Лина обернулась. На столе в ворохе цветов гранатового дерева лежали два тёмно-красных плода.

— Я понятия не имею, как это сделала...

— Ничего, такое бывает, — он прошёл к столу и сел на своё место. — Однажды, когда тебя ещё на свете не было, я случайно поджёг хитон Зевса, прямо на Совете Триединства.

Лина рассмеялась и села напротив.

— Неужели Владыка Аид мог быть таким рассеянным?

— Никто не рождается взрослым и опытным, — Аид смахнул несколько цветов граната на пол, и на какое-то время замолчал.

Лина молчала тоже, складывая в голове всё случившееся, переживая эмоции последних часов вновь и вновь. В раздумьях она взяла цветок граната и покрутила его.

— Что ты планируешь делать?

Аид бросил на неё взгляд и постучал пальцами по столу, принимая какое-то решение.

— Меня навестила одна богиня, из-за которой Совет Триединства стал скорее необходимостью, чем возможностью договориться. И на Олимпе собираться нельзя.

— Важную вещь? Это касается титанов? Или изначальных богов?

— Ни тех, ни других. Я не могу объяснить, мне нельзя этого делать, но в остальном я хочу быть честным с тобой до конца. Совет Триединства должен состояться.

— Понимаю, — Лина кивнула, чем снова удивила его. Прежняя Персефона возмутилась бы или стала спорить, — если один из вас уйдёт по своей воле или против неё, будет полная катастрофа.

— Дело не только в этом. Нас всех связывает древняя клятва, разрушить которую, значит утратить надежду на будущее.

— Я слышала об этом ещё до знакомства с тобой. Никто из вас не должен утратить Власть, ни один из вас не должен быть убит, вы основа мира.

Аид взглянул на неё очень внимательно, как в тот раз, когда она сказала, что он «просто делает то, что должен».

Лина смутилась.

— Что? Почему ты так смотришь?

— Ты очень красивая, — на выдохе произнёс он.

Сердце забилось сильнее, уютное тепло разлилось по телу, Лина отложила цветок и взяла гранатовый плод. На лице Аида застыло нечитаемое выражение.

— Ты уверена? Ты не обязана делать этого, если не хочешь.

Она положила гранат перед собой и коснулась, желая, чтобы он раскрылся сам, но что-то пошло не так. Сок брызнул на Аида, он усмехнулся и взял гранат, с лёгкостью разделяя его на половинки — зёрна рубиновыми бусинами выпали на чёрную поверхность стола.

— А как же... — Лина очень точно изобразила его манеру говорить, — ты моя жена! Перерождением этого не изменить?

Аид склонился к столу, и из-под его пальцев выбежала маленькая лазурная змейка. Она, извиваясь, помчалась в сторону Лины.

— Надеюсь, ты понимаешь, что играешь с огнём, Персефона?

Навстречу змейке юркнул вьюнок, обвил её, но не сгорел, а зацвел огненными цветами. И это было первое, что у Лины получилось сделать без ошибок.

— Эту стихию я давно укротила, судя по всему... может быть, её боишься ты сам?

Аид не ответил, только покачал головой, складывая губы в подобие улыбки. Лина взяла зерно граната и вспомнила:

— Сколько я должна съесть в этот раз?

Аид, задумавшийся о её предыдущих словах, ответил не сразу.

— Не знаю, — признался он, — смена времён года происходит сама по себе, ты лишь её воплощение, не более. Полагаю, сейчас ты богиня Весны и, вероятно, богиня Плодородия, раз Деметра оставила этот мир, и, разумеется, царица Теней. Это неизменно, — он тоже взял несколько гранатовых зёрен. — Ты скорбишь?

— О Деметре? — Лина покачала головой. — Нет. Нет, не думаю. После всего, сложно оплакивать её. Ариана была мне ближе, и потом... Это ведь она подослала к тебе Минфу.

— Знаю.

— Я думала... думала, она желает мне счастья и не станет рушить всё, что мне дорого.

— Деметра желала тебе счастья, только не со мной... — в глазах Аида застыла печаль. Он откинулся на спинку стула, когда Лина, после небольшой паузы, спросила.

— А что ты знаешь об Амфитеусе?

— О ком?

— Бог с оружием из зёрен Деметры, называет себя её сыном, и боюсь... — она съела зерно граната и потянулась за другим, — он не только её сын, а ещё и мой родной брат.

