Торопясь подходит и Малл — она человек гостеприимный, — и приветливо восклицает:

— Здравствуйте! — И тут же с удивлением: — Как Пирет-то выросла, просто и не узнать!

— Мы не надолго, — бросает Анне.

— Так не горит же, — говорит мать, — подкрепиться-то успеете. Наверно, Мийя что-нибудь уже приготовила. А мы овец искали, они вчера убежали в лес… Или случилось что? — Мать растерянно смотрит на Пирет, которая, судя по всему, вполне здорова.

— Нет-нет, — поспешно отвечает Анне, — я только хотела сказать вам пару слов, да и шоферу некогда…

От этого «вам», да еще от черной «волги» с шофером, от всего поведения Анне в матери зарождается какое-то нехорошее предчувствие. Она напрягается, как и намедни на ступенях баронского замка, глаза ее внимательно изучают невестку, она больше не уговаривает ее, лишь коротко бросает:

— Ну что ж, пойдем поговорим!

Анне берет Пирет за руку и ступает вслед за матерью, искоса взглянув на Энна, уже пришедшего в себя от неожиданности и теперь входящего во двор.

— В чем дело? — допытывается он в свою очередь.

— А разве всегда должно быть какое-то дело? — с легкой усмешкой спрашивает Анне и, пожав плечами, язвительно добавляет: — Просто хотела поговорить с твоей матерью, ведь от тебя никогда толку не дождешься!

Энн жует губами, будто во рту у него застряло то, что было готово сорваться с губ, но вместо этого он со злостью спрашивает совсем другое:

— Кто позволил тебе взять машину?

— Сааркиви, — небрежно бросает через плечо Анне.

— Сам пришел и предложил! — язвит Энн.

— Нет, я попросила! — все так же небрежно кидает Анне и вслед за матерью исчезает в доме. В дверном проеме мелькает пятка Пирет, и дверь захлопывается. Энн тупо и зло смотрит им вслед. Как посмела Анне унизить себя такой просьбой?! И явиться сюда скандалить как базарная торговка! Но нет, она себя не унизит, она даже просить умеет снисходительно, как бы между прочим. И выяснять отношения она не станет подобно базарной торговке — она умеет сохранять хладнокровие, а все шишки потом сыплются на Энна! Это ему должно быть стыдно перед Сааркиви, перед родными, а Анне печется только о себе, ее желание — закон, и точка! И те правила, которых всегда придерживается Энн, для нее пустое место! Была бы еще машина к ним прикреплена! Ведь он в состоянии сам улаживать свои дела! А теперь все эти топчутся там, за воротами, и смотрят на него, как на больного!

Остальные и впрямь все еще стоят с беспомощным и смущенным видом у хлева. Они ощущают в воздухе, что-то тяжелое и тревожное. Оскар чешет мизинцем за ухом; Ильма сжимает руку Марта, глаза ее от испуга широко открыты, Март напряженно смотрит на Энна, как будто ищет какое-то решение или подкарауливает зверя, Эве прижимает к груди кулаки — у нее такое чувство, будто бабушку вызвали на педсовет, все это так страшно скучно и бесцветно. Калле ворчит на Эве: почему его не разбудили, почему не взяли с собой в лес! Эве смотрит на брата сверху вниз и думает: «Ох, глупые дети!»

Шофер выходит из машины, потягивается и кажется таким же смущенным, как и остальные. Энн нравится ему, нравится и то, что тот сейчас зол. Сааркиви он возит как высокое начальство, с которым у него нет ничего общего, ни его, ни машины не касается, куда тот едет — они просто доставляют Сааркиви на место, и баста. Когда же он возит Энна, у него почему-то такое чувство, будто их связывает общее дело. И ему хочется сейчас сказать: да плюньте вы на эти женские капризы! Иной раз женщине пустяковая поездка представляется вопросом жизни или смерти. Злиться из-за этого — понапрасну трепать свои нервы, лучше доставь их куда надо, и дело с концом… Но утешать такого человека как Энн значило бы подливать масла в огонь…

Малл наконец догадывается подойти к смущенному парню. Она берет на себя роль хозяйки и приглашает:

— Заходите же в дом!

— Так и во дворе неплохо! — отвечает юноша.

— Заходите, заходите, путь был неблизкий, отведайте деревенского молока и хлеба!

