Увидев девушку, лошадки фыркнули и пустились наутек.
Ирис улыбнулась им вслед.
Прошла сквозь крытые ворота и двинулась по дорожке между могилами.
***
Кладбище было старым, надгробные плиты накренились и заросли бурьяном. Крепко пахло полынью, на высокой траве лежали полосы вечернего солнца.
На Ирис снизошло умиротворение и даже немного потянуло в сон.
Скоро она вошла в посмертные наделы рода цу Герике. Миновала старые надгробия с увлекательными надписями. Они кратко излагали историю жизни и смерти ее предков. Ирис читала эпитафии, как занятные рассказы.
Первые бароны отличались непоседливостью и неуемным нравом. Мало кто из них мирно почил в своей постели. Кто расшибся насмерть на охоте, кто не пережил ранения, а один так и вовсе расстался с головой на плахе по ложному доносу.
Баронессу Амальду цу Герике сожгли во время бунта разъяренные крестьяне, посчитав, что она промышляет колдовством и навела мор на их скот. А барона Сеймура в эпитафии величали именитым алхимиком и чернокнижником.
Дар управлять эфирным полем определенно передавался в этом роду из поколения в поколение.
Более свежие надгробия уже не поведали ничего интересного, кроме дат жизни и смерти. Могильщики научились держать языки за зубами.
Надгробие барона Гвидобальдо цу Герике было строгим и простым – гладкая черная плита с выбитыми золотыми буквами. Могилу усыпали привядшие цветы.
Ирис навела порядок, убрала старые цветы, аккуратно разложила новые. Жаль, не догадалась взять вазу и воды.
Села на скамью и прислушалась к своим чувствам.
Легкая печаль. Горечь. Разочарование. И, пожалуй, все.
Те, кто знал барона при жизни, говорили о нем уклончиво. Ирис догадывалась, что человек он был вздорный и добротой не отличался. Если и имелись у него какие-то хорошие качества, ей теперь о них не узнать.
И все же он был ее отцом по крови.
– Привет, Гвидо, – сказала она негромко. – Это я, твоя дочь Ирис. Жаль, что мы так и не увиделись. Однако следовало тебе поторопиться. Двадцать семь лет ты и в ус не дул, чтобы меня разыскать. Прости, не хотела тебя упрекать, – спохватилась она. – Наверное, у тебя были свои важные причины. Ты их маме теперь расскажи, ладно? Там, где ты сейчас, вы наверняка встретитесь. Скажи ей, что я ее помню и люблю.
Над головой у нее громко и сердито застучал дятел. Ритм был неровный, как будто он передавал послание азбукой Вейла, которой пользовались моряки и телеграфисты.
Ирис видела справочники с кодом в кабинете барона.
Ирис кода не знала, и в переселение душ не верила, но нашла дятла глазами и приветливо помахала ему рукой.
Иногда все же хочется думать, что усопшие имеют способ подать о себе весточку.
– Что ж, приятно было повидаться. Я приду еще, – пообещала она дятлу и надгробию, встала и вышла на мощеную дорожку.
Приближался вечер, верхушки деревьев окрасились золотом, тени посинели.
Ирис отправилась к противоположному выходу с кладбища. Там, как рассказывал доктор Фальк, на расстоянии пол-лиги через лес лежал живописный пруд.
Домой Ирис не хотелось, и она решила прогуляться. Крюк небольшой, а от пруда до поместья есть удобная тропинка. Она не заблудится и вернется домой до темноты.
Дорожка вела сквозь сумрачный лесок. Изредка среди веток порхали птицы. Кругом царил покой.
Пруд оказался большим, правильной круглой формы. Берег зарос высокой травой, среди которой покачивались неимоверной красоты желтые цветы. Дальше стеной возвышались заросли шиповника.
Ирис подошла к берегу и всмотрелась в воду. В лицо пахнуло прохладой.
Вода в пруду была прозрачной, но от лежащего на дне ила казалось черной. Время от времени в ней мелькали серебряные мальки, стремительно проносилась тень крупной рыбы.
Из воды торчали полусгнившие бревна и массивные коряги. Изредка ветерок поднимал легкую рябь, на которой качались куски коры и опавшие листья.
Было тихо, лишь вдалеке продолжал упорно стучать дятел да зудела мошкара.
Ирис прошла сквозь высокую траву и камыши к самой воде. Нашла подходящее бревно, осторожно села.
