На палубу выбралась – красота! Не совсем, конечно: вокруг беспорядок, гильзы стрелянные валяются, в паре мест – кровь. Я насторожилась, давай оглядывать мужиков. Так и есть: у Билла плечо перевязано, у Аджитки штанина в бурых пятнах. Михалыч взгляд мой перехватил и усмехнулся.

- Не переживай, Аннушка. Это царапины, скользом прошло. А индусу так вовсе щепка в мягкое место воткнулась.

Я расслабилась, а этот старый клоун рукой махнул, выстроил своих орлов в шеренгу, а сам мне навстречу и рапортует:

- Товарищ королева, разрешите доложить! По вашему приказу судно захвачено. Потерь среди личного состава нет. Доложил старшина запаса Каренин Федор Михалыч!

Грудь выпятил, глазами начальство, то бишь, меня, ест, и в этих глазах такое, знаете, проглядывает, словно он не из Рязани родом, а из Австралии, где ехидны на каждом шагу попадаются. А мне деваться некуда, я с подобающим видом рапорт выслушала, скомандовала «вольно, разойдись». И пока егерь далеко не разошелся, цапнула его за пуговку:

- Михалыч, а трюмы-каюты вы смотрели?

- Окстись, Аннушка! Да рази ж было время на такие глупости? Мы только и делали, что супостата гоняли.

- Тогда давай, посылай людей вниз. Я пока что по ступенькам скакать не в состоянии.

Палуба в момент опустела, остался только дед. Ему, вишь, не с руки, то есть, не с ноги по трапам бегать. Ну и пока народ обшаривал корабельные закоулки, мы и пообщались. Он мне про свое доложил в деталях, я ему о своем поведала. Михалыч посидел, губами пошлепал, да и выдал:

- А знаешь, Аннушка, если бы не «максимка», у них могло бы все получиться. Стоило им на берег выскочить, и они всех бы вас положили.

- Но у них бы тоже были потери!

- Значит, они посчитали их приемлемыми. Да и сколько там вас было! Половина ворогов давила бы вас огнем, не давала голову высунуть, а остальные подбежали бы и порешили, или взяли вас тепленькими. А еще – могли просто вдоль берега гонять, заставлять патроны тратить. А пока вы на них отвлечены, вторая группа спокойно зашла бы сзади.

- А если бы вы не отправились кораблик трофеить?

- Да то же самое. Ну, было бы у них чуть больше потерь. Вот если бы мужики за радистом не свалили, тогда да, тогда у нас был бы шанс удержаться.

- Получается, кто-то им подсказал? Но старички все проверены, а у новеньких раций нет.

- Это и необязательно. Кто-нибудь с хорошим биноклем засядет на деревьях и всё будет знать, всё увидит, всех посчитает. И доложит.

- Тогда почему на лодках? Пришли бы ночью по земле, втихую бы всех перерезали.

- А вот тут я тебе не скажу. Но какие-то резоны у них однозначно были. Например, на лодке можно быстрее сближаться с противником. И пока один рулит, остальные могут вести огонь, выбивая стрелков на берегу.

- И что же теперь делать?

- А вот вернутся мужики, тогда и решим. Лично я считаю, что к нашим ворогам нужно наведаться в гости.

- А куда? Пленных-то нет.

- Как нет? А наблюдатель?

- Так он ведь прячется, его еще найти надо.

- Не боись, я ж не зря столько лет по лесу шастал, кой-чему научился. Если этот змей еще с острова не сбег, я тебе его добуду.

Как мы тягали добычу – это просто цирк с конями. В конце концов сообразили: перелили бензин из лодочных бачков в бак шхуны, запустили движок, и этого едва-едва хватило на то, чтобы подвести нашу прелесть к бухте. В саму бухту заводить не стали – не рассчитана она для таких судов. Надо будет обойти остров по кругу, поглядеть: нет ли где удобных закрытых стоянок. Если такую красавицу расхлещет штормом или выкинет на берег – будет очень, очень жаль. А кораблик и вправду красив. Считайте, что я в него уже влюбилась. Отдали якоря, съехали на берег, наскоро порубали, а потом Михалыч с Аджиткой оседлали квадрик и укатили искать шпиона. А я отыскала свою клюку и двинулась осматривать добычу.

