Там мою службу высоко оценили, двумя орденами, если не знали, — Добавил он с намеком.
Жандарма было не прошибить:
— Еще бумажник прошу предъявить, — и еще руки тянет.
Тут Петя не выдержал и применил к нему «отвердение мышц» да так, что тот застыл в позе чучела медведя с вытянутыми вперед лапами.
— Это уже превосходит все пределы! Как его фамилия?! Сам он временно отвечать не может.
— Л-лиходеев, — слегка заикаясь ответил Голоубовский.
— Оно и видно. Я вас запомнил, учтите.
После этого Петя демонстративно снял китель, вывернул все карманы, выложил на стол часы, бумажник, горсть мелочи, ручку-самописку. Сам открыл бумажник, продемонстрировав лежащие там купюры:
— Убедились?! Около двухсот рублей. Моя стипендия за два месяца. Неполная. Мне еще за ордена доплачивают.
При виде дорогих часов и самописки у таможенников жадно блеснули глаза, но возразить им было нечего.
После чего сложил свои вещи по баулам, а те закинул в пролетку. После чего уселся на козлы и пустил лошадь шагом в сторону таможенного поста:
— Пролетку в жандармерии оставлю. Этот невоспитанный господин так еще полчаса простоит. Потом в себя придет. И можете продолжать с обыском. Могу сразу предупредить, что под окном есть тайник. К сожалению, пустой. Я проверял. И прощайте.
Появление Пети на посту в экипаже привело таможенников в некоторое смущение, но ворота ему открыли без пререканий:
— Ваши остались в моей комнате обыск проводить. Воздержусь от комментариев. Не думал, что наша совместная служба так закончится. Надеюсь, больше не увидимся.
Кстати, сам Штерн его проводить не вышел.
До жандармерии доехал без происшествий. На двух экипажах — по дороге поймал извозчика и перегрузил к нему свои вещи. Подогнал пролетку к дежурному в будке:
— Это ваша. Распорядитесь, чтобы прибрали.
После чего пересел к извозчику и поехал по адресу, указанному в предписании. Заходить не стал. Ставрахи явно не тот человек, которому имеет смысл жаловаться на его приятеля Штерна. А по поводу места службы брата, все равно, еще не успели ничего узнать, если, вообще, собираются это делать. Зайти — доложиться, после того как устроится, наверное, следует, но пока он еще не устроился, да и не к спеху все это.
Казармы оказались… как казармы. Снаружи — обычные для Тьмутаракани стены из ракушечника, даже украшенные рельефом, видимо, в греческом стиле. В вопросах архитектуры Петя совершенно не разбирался, помнил только, что в самом начале обучения в вечерней школе, когда они только учились писать, учителя требовали разделять уроки простыми орнаментами. Вроде как, греческими. Вот что-то похожее было и на стенах казармы.
Внутри же было совсем тоскливо. Деревянные нары с соломенными тюфяками. Укрываться бедным солдатам приходилось, видимо, собственной шинелью. Жуть.
В общем, когда оказалось, что Петю здесь никто не ждет, и служить придется на носителе «Князь Константин», он очень обрадовался. Что такое «носитель» Петя не знал, но был уверен, что там будет лучше, чем здесь.
Выяснилось это все, правда, не сразу. Пете пришлось изрядно побегать вместе с вещами по территории казарм, форта и штаба флота. Вот именно в последней организации им, наконец, заинтересовались. Причем не в кабинете, а в приемной контр-адмирала, куда Петя сунулся уже с отчаянья. Там оказался относительно молодой человек лет тридцати — капитан (нет, старпом в чине капитана третьего ранга) вот этого самого «Князя Константина», который от нечего делать (сам ждал приема) начал расспрашивать странного кадета откуда он и как сюда попал. После чего очень оживился:
— Целитель? Шестого разряда? Маловато конечно, но лучше, чем никого. Давайте-ка ваше предписание.
Скрывать Пете было нечего, протянул оба.
— Что за бред! — Неожиданно эмоционально воскликнул моряк: — Что вам там делать? Вшей гонять в казарме? Нет, это так оставить нельзя.
Тут как раз его пригласили в кабинет, где этот господин и скрылся вместе с Петиными предписаниями. Самого кадета с собой не пригласил, но тому уже было все равно. Точнее, даже интересно. Плавать на кораблях ему раньше не доводилось, так почему бы не провести практику так, чтобы самому было интересно? Деньги-то он уже добыл. А то, что они в захоронке лежат — целее будут. Надо надеяться, никто до конца практики их не найдет.
Капитан третьего ранга Соловьев, он же капитан-лейтенант (сложно у этих флотских) вышел через полчаса:
— Все уладилось. Не скажу, что это было совсем просто. Но я вас поздравляю. Теперь ваша практика пройдет на прекрасном боевом корабле, — И помахал листом еще одного предписания.
Ну ладно.
Хорошо было одно. Сразу же нарисовалась пара морячков, которые, повинуясь жесту капитана-лейтенанта перехватили Петины баулы и сундучок. Так что на причал, оказавшийся совсем недалеко, он шел уже налегке. Не сказать, что очень устал таскать, но очень надоело бегать из здания в здание с вещами.
У причала стояла лодка саженей восемь-девять длины, как выяснилось, паровой катер. Это сюда Штерн Петю запихнуть хотел, что ли? На нем уже было с полдюжины моряков во главе с еще одним морским офицером. Совсем юношей, старше Пети буквально на год или два. Но старающегося держаться солидно и приветствовавшего старшего по чину Соловьева вытянувшись во фрунт по уставу, но с достоинством. По крайней мере, он сам так думал.
До «князя Константина» добрались еще через полчаса. Корабль стоял на рейде. Это, кажется, так называется? Петя не знал, но судорожно вспоминал все, что он слышал о флоте.
Его опасения, что придется лезть на борт по веревке, не оправдались. Не то, чтобы он не был уверен в собственной ловкости, но в лодке, помимо его баулов, лежали еще какие-то мешки и коробки. Их что, тоже на руках тащить придется?
Не пришлось. Сверху спустилось несколько веревок с крючьями на концах (или сама веревка тоже «концом» зовется?), матросы их быстро к чему-то прицепили в четырех местах у бортов, и лодка вдруг стала подниматься в воздух. Петя задрал голову. Над бортом поднималась стрела лебедки.
Как оказалось впоследствии, это была не просто лебедка, а паровая лебедка. Стрела поворачивалась, поднималась и опускалась не вручную, а паром. Также пар сматывал веревки и поднимал груз. Пете стало жутко интересно. Надо будет с машинистом поближе познакомиться. Ну и с машиной.
Корабль был здоровенным. Тридцать пять саженей в длину и больше четырех в ширину. Вдоль бортов уже стояли три лодки, вроде той, на которой приехал Петя. Эту лодку поставили туда же, на пустое место. Теперь они стояли парами у обоих бортов.
Капитан-лейтенант сразу повел Петю куда-то вниз. Не прямо в люк в палубе, носовая и кормовая постройки немного возвышались, но совсем немного, буквально на пару аршин. Так что миновав наклонно висевшую дверь (люк), пришлось сразу спускаться вниз по ступеням (трапу). Петя отчаянно пытался запомнить термины. Капитан-лейтенант тихо посмеивался.
Они пошли в сектор под кормой, который опять же имел свое название «ют». Вот только зачем было столько названий выдумывать? Именно на юте на всех судах исторически располагались каюты офицеров.