— Дар Эроса прекрасен и одновременно невыносим...

Их взгляды встретились, и Аид отвернулся.

— Я пытался избегать её, пытался не думать, но больше не могу. Она ничего не знает, я хочу... хочу, чтобы она сама пришла ко мне, перешла границу царства Теней по собственной воле.

— Это очень легко устроить... не беспокойся, ещё до заката она коснётся нарцисса у ручья в оливковой роще и пойдёт с тобой, разумеется, если ты не забудешь её позвать.

— Нет, — Аид отошёл и потянулся сорвать с дуба лист, но в последний момент передумал и просто погладил его. — Я не хочу, чтобы она влюблялась в меня или шла ко мне, испытывая навязанные ей чувства. В этом случае мне придётся отказаться от сделки, даже если...

— Не глупи, Юный Мрак! — оборвала его Гея. — Ты не можешь отказаться от сделки, это было предопределено. Ваша связь прочно сплетена с нитью судьбы мирозданья, дочь Деметры полюбит тебя, полюбит. Тебе останется лишь её удержать.

Аид недовольно повёл головой, но больше не стал возражать против ласкового прозвища, просто ответил тем же. Он хорошо помнил, какое прозвище не любит она.

— Хорошо, бабушка, я доверяю тебе и очень благодарен за всё. Чем я могу отплатить?

— Плату возьмёт с тебя мироздание, — сказала Гея, — и будем надеяться, что эта плата не окажется слишком высока...

...Что-то с силой дёрнуло Амфитеуса назад, мир расплылся перед глазами, а в следующее мгновение он влетел в круг света у гранитного постамента и упал на пол. Одновременно с этим прямо перед ним возникли крылатые золотые сандалии, а сверху раздался тихий, но вполне узнаваемый голос Аида...

— В прошлый раз ты сказал, что принёс мне последнюю весть...

— Геката бы хотела, чтобы я чаще навещал тебя... я не увижу её ещё тысячу лет, и ты единственное подтверждение того, что она на самом деле существует, — ответил Гермес, хитро улыбаясь, — поэтому, уж прости за беспокойство.

Амфитеус перевернулся на спину и посмотрел на них.

— Хватит болтать! — Аид прерывисто вздохнул, когда цепи в очередной раз прожгли ему кожу. — Говори, зачем пришёл, или убирайся!

Улыбка Гермеса померкла, но не лукавый блеск в глазах.

— Сказать мне нечего, а вот показать... хотя, — Гермес пожал плечами, — если ты не хочешь, я и не стану показывать, для меня это опасно, я ведь только ради Гекаты... — он развернулся и пошёл к выходу, на третьем шаге, ожидаемо услышав ответ.

— Стой! Показывай.

Гермес развернулся на пятках, сделал широкий жест рукой и раскрыл ладонь. Над ней вспыхнула сфера из золотых искр, внутри которой показались знакомые силуэты. Аид заинтересованно поднял голову, Амфитеус встал на ноги и подошёл ближе.

Сфера показывала храм Аполлона в Дельфах, где Пифия, склонив голову перед Зевсом, протягивала к нему руки, а за колонной, незамеченный никем, прятался Посейдон. Гермес щёлкнул пальцами, и сквозь пространство и время до них из сферы долетели голоса.

— ... и восстанет из мёртвых двойственная богиня. Утраченная искренность оборвёт связь, — вещала Пифия, закрыв глаза, — и брат, один из немногих, решит низвергнуть царя. Владыкой мира назваться будет желать, но затем ли, чтобы повелевать? — она вдруг глубоко вдохнула, будто выплыла из морской пучины на поверхность, и, опустив руки, растворилась в камне.

Зевс выругался и стукнул кулаком по статуе, не прикладывая божественной силы.

— Какой брат? Что за глупость? Тот, кто мог предать меня, уже никогда не сделает этого! Я предусмотрел всё, чтобы в будущем навсегда избавить мир от его присутствия!

Пифия не ответила. Зевс постоял перед ней ещё какое-то время, потом развернулся и покинул храм. Посейдон нагнал его, сделав вид, что только что явился.

— Что случилось? — огрызнулся Зевс, ещё не вполне отошедший от разговора с Оракулом.

— Всё по тому же вопросу. Что ты решил?

Зевс раздражённо вздохнул. Он шёл так стремительно, что Посейдону приходилось чуть ли не бегом следовать за ним.

— Я уже сказал, что думаю, но если хочешь, я, конечно, согласен. Одним сыном меньше, одним больше... — Зевс замедлил шаг и, в конце концов, остановился совсем. — Как ты вообще умудрился с ней связаться?

