Эпиона шумно выдохнула и будто дёрнулась в его сторону, но ничего не предприняла, лишь сказала.
— Не я решаю, когда убить тебя, а благодетель. Твоя смерть только часть великого плана, суть которого никому не дано постичь, но я уверена, что план создан в наказание за грехи богов, за их тщеславие, вспыльчивость, высокомерие... за всё, что они когда-либо совершили.
— Благодетель? — небесный взгляд Зевса устремился прямо на неё. — Имени его не знаешь, сама не решаешь ничего, какая тогда в моей смерти выгода лично для тебя и твоего мужа?
— Асклепий не при чём, — отмахнулась она, — это я поклялась отомстить тебе и исполню свою клятву, даже если уже слишком поздно. Твои ошибки исправлены? Как бы ни так! Ты отнял нашу смертную жизнь только потому, что боги позавидовали таланту моего мужа, его способности достичь уровня самого Аполлона...
— Таланту? — Зевс покачал головой. — Богам нет нужды завидовать смертным, им никогда не превзойти нашего величия. Твой муж был поражён молнией за корысть и стремление нажиться на страданиях других, он требовал плату за всё, что делает, а тех, кто не мог заплатить — изгонял. Тщеславие? Вспыльчивость? Высокомерие? Ты обвиняешь в этом богов, но смертные не лучше и никогда не станут лучше, ибо были рождены нами.
Эпиона плюнула в него, но не попала, только вызвала новую усмешку.
— Я возвёл вас в ранг богов, удостоил чести появляться на Олимпе, возвысил над смертными. Ты мстишь мне за прошлое, которого не можешь простить? Смешно! Кто разжёг в тебе эту ненависть? Кто заставил желать мести за давно покрытые пылью деяния?
Она моргнула, словно в её голове произошла перезагрузка, но ничуть не изменила себе. Её губ тоже коснулась улыбка.
— Тот, кто желает твоей смерти больше, чем я. Это он помог найти в тебе самые болезненные струны души, раскопать и раскрыть твою боль о размолвке с братьями... не отрицай, Зевс, ведь ты давно не в ладах с ними. Я сделала всё, чтобы развить твою боль, усилить её и довести до самого пика, а затем, использовав собственные способности, утешила тебя, изгнала страдания, сделав твой разум и сердце мягкими и подвластными внешнему воздействию.
Зевс заметно вздрогнул, а Эпиона, ликуя, продолжила.
— О, только ты так некстати вдруг прочувствовал свою любовь к Гере, что чуть не сорвал мой план. Пришлось избавиться и от неё. Я могла проиграть, но Гера оказалась настолько ослеплена ревностью, что заметила всё слишком поздно, её божественных сил уже не вернуть, и даже если благодетель не сможет добиться желаемого, она никогда не станет прежней. А потом я убрала с пути и Афину... какие тонкие и нежные у тебя струны души, Зевс, что одного движения достаточно, чтобы ты возненавидел то, что любил всем сердцем.
Зевс дёрнул цепи так, что будь они из обычного металла — разлетелись бы на мелкие кусочки.
— Вспомни, что в последние годы ты говорил Гере, Афине, вспомни, что говорил братьям и сыновьям... — Эпиона рассмеялась, заметив бесконечное потрясение в его глазах. — Твои ли это мысли, Владыка мира? Того ли ты желал?
— Пророчество Пифии сбывается, — прошептал Зевс и громко спросил. — Кто из моих братьев пошёл на это? Кто из них помогает тебе?
— Глупец! — её смех разносился в пустоте и отлетал от скрытых темнотой стен.
Только теперь, когда радость Эпионы так очевидно проявилась перед ним, стало ясно — она безумна, и всё её прежнее показное спокойствие было лишь для дела, только для того, чтобы заманить богов в ловушку. Тот, кто держал её разум в рамках приличий, теперь отступил, и Эпиона, измученная божественным вмешательством, рухнула на землю с распахнутыми глазами и застывшей улыбкой на губах.
