— Поднимись, — принцесса опешила.

Я не послушалась, старательно растирая кулаками лицо и всхлипывая. Тушь попала в глаза, они заслезились, создавая нужный эффект. Эллиаль в растерянности попыталась меня поднять, но я шарахнулась от неё как от прокаженной.

— Не могу сказать, не могу…

— Хорошо, только не плачь пожалуйста! — Взмолилась принцесса.

О нет, высочество, легко сказать — трудно сделать, наслаждайся теперь моей истерикой. Назвался груздем, как говорится, полезай в кузов. Сколько же в Эллиаль было самонадеянности!

Шумно выдохнув, принцесса что-то пробормотала, а потом сделала нечто невероятное. В комнате пошел снег… Настоящий. Крупными белыми хлопьями он сыпал прямо с потолка, и не долетая до пола, таял, усеивая пространство вокруг мелкими прозрачными каплями.

Служанки принцессы, безмолвно наблюдавшие за происходящим, пораженно ахнули, а я забыла, о чем думала. Волшебство… Иранис даже взвизгнула от восхищения, спросив, что за чудо такое, а принцесса ответила, что это снег, он лежит на вершинах гор, пересекающих остров Ин, и чтобы получить его, ей пришлось иссушить всю воду из ваз с цветами. Она рассказывала об этом и улыбалась, отыскав поразительно быстрый способ меня успокоить.

Мне же стало стыдно. Эллиаль была избалованной стервой, но абсолютно бесхитростной и совершенно не эгоистичной. Не знаю, как подобное может сочетаться.

— Ты ведь ни разу такого не видела? — Спросила она.

Принцесса опустилась на колени. Близко. Я перестала дышать, опасаясь, что она обнаружит в моем лице знакомые очертания, но Эллиаль не замечала, разглядывая пол. В её волосах сверкали искры тающих снежинок, ткань бирюзового платья уже успела впитать в себя всю влагу, а по шее стекала капля воды. Она хотела сказать что-то ещё.

— Это…

— Ваше высочество, что вы здесь устроили?! Немедленно высушите все. Себилер, твоя комната готова.

Я неуклюже подскочила, услышав позади себя голос Рахиль. Наконец-то! Снег прекратился, принцесса не стала продолжать речь, хотя волнение все ещё проступало в каждом её жесте. Эллиаль искренне желала помочь, а я пудрила ей мозги, разыгрывала дешевую драму, зная, что завтра меня здесь уже не будет.

— Поднимайся, — несколько фигур заслонили дверной проем. Свет от факелов бил в глаза, не позволяя сразу разглядеть посетителей, но по голосу он узнал работорговца. — Его высочество хочет видеть тебя, ты обзавелся хозяином, поздравляю.

Джинн вздохнул, поднялся со своего лежака, с наслаждением отметив, что охранники Гафура дернулись в стороны, не спеша выводить его силой. Это льстило… Они были вооружены, но все равно боялись его, зная — им раны придется зализывать дольше.

Бесшумно шагнув к выходу, он подался вперед, сделав резкий выпад в сторону самого молодого из своих конвоиров. Парень, чуть старше двадцати, вздрогнул, сжав пальцы на рукояти изогнутого клинка, но в ход оружие не пустил.

— Не трясись так, я сам пойду… — Прошептал Джинн, заглядывая в перепуганные глаза охранника.

Гафур сплюнул на пол, что было не свойственно его сдержанной натуре.

— Сотворишь что-то такое при Его высочестве, и тебе…

Мужчина выругался, так и не придумав чем бы ему пригрозить. Джинн даже бровь вопросительно выгнул, состроив заинтересованное выражение лица, всем своим видом спрашивая: “Есть ещё вещи, которые со мной не делали?”

Впрочем, глупить он не собирался. Ему хотелось посмотреть на хозяина вблизи, ведь он сам добивался его внимания.

— Оденься, — не став развивать мысль, Гафур бросил парню чистые шаровары и рубашку.

Джинн распустил повязки своих старых штанов, без стеснения переступая через упавшую на пол ткань. Склонил голову, рассматривая скривившиеся лица мужчин.

— Я могу обойтись и без одежды. Так будет удобнее оценивать товар.