— Она искала дочь, откуда мне было знать из-за чего ей пришло в голову выплакаться именно мне. Клянусь, она сама соблазнила меня... — Посейдон недоверчиво усмехнулся. — Или ты думаешь, я смог бы справиться с сильнейшей богиней из трёх сестёр?

— Сильнейшая Гестия, и ты это знаешь!

— Да, но после того, как она побывала у Аида и добровольно отказалась от части силы, Деметра...

— Её больше нет, — сурово оборвал Зевс, — довольно о ней! Твой мальчик на воспитании у Ареса, ты можешь не беспокоиться. Гера ничего бы не сказала против сына Деметры, как ничего не сказала против её дочери, к тому же все и так думают, что Амфитеус мой сын.

Посейдон выдохнул.

— Спасибо. Не уверен, что Амфитрита пережила бы, если бы узнала об этом сейчас.

— Благодари Мойр, что в нём больше от Деметры, чем от тебя. Такого же рыжего как ты мне бы скрыть не удалось, — Зевс усмехнулся и вдруг снова помрачнел. — Как она? Твоя царица?

Посейдон тяжело вздохнул и устало провёл ладонью по лицу. Только теперь, когда он встал таким образом, что солнечные лучи коснулись кожи, стало ясно, как ему тяжело.

— Тритон был нашим единственным общим сыном, она убита горем...

Зевс сжал его плечо в жесте сочувствия, хотя по нему сложно было сказать, испытывает ли он вообще какие-либо чувства.

— Если бы Фобос тогда не притворялся Тритоном, скрывая свою маскировку аурой тьмы, Аид бы спас его... он был рядом.

Зевс удивлённо повёл бровью.

— Тогда в лесу на Кору напал не Тритон?

— Нет, конечно. Тритон был влюблён в неё, зачем ему так поступать?

Они оба замолчали, глядя друг другу в глаза. Молчание затянулось, и Зевс решил прервать его.

— Рядом была и Гера... Я знаю, что Амфитрита винит именно её.

...Всё закружилось, смазалось, и Амфитеуса потянуло назад, во тьму, затем в туман, протаскивая его по сплетениям судеб. Он вывалился на пол храма, к ногам статуи Пифии, и снова почувствовал запах гари, услышал звуки пожара, охватившего сокрытый город — глаза заслезились от дыма. Он едва понимал, что происходит, информация никак не хотела укладываться в голове, и всё его существо отказывалось от этой мысли. Он сын Посейдона, сын Посейдона...

— Пифия... — прохрипел он, — Пифия... — с трудом перевернувшись на живот и встав на четвереньки, Амфитеус коснулся статуи Пифии, вливая божественную силу. — Что было дальше?

— Ты знаешь... — глаза статуи загорелись, лицо приобрело цвет человеческой кожи, но сама Оракул больше не могла принять физическое воплощение. — Мне больше нечего тебе показать, могу лишь сказать, что ты на развилке своего пути. Следуй за своим сердцем, сын Деметры, следуй за своим предназначением.

Дышать становилось всё труднее. Когда глаза статуи погасли, Амфитеусу пришлось спрятаться в божественную защиту и выйти в безопасное место, чтобы уже оттуда переместиться. За последние сутки он испытал столько всего, столько болезненных эмоций, что его прежние желания отступили на второй план. Амфитеус не знал, было ли ему важно сейчас спасти носителя маминой линии власти или последовать за детской мечтой о сестре, но точно был уверен, что глубоко в душе хочет помочь Персефоне. Хочет. И сделает это.

За пределами защиты сокрытого города дул свежий ветер, пахло травами и прибитой дождём пылью, звёзды сияли ярче, чем когда-либо на памяти Амфитеуса. Он запрокинул голову и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, потом заметил огонь, подбирающийся к границам защиты, и, следуя беспричинному приступу альтруизма, использовал божественную силу, чтобы всё потушить.

К Персефоне Амфитеус едва не опоздал. Одна только мысль о том, что он мог не успеть, заставила его сердце похолодеть, что подтверждало правильность принятых решений. Он откинул врагов на много метров от неё и выставил защиту. Пусть она достигнет своего Аида раньше, чем запланировал Арес, пусть она хотя бы попытается выжить. Вдруг маленький камушек, брошенный на дорогу жизни со скалы, потянет за собой обвал, меняющий целый горный массив. Вдруг это незначительное, ничего не решающее вмешательство станет ключевой точкой. Точкой, после которой изменится всё.