Но почему же? — с грустью думал пудель, сидя у плиты. Ему надоели прогулки? Он больше не хочет?

И тут пуделя осеняло: мужчина нашел себе новую собаку! Но как же так? И он озадаченно покусывал свою мохнатую ляжку.

Разве я не красивый?

Кого бы мог предпочесть мужчина? Какую-нибудь напыщенную мадаму вроде Берты или шавку, похожую на Квин? Так вот он какой. Этот пройдоха и ворюга в излохмаченных штанах, которые никогда не видели утюга, шляется по городу и выманивает порядочных собак из их домов! Пудель ненавидел мужчину. Он рычал, он готов был схватить его за ноги, вцепиться в перекатывающийся кадык, как только мужчина войдет в комнату. Он бы гневно залаял, раздайся за дверью хоть малейший шорох.

Но в доме стояла тишина.

Пудель был пленником. Ему не оставалось ничего иного, как скулить.

Пудель улегся на свою подстилку.

Мужчина не придет, успокаивал он себя. Это позорное приключение подошло к концу. Наконец-то все встало на свои места: хозяйка хлопочет на кухне, в плите потрескивает огонь.

И все-таки в душе пуделя затаилась непонятная грусть, похожая на легкую туманную дымку, и постепенно перед его глазами замелькали картинки: сперва в тягучую темноту стали вползать неясные расплывчатые фигуры, какие-то тени, затем они начали обретать очертания, стали ярче, пока наконец все не превратилось в пеструю карусель; он несся впереди стаи бродяг — за ним по пятам охваченные страстью псы; задыхаясь, его нагоняла приземистая криволапая дворняга с огромной челюстью и мощной грудью; белоснежный мячик катился впереди, не давался; им владела одна мысль; я самый красивый; чем больше собак жаждало его, тем красивее он становился в собственных глазах; несколько ловких приемов — и он оторвался от стаи, подлетел к мужчине, закружился у его ног.

— А ты псина что надо, — сказал мужчина и сдавил ему горло.

Пудель очнулся — оказывается, у него на голове лежала подстилка; он выбрался наружу — хозяин с хозяйкой были на работе. Пудель почувствовал, как внутри у него что-то затрепетало, и, стыдно признаться, он опять был готов идти. Его манили загаженные окрестности пивной будки, запах пива и осоловелые мужчины. Он с какой-то затаенной радостью ждал именно этого конечного пункта прогулки.

Особый, очень похожий на пивной, запах постоянно обволакивал мужчину; сильнее всего пахло изо рта, когда он разговаривал с пуделем. Так пахло от мужчины не только около пивной будки; этот запах усиливался, стоило мужчине лечь в тени под деревьями где-нибудь в укромном месте и приложиться к маленькой сверкающей бутылочке. Лежа рядом с ним и размышляя, пудель начал догадываться, что это не мужчина пахнет, как пивная будка, а наоборот: мужчина сам  и з д а е т  этот запах и передает его пивной будке, другим людям, даже хозяину пуделя, потому что временами пудель и у него замечал слабый намек на этот запах. Мужчина превращался в глазах пуделя в божество. Одно было плохо: чем сильнее тот старался пахнуть, тем слабее и сонливее он становился, такое выделение запаха, которое было не под силу пуделю, казалось очень нелегким делом, и однажды мужчина так перестарался, что не смог подняться на ноги.

Приближался вечер. Пуделя охватило беспокойство: ведь ему давно пора домой. Он тихонько повизгивал, тянул мужчину за рукав, но тот лишь мычал. Пудель пришел в отчаянье. Кто впустит его в дом? Кто откроет дверь и закроет ее за ним?

Вдруг пудель почувствовал, что хозяйка уже на пути к дому. Ей оставалось пройти всего несколько кварталов! Забыв о мужчине, пудель припустил со всех ног. Что-то как бы подтолкнуло его на этот поступок. Он несся быстрее такси и мощным прыжком перемахнул через ворота. Но тут он беспомощно остановился — в квартиру-то не попасть.

И тогда он увидел Берту.

Берта сидела у своего окна и с презрительным достоинством смотрела пуделю прямо в глаза. Пудель съежился, непроизвольно поджал хвост. Итак, теперь его тайная сущность известна Берте.