Трофеев набрали… много. Дисциплинированные и бережливые европейцы достали все, до чего можно было дотянуться. Куча вышла изрядная. Понятно, что там, где поглубже, поднять со дна ничего не удалось: на запах крови налетело множество разнокалиберных акул. А вот на условном мелководье – где глубина до пяти метров и дно хорошо видно – собрали почти все выпавшее за борт оружие. Ну а тех, кто оставался в лодках, не говоря уж об убитых на берегу, раздели буквально до нитки: ценность каждой тряпочки мои островитяне уже основательно прочувствовали. И никакого смущения даже у женщин: трусы нужнее живым. Их можно выстирать, прокипятить, заштопать и спокойно пользовать дальше.

Эти новые бандосы – сборная солянка. Кого только там не было: и белые, и негры, и латиносы, и всяческие метисы. Видимо, страсть к халяве тоже способна объединить людей. Мы с Михалычем как-то говорили об этом. Есть люди, которые живут своим трудом. Неважно – работают на себя или на дядю, забивают гвозди или подают кофе. Просто они вот такие. А есть те, кто живет с добычи, промышляя кто воровством, кто грабежом, кто еще чем подобным. Они не будут работать, если только им в спину не тычется дуло автомата. Награбил – прогулял – проспался. Награбленное кончилось – снова пошел грабить. Такие уроды были всегда. Что казаки Дикого поля, что кочевники из южных степей, что гордые горцы, что суровые викинги, что арабы – да у всех народов были такие любители поживиться за чужой счет. Те же европейцы, они не исключение. Да ведь еще и в плюс себе это записывают, подвигами своими сомнительными похваляются, лихостью козыряют.

Тут, на Островах, почуяв свободу, подобные твари вовсю разгулялись. Оно и понятно: здесь действует единственное право, право силы. И ведь эти ухари до последнего думали, что идут на верное дело, считали нас легкой добычей. Михалыч сто раз прав: если бы не Снегурка с пулеметом, так бы все и было. Это что же выходит? Получается, что мы, три с лишним десятка человек, недостаточно сильны? Ну да, недостаточно. Иначе бы эти мрази наш остров стороной обходили. И что делать, как с этим справляться? Я вижу только один выход: начинать активно искать себе людей, искать другие нормальные группы, договариваться, объединяться, становиться силой, которая здесь, на островах, установит свои законы и укоротит руки всяческой швали.

Тело Архипа, омытое и приготовленное к погребению, положили в тень за бывшей сарайкой, накрыли простыней. Хоронить решили вечером. И народ старательно обходит это место по большой дуге. Стараются даже не смотреть в ту сторону. И работают, работают, копошатся, чувствуют свою вину за эту смерть. Только Софа сидит рядом. Уже не завывает, не причитает, а просто смотрит на своего мужчину, и иногда кончиками пальцев касается его лица. Вот ведь – житья мужику не давала, при мне слова доброго ему не сказала, и только сейчас, наконец, поняла, что за сокровище у нее было.

Пленного допрашивала на пару с Биллом. Не поверите – нигде ничего не дрогнуло, когда пришлось стимулировать ему память острым ножиком. Ну а реднеки – они люди весьма своеобразные, и про Женевскую конвенцию отродясь не слыхали. Правда, знал душегубец, собственно, немного: мелкая сошка, больше скулил и трясся, чем рассказывал. Вот того бы поспрошать, что с автоматом был. Тот – из набольших это сразу видно. Хитрый был мужик и предприимчивый. Ведь даже когда почти всю его команду положили-утопили, у него был шанс на успех. Прикончи он Фам Линь, и все. Мне с ним в скорострельности не состязаться, про Дзетту и говорить нечего. Фрекен Олсен недееспособна, Лерка в прострации. Он и в однова бы всех добил, если бы не пистолетик в руках одной стервозной особы. Кстати, тот его автомат оказался американским «томсоном». А пистолет – и того круче: тот самый «глок-17», что Лерка пыталась попервоначалу заказать. Девчонка облизнулась, конечно, на эту игрушку, но даже дергаться не стала. Все правильно: трофей Министервы, да и награду она честно заслужила.

Только закончили беседу, только добили страдальца, как опять нарисовались мои бюргеры, явились – не запылились. И опять какую-то демократо-либералистическую лабуду пропихивают. Я и без того, мягко говоря, на нервах. То, что снаружи этого не видать – еще не показатель. День был тот еще, да и допросы с пристрастием нормальным людям настроение не поднимают. Ну так, значит, они сами напросились.