***
Солнце опускалось за горизонт, и его по-весеннему тёплые лучи искрились в набегающих на берег волнах. У кромки воды в одних джинсах, завёрнутых почти до колен, стоял Максим Невский — он смотрел на солнечные блики, щурясь от лёгкого ветра, и ждал. В звуке волн он слышал некий ритм, который едва уловимо изменился перед её появлением — волны встрепенулись, и из них, словно рыжая морская медуза, показалась Клесс в лёгком шёлковом платье и почему-то окружённая лепестками персиковых цветов. Она встала рядом с Максом, с интересом наблюдая, как волна смывает песок с их ног.
— Здесь красиво, правда? — сказала она. — И очень спокойно.
— Да, — ответил он, внутренне вздрогнув. — Если мы не спасём Зевса, всё это будет уничтожено.
Клесс рассчитывала на иную реакцию и разочарованно вздохнула.
— Мы справимся, — она склонила голову и коснулась его плеча, — нет ничего, что нам не по силам.
Макс посмотрел на неё, и в этот момент их запястья соединила золотая нить — мерцающая и живая, будто состояла не из божественной энергии, а из мёда высокого качества. «Протект» прочно связал их жизни, и даже если бы они захотели разорвать эту связь, то смогли бы только после всего — сейчас нельзя было рисковать, никто не мог предсказать, чем закончится преждевременный уход с должности в их случае. История богов не знала ничего подобного.
Может быть, лицо Макса выразило глубокую задумчивость или нечто такое, отчего Клесс пренебрегла собственными правилами приличий и решила спросить.
— Ты всё ещё любишь её?
Он втянул носом воздух, будто она насыпала снега ему за шиворот.
— Любовь создана, чтобы боги помнили о страданиях смертных, — ответ был слишком пространным, и Макс, осознав это, улыбнулся. — Наверное, можно сказать, что Тюхе благоволит мне, раз я единственный, кто так открыто заявил права на супругу Аида и выжил...
Клесс приоткрыла рот, изумлённая его словами, и вдруг рассмеялась.
— И правда, твоё божественное везение безгранично. Но ничего, мы найдём способ, разорвать это, — она взглядом указала на нить их связи, — и тот порочный круг, в который втянул нас Арес.
Макс пожал плечами.
— Будем рисковать, только если тебя это беспокоит, потому что мне это не доставляет неудобства... наоборот, — он смутился и усмехнулся, подбирая слова для объяснений, — я слышу твоё сердце и чувствую твои эмоции... это... даёт надежду.
Макс не смотрел на неё и не мог знать, каким светом в этот момент засветились её глаза.
— А Лана? — спросила она, немного помолчав. — Ты не сожалеешь?
— А есть смысл? Я не знал, кто она, но всегда чувствовал это... теперь, пожертвовав собой ради Лины, она получила желаемое...
— Твою любовь?
— Силу и признание... и любовь, наверное... — он помолчал немного, а потом сказал совсем другим тоном. — Меня только беспокоит, как Лана смогла так контролировать меня, ведь я наследник Афродиты и Гефеста, что равнозначно статусу первого бога второго поколения. И почему именно мне открылись письма Арианы, я ведь даже никогда не изучал тёмные письмена?
Клесс пожала плечами.
— Учитывая то, что рассказали твои родители, я склонна думать, что письма предназначались Гефесту, но явился ты, и как его сын смог их прочитать. А божественное воздействие Ланы... — она накрутила рыжий локон на палец, — я сама долго думала об этом, но все предположения приводят меня к тому, о чём и помыслить страшно...
Макс кивнул.
— Да. Враг может быть среди нас, и вполне вероятно, что он уже давно знает наши планы.
Клесс не ответила. Ветер стих, тени сгустились, и солнце скрылось за океаном, оставляя розовые блики на перистых облаках.
— Мы все здесь неслучайно, — наконец, сказал Макс, когда на небе вспыхнули первые звёзды, — переломный момент, в котором у нас только один шанс выжить. О другом подумаем после.
— Но после может и не быть, — тихо ответила Клесс.
Макс повернулся к ней. Темнота сгладила черты её лица, изменила цвет волос, и лишь глаза остались такими же, как прежде. Он взял её руку и обнял ладонями, словно хотел согреть.
— Нам всем есть, что терять. Мы не позволим будущему исчезнуть.
На миг они встретились взглядами, и лунный свет осыпался серебром на их волосы, окутывая божественным сиянием. Клесс улыбнулась и аккуратно отняла свою руку.