Хозяйка вошла в ворота, всплеснула руками, вскрикнула. Пудель завизжал от отчаяния, заметался вокруг хозяйки и завыл, как пароходный гудок.

Хозяйка, сопровождаемая пуделем, с шумом взлетела по лестнице, подергала дверную ручку, но дверь была заперта. Она открыла дверь, ворвалась в квартиру, обошла ее. Все было в порядке. Тем не менее хозяйка страшно рассердилась. Пудель предусмотрительно забился под стол, по хозяйка сердилась не на него.

— Бедный пес! — воскликнула хозяйка, искупала пуделя в ванне, накормила его. А нагорело хозяину, когда тот вернулся домой: как это он оставил собаку во дворе.

Из всего этого пудель сделал для себя полезный вывод: если он окажется за дверью, то ругать будут не его. Так что в любом случае лучше вернуться домой, нежели опоздать. Этот урок придал ему уверенности: он уже не так зависел от ключей мужчины; он мог привередничать, даже огрызаться, удирать вперед или отставать, вовсе терять мужчину из виду. Теперь он зависел только от того, выведут ли его на прогулку. Это увеличивало его свободу и усиливало тоску по мужчине. И все-таки он понимал лучше, чем когда-либо прежде, всю безнравственность своих помыслов: он потерял уважение Берты.

Вечером, играя во дворе, Берта старалась держаться от него подальше, не замечала его. Квин, подлизываясь к Берте, буквально захлебывалась в презрительном тявканье. Однако поведение Квин пробуждало в пуделе ядовитую радость: он был сильнее их. Ему казалось, что он стоит посреди широкого поля, а за ним собаки, тысячи собак, все собаки, сколько их вообще есть на свете, и все они словно застыли по стойке «смирно», задрав лапу, и в этой угрожающей тишине слышно, как ветер шуршит в траве. В стороне, под деревьями, притулились Квин и Берта. Он еще немного выжидает, наслаждаясь этой тишиной, а затем лает: вся тысячеголовая стая кидается на этих двоих и, как кошку, загоняет Квин на дерево! Пусть она там потрясется, толстая, изнемогающая от страха и усталости, а они, разинув пасти, ждут внизу, клыки их обнажены, как лес отточенных кухонных ножей. Пудель стоит на холме, за ним криволапая дворняга; Берта, припав мордой к земле, на брюхе ползет к нему; пудель — маленький, белоснежный — стоит, расставив лапы, ветер треплет его шерсть, а за ним угрожающе рычит черно-буро-белое поле. Но пудель отпускает Берту и даже позволяет Квин слезть с дерева — он выше их.

У мужчины была странная привычка, с которой пудель никак не мог примириться: он любил шляться по задворкам и воровать с веревок сохнувшее белье.

Пудель не отставал от мужчины. Он нехотя ковылял за ним по пятам и ворчал: человек, который умеет так искусно управлять своими запахами, занимается столь низменными делами.

Эта привычка и погубила мужчину. Однажды стиравшая белье женщина поймала его на месте преступления. Огромная, как дорожный каток, она с криком набросилась на мужчину, и тот ничего не смог поделать, потому что как раз перед этим он снова отдал немало сил сверкающей бутылочке.

Запутавшись в веревках с бельем, они свалились наземь, увлекая за собой шесты, простыни, штаны, рубахи, и забарахтались в этой бело-розовой куче, поднимая клубы пыли.

Пудель забился в угол двора и беспомощно рычал. Мужчина был его другом, но не мог же пудель кинуться на выручку застигнутому на месте преступления вору.

Вскоре их окружила толпа. Появились и люди в серой форме. Они поставили мужчину на ноги и, взяв его под мышки, куда-то потащили.

Пудель по-прежнему сидел в углу двора. Мужчину увели, но пудель не решился пойти вслед за ним, потому что догадывался: мужчина утратил независимость, он уже не идет куда хочет, поэтому он не может вести за собой и пуделя. Пуделя могли бы повести за собой люди в серой форме, но пудель не был с ними знаком.

Он потрусил к дому и обнаружил, что ворота заперты. Правильно, ведь они всегда заперты. Как же он в прошлый раз попал домой? Пудель, дрожа, уселся перед запертыми воротами и тщетно пытался вспомнить, каким же образом он тогда оказался во дворе.