Аид повторил за ней, забрасывая в рот сразу два гранатовых зернышка.

— Это случайно не приёмный сын Ареса? В войну о его жестокости слагали легенды. Даже не представляю, кто убил больше, чем он. Я предполагал, что такие вещи, как рождение братьев и сестёр, ты должна была знать в первую очередь.

— Я не знала. Он сам сказал, когда явился за мной по наводке «Протекта». Может быть, право быть богом Плодородия перешло ему?

— Маловероятно. Просто будем иметь в виду ещё одного сына Зевса, но во вторую очередь. Арес же не зря мнит себя наследником, он сын царя и царицы, как теперь говорят... — Аид повернулся к полке с книгами, вспоминая, — кронпринц? Цесаревич?

— Примерно так... — Лина согласно кивнула и встала.

Её ступни всё ещё оставляли пучки травы на полу, но лепестки с потолка летели уже меньше. Она прошла в другой конец кабинета и отодвинула тяжёлую портьеру, скрывающую панорамное окно в пол. За ним, над туманными полями и серыми равнинами, над голубоватым светом Зала Судеб медленно расступался пепел, открывая кроваво-алое небо, а в другой стороне, где за уходящими вдаль пустынными землями раскинулся Элизиум, застыло зелёное мерцающее марево, похожее на северное сияние. Лина повела плечом, и рукавчик её платья плавно сполз вниз, открывая гладкую кожу, сияющую призрачным блеском в тусклом свете дворца.

— Рассвет. Только сейчас поняла, как здесь на самом деле красиво... — произнесла она и ахнула, когда Аид схватил её в охапку и, обнимая со спины, прижал к себе, будто укутывая собой, скрывая от всего мира. Она не слышала, как он подошёл, и, смущаясь, потянулась поправить платье.

— Оставь так, — попросил он, и его тёплое дыхание коснулось её уха. — Останься со мной. Утром я позову нимф, чтобы принесли тебе одежду.

— Я не собираюсь уходить, — она склонила голову на бок, позволяя ему прижаться губами к шее, но лишь на миг, а затем повернулась в его руках. — Я не хочу уходить, и обещаю, что не покину тебя, что бы ни случилось. С тобой, в горе и радости, до скончания времён и после, если это возможно... Мы со всем справимся, и у нас будет всё время мира, мой царь, — она посмотрела ему в глаза и коснулась щеки, а потом, пока он не успел опомниться от её слов, тихо рассмеялась.

Он растерялся от такой перемены настроения.

— Почему ты смеёшься? Я выгляжу глупо, когда ты говоришь мне такие вещи, любовь моя?

Она мотнула головой.

— Нет-нет, просто подумала, что сейчас ты выглядишь так, как тебя любят изображать современные смертные... Представила твою реакцию на эти слова, и, знаешь, ты меня не разочаровал.

— Я не понял, — он коварно ухмыльнулся, — ты делаешь мне комплимент или пытаешься оскорбить?

— Угадай, — уклончиво ответила Лина, но, заметив в его глазах беспокойство, поспешила добавить: — Мне всё равно, как ты выглядишь, главное, что это ты... в любом образе, — она разгладила складку на его одежде и вдруг спросила совершенно другим тоном. — Расскажешь о ней?

— О ком? — не понял Аид и тут же догадался. — О нашей дочери?

Лине отчего-то трудно было звать её по имени, и она надеялась, что Аид прочтёт всё в её глазах. Он прочёл и понял. Аид пытался найти слова, чтобы описать Макарию, но во всех языках мира не существовало слов, способных отразить её суть.

— В ней Кристалл Душ, — сказал он, — она проводит тени смертных и полубогов в Элизиум и следит за ними там. Занята исключительно своими обязанностями и очень редко является богам, поэтому для многих в сонме она миф. Она была царицей Теней в наше отсутствие, и тогда почти не покидала дворца. Макария похожа на миртовое дерево в инее, сверкающее в лучах рассвета волшебными оттенками... на зарю, восходящую в морозной дымке зимы... на подснежник, проросший сквозь толщу снежного наста... — Аид вздохнул, — и, кажется, она скоро выходит замуж. Танатос просил её руки.

Лина улыбнулась и не ответила. Она помнила о Макарии, как о существующей в царстве Теней богине, но больше ничего — ни лица, ни каких-либо подробностей.