Работорговец лишь процедил сквозь зубы что-то нечленораздельное, и Джинн решил больше не шутить. Он на самом деле мог обойтись без одежды, и сделал бы это ради того, чтобы подразнить их, но не сейчас. Сегодня он будет паинькой.

В последнее время он жил без сокамерников, но как только вышел из своей каморки в окружении охраны, вслед ему посыпались взволнованные шепотки. Некоторые рабы, не как он, не буйные, содержались в общих камерах, огороженных лишь железной решеткой, и когда Джинн шел мимо них, мог поклясться, что слышал ропот: “Лишь бы не возвращался”

Джинн усмехнулся. Он и сам не хотел сюда возвращаться, а вернее… Ему было уже все равно. Все равно где жить, в чем ходить, что есть. Мелкие желания, такие как: сменить холодную камеру на комнату с удобной постелью, а жидкую однообразную похлебку на нормальную еду, исчезли. Осталось лишь одно, самое заветное, самое неосуществимое: вернуть себе Сашку. Он хотел коснуться её, провести ладонью по непослушным волосам, увидеть её улыбку, понять, что она жива.

Охрана отвела его на второй этаж, в кабинет Гафура. Тот, кого нарекли его хозяином, стоял у окна, спиной к двери, заложив за спину холеные руки, и всматривался в черноту ночи. Джинн гадал, каков он будет — этот его новый хозяин, но в итоге решил, что на это ему тоже плевать. Главное, что принц.

— Оставьте нас, — приказал Лис.

Работорговец замешкался.

— Не лучше ли нанести клеймо для начала, Ваше высочество?

Джинн сжал зубы. Неужели он выглядел настолько безумным, что они сочли его способным навредить принцу? Последний повернулся, устав следить за отражением на глянцевой поверхности стекла, прикусил край нижней губы, и спросил озадаченно, в чем-то даже игриво:

— Ты желаешь сделать мне больно?

— Пока нет, но лучше принять совет, — Джинн безразлично пожал плечами, выставив многозначительный акцент на первом слове, но завуалированная угроза не подействовала.

Напротив, принц улыбнулся, фыркнул, и его плечи затряслись в беззвучном приступе сдерживаемого смеха.

— Уйдите, он не безнадежен. Знает, что если не я, появится другой, только уже не такой добренький. Сбежать отсюда не получится при всех его феноменальных талантах, а от клейма он не избавится, даже если срежет его вместе с мясом.

Как же верно подмечено. Джинн интересовался данным вопросом, раздумывая, вырастет ли на месте рабской татуировки чистая кожа, если он решит избавиться от неё таким способом, но быстро понял, что нет. Работорговцы не использовали красители, они проводили кровавые ритуалы, и “подчинение”, которым сковывали рабов — одна из их разновидностей. Поэтому в империи не устраивали бунты; невозможно ослушаться хозяина, если он отдал тебе прямой приказ, или попытаться убить его, не расплатившись за глупость собственным здоровьем или жизнью. Скорее всего, даже если Джинн срежет эту уродливую печать, которой его собирались наградить, она проступит на его теле вновь.

Гафур махнул рукой, приказывая охранникам убраться. Сам он несколько задержался, неуверенно посматривая на наследника, но в итоге тоже вышел за дверь. Джинн хрустнул костяшками пальцев, разминая ладони. Самоуверенность принца ему не нравилась, но в то же время он уважал высочество за эту бездумную смелость. Захотелось напугать его, смыв с ухоженного лица довольную улыбку.

— Зря вы надеетесь на мое благоразумие, Ваше высочество, — протянул Джинн, — с чего вы взяли, что другие покупатели будут хуже? Я их ещё не видел, и мог бы прикончить вас просто так, потому что вы мне не понравились…

— Но я же понравился, — хитро резюмировал принц, ничуть не испугавшись, — к тому же, я готов бороться за свою жизнь.

В его голосе звучала насмешка. Джинн пождал губы, не став отвечать, что хозяин по определению не может нравиться.

— Мне говорили, что вы не владеете даром, к тому же пришли безоружным. У меня неплохие шансы, Ваше высочество.

— Говорили? Это значит, что ты интересовался. Будь уверен, я тоже, и даже оценил твою работу на публику, когда появлялся на арене. О нет, ты не будешь меня убивать…

Джинн сдержал недовольство, рвущееся наружу. Он хотел показаться бесстрастным при встрече, но принц не был дураком, заметив его заинтересованность.