— Это можно! — радостно соглашается шофер и вслед за Малл направляется к жилой риге. Оскар плетется за ними. Ильмар уже некоторое время не может устоять на месте: его как магнитом тянет к дому. Теперь наконец наступил подходящий момент, чтобы, прячась за спиной Оскара и так же небрежно, как тот, войти в дом. Ильма вырывает свою руку из ладони Марта и спешит вслед за мужчинами. Март не замечает этого — правда, он тоже доходит до ворот, но останавливается там, проводит рукой по верхней перекладине и задумчиво произносит: «М-да-а…»

Анне в это время разговаривает со свекровью. Она говорит быстро, негромко, улыбаясь, словно ей неловко разъяснять само собой разумеющиеся вещи; время от времени она замолкает и в порыве чувств гладит по головке Пирет. А мать слушает ее безучастно, с застывшим, как у сфинкса, лицом.

Ильмар занял позицию в темной бане рядом с дверью, ведущей в заднюю комнату. Малл бесшумно проходит из жилой риги в баню, но Ильмар не смущается, что его застали подслушивающим, он хватает Малл за руку и возмущенно шепчет:

— Ты только послушай, ну и змея!

В этот момент Анне все тем же смущенно-извиняющимся тоном произносит:

— Нам же хочется хоть немного пожить своей жизнью!

Малл сидит за длинным столом в жилой риге и заворачивает в газетную бумагу яйца.

Рядом, скрестив руки на большом животе, стоит Мийя и не перестает удивляться:

— Надо же! Выглядит такой тихоней, а нате вам, раскомандовалась: она, видите ли, хочет!

— У меня сразу предчувствие было! — говорит мать, сидящая около Мийи, опустив руки на колени. — Как только я увидела эту черную машину, так сердце и зашлось: тут же поняла, что это Анне явилась попрекать меня!

— Ничего ты не поняла! — возражает Март.

— Поняла, — стоит на своем мать, — только верить не хотела!

— Она, видите ли, должна сидеть одна с ребенком! — возмущается Мийя. — А кто её заставляет сидеть одной — пусть сюда приезжает! Разве кто против!

— Никогда я не была против и не буду. Она мать моей внучки, в любое время пусть приезжает! — говорит мать и плотно сжимает губы.

— Не повезло Энну с женой! — с горечью вздыхает Малл и качает головой.

— Какого черта! — ударяет кулаком по столу Март. — Нашла кого жалеть! Сам знал, что делал! Не ребенок был!

— Да почти ребенок, — возражает Малл, — только что институт кончил!

— Ну и что! Женись на ком угодно, но сам оставайся человеком!.. Если б моя жена посмела так себя вести, то ей бы не поздоровилось! Или вообще послал бы ее ко всем чертям!

— Вот и я то же говорю! — возмущенно заявляет появившийся в дверях Оскар. Он, видимо, возился с машиной, на нем старая выгоревшая и заляпанная маслом импрегнированная куртка.

— И никуда бы вы не послали, — хладнокровно замечает Малл.

Март не перечит ей, а говорит:

— У нас и жены не такие!

Мать пробуждается от своих мыслей:

— Послушай, а где твоя молодуха?

Март не знает этого. И правда, Ильмы уже долгое время нигде не видно. Кажется, с тех пор, как из лесу вернулись… Да, тогда она еще была здесь, держала Марта за руку, затем высвободилась и поспешила к дому. Март заглядывает в невестину горницу. Это маленькая холодная комнатушка в торце риги. К свадьбе там поставили для молодых узкую кровать, купили электрообогреватель, да так все и оставили. Ильма любит там уединяться. Там она и лежит сейчас, бледная, с выступающими скулами, жесткие черные волосы рассыпаны по яркому пестрому одеялу. Она напоминает какую-то маленькую зверюшку — уж не ласку ли?

— Тебе нехорошо? — испуганно шепчет Март и прикрывает за собой дверь.

Ильма кивает:

— Иди сюда!

Март садится на край кровати. Ильма будто клещами сжимает своими тонкими сильными пальцами его руку и спрашивает:

— Она уехала?

— Давно уже.

— Знаешь, у нее были глаза совсем как у Риты! Точно так же смотрела, — торопливо шепчет Ильма. — Ты знаешь, мне теперь все время плохо, по утрам и… вообще из-за всякой ерунды. Знаешь, это, наверно, потому, что я беременна, уже четвертую неделю! — Ее голос прерывается, она напряженно смотрит на Марта.