Травяные заросли обступали ее плотной стеной. Перед лицом носились крупные стрекозы.
Сильно взмахнув крыльями, на воду спустилась утка, и, лихо проскользив по воде лапками, поплыла, оставляя за собой серебристый клин.
На Ирис нашло оцепенение. Наверное, пруд был волшебным – мысли потекли спокойно и неторопливо, руки и ноги налились приятной ленью.
Она будет часто приходить сюда, решила Ирис. Тут можно прекрасно отдохнуть от всех забот.
Но наслаждаться покоем удалось недолго.
Из леса донеслись глухие звуки, как от удара лопаты о землю. Потом звонко тюкнуло – сталь налетела на корень или камень; последовало неразборчивое досадливое ворчание.
– Кто здесь?! – Ирис вскочила на ноги.
Но ответа она не получила, а шум стих так же внезапно, как и начался.
Раздвигая камыши руками, Ирис отошла от пруда и углубилась в лес по узкой тропинке. Подумала и забрала вправо, где шумело.
От мысли, что за ней может наблюдать кто-то невидимый, становилось не по себе. Если тут бродит человек, почему он не откликается?
– Эй! – позвала она повторно. Лес молчал. Тревога нарастала.
Не стоило кричать и привлекать к себе внимание, поняла Ирис. Мало ли кто тут может бродить? Лучше было тихо уйти подобру-поздорову.
Но ведь эти земли относятся к поместью? И, между прочим, теперь принадлежат ей. Могут тут быть посторонние?
Конечно. Жизнь в столице научила Ирис тому, что опасность может таиться где угодно: в подворотне, на оживленном вокзале, в узком переулке и на лестнице в квартиру.
А тут лес. Почти дикая природа. В ней полно вещей и существ, с которыми городская девушка пока незнакома.
Решив скорей вернуться на дорожку, Ирис продралась сквозь кусты. Нога скользнула, из-под подошвы полетели комья земли. Девушка вовремя успела ухватиться за ветку, иначе свалилась бы в неглубокий, но крутой овраг.
Внизу, на дне, росли кусты дикой малины, лопухи и крапива.
– Фууух, – с шумом выдохнула Ирис. Сердце гулко колотилось.
Вот, пожалуйста, что и требовалось доказать. В лесу нужно ходить да глядеть в оба.
На дне оврага, возле гнилой коряги, что-то тускло блеснуло. Ирис вытянула шею и увидела выдранные пучки трав, кучу свежей земли, небольщую, наполовину присыпанную яму в которой лежал предмет столь необычной формы, что Ирис даже протерла глаза – не мерещится ли ей?
Из-под куска дерна выглядывало крохотное лицо.
Первая мысль была такой: кто-то бросил в овраг куклу? Но зачем?!
Любопытство одержало верх. Цепляясь за корни и ветки, Ирис осторожно спустилась в овраг и принялась исследовать яму.
Похоже на лисью нору, которую кто-то раскопал: на дерне следы лопаты.
Она носом ботинка отбросила ком глины, нагнулась и чуть не отпрянула от удивления.
Нет, в яме лежала не кукла.
Это пресс-папье – мраморный брусок, отделанный бронзой. Сверху, вместо ручки, фигурка Панчинелло, злого проказника с огромным носом и ехидной усмешкой.
***
Ирис подняла пресс-папье, стряхнула землю и травинки. Тяжелая штука. На одной из граней скол, пористая поверхность испачкана чем-то вязким, темно-красным.
«Будь я проклята, если это не пропавшее пресс-папье из кабинета барона!» – подумала Ирис обескураженно.
Какого дьявола оно делает в овраге, в наполовину присыпанной землей яме?
Ни одной догадки по этому поводу Ирис сделать не успела. В кустарнике за спиной зашелестело; девушка насторожилась и начала поворачиваться, но тут ее ударило в затылок со страшной силой.
Она уронила пресс-папье и упала лицом вперед, успев в последний момент выбросить руки.
От удара и падения ее на миг оглушило. В глазах потемнело, лишь вспыхивали от боли красные звездочки. В рот набилась земля и трава, щека нестерпимо горела.
Ирис застонала и с трудом перевернулась на спину.
Открыла глаза, приподнялась на локтях, потрясла головой, прогоняя дурноту. Движение сразу отозвалось болью в затылке.