Как интерпретировать подобные аномалии? Нужно ли расценивать их как оплошности, возникшие вследствие того, что рабочие и заказчики мало заботились о деталях? Или же стоит видеть в этом доказательство слабого понимания классической архитектурной композиции, сопровождая такое объяснение сетованиями на провинциализм, поскольку речь идет об Африке? Проблема, возникающая таким образом перед нами, тем более интересна, что подобного рода интерпретации меняют подход к изучению условий жизни в Античности, характерный для множества недавних исследований.

Эта позиция предполагает прежде всего уточнение понятия ремесленной продукции и, как следствие, отказ от привычки считать любой античный предмет произведением искусства. Подход несомненно правомерен в той степени, в которой он расходится с концепцией чрезмерной эстетизации Античности, но и здесь можно легко дойти до крайностей. Такие приемы, как имитация мозаичного пола на современных паласах или настенных росписей на обоях, эффективно демифологизируют сами эти предметы, однако маскируют некоторые весьма существенные аспекты и создают опасность того, что исследователь перестанет учитывать способность мастеров сугубо ремесленнического уровня к адаптации высоких образцов. Необходимо добавить, что тиражность античной архитектурной и декоративной продукции сама по себе не является очевидным доказательством ее ценности: в значительно большей степени она может свидетельствовать о том, что потребности у средиземноморских правящих классов были достаточно униформными, нежели о том, что строители чисто механически воспроизводили одни и те же модели.

Кроме того, подобная позиция недооценивает роль заказчика. Сталкиваясь с продукцией по сути однотипной, он с самого начала — в лучшем случае — имеет дело только с общими чертам плана и декора. Незаинтересованный, некомпетентный или неспособный заказчик не мог бы действенно вмешиваться в работы, которые финансировал.

В целом все эти рассуждения ставят под вопрос само представление о некой заранее выработанной программе строительства, которое подразумевает четко сформулированный заказ и строгий контроль за его исполнением со стороны собственника: и способность в минимальной степени отступать от проекта — со стороны строителей. Не следует, к примеру, исходя из подобной оптики, анализировать неправильности подземного этажа «Дома Охоты»: все эти неправильности надлежит всего лишь констатировать и фиксировать, чтобы попытаться затем представить себе те рамки, которыми ограничены как свойственные римским правящим классам представления о качестве жизни, так и чисто технические архитектурные возможности, которыми они располагали для удовлетворения оных.

Так, раскопки подземного этажа «Дома Охоты» позволили установить истинную причину отступлений от симметрической композиции. В действительности они возникли в Результате расширения предыдущего подземного помещения, полностью перестроенного. Созданный в итоге перистиль занимает то место, где первоначально были расположены комнаты, выходившие на запад, в длинный западный портик. Северное и западное крылья — в основном более поздней постройки. Именно такая история угадывается, в частности, за основной композиционной несуразностью, состоящей в несовпадении осей триклиния и перистиля. Таким образом, логика произведенных работ более или менее ясна: исходя из существующего положения вещей, владелец производит экономический расчет, взвешивая «за» и «против», возможные выгоды от вносимых в план здания изменений и предполагаемые затраты, и выбирает тот вариант, который представляется ему наилучшим соотношением цены и качества.

Впрочем, внимательное изучение архитектуры и декора показывает стремление максимально сгладить несимметричность, что предполагало восстановление части первоначальных стен. Чтобы максимально сблизить главные оси, северную спальню построили меньшей по размеру, чем южную, что позволило передвинуть триклиний, насколько возможно, к северу. По той же причине северный портик шире южного: это позволяет достичь почти идеального расположения колоннады. Кроме того, перед центральным входом в триклиний геометрическая мозаика, украшающая портики, прерывается, уступая место фигуративной сцене, очень плохо сохранившейся до настоящего времени. Северный бордюр мозаики слегка скошен, так, чтобы как можно более гармонично объединить колонны триклиния и перистиля. Впрочем, отметим, что если некоторые изъяны конструкции, обусловленные повторным использованием первоначальных стен, например сужение западного портика к южному краю, были сохранены, то другие, видимо, показавшиеся домовладельцу вовсе уже непозволительными, как раз напротив, были устранены ценой значительных усилий строителей. В частности, южную стену перистиля полностью перестроили таким образом, чтобы придать пространству другую форму: в ходе раскопок была обнаружена стена первоначального плана подземного этажа, расположение которой, очевидно, не соответствовало новому проекту.

Все эти усилия доказывают, что в данном случае не может быть и речи о некомпетентности, о работе по принципу «и так сойдет» или о провинциализме. Фактически мы имеем дело с самостоятельной концепцией жилищного строительства, которая осознанно интегрирует противоречивые данные и пытается найти оптимальное решение поставленной задачи. Тот способ, которым в конечном счете были соединены западное крыло и перистиль, как раз и символизирует достигнутое равновесие. Не имея возможности совместить две оси, строители организовали пространство так, чтобы эти два ансамбля согласовывались по диагонали, соединяющей северо–восточный угол перистиля с юго–восточным углом триклиния и проходящей через две угловые колонны. Отказ от принципа строгой симметрии не сделал композицию менее стройной и визуально эффектной.

Итак, нам представляется, что попытка судить о качестве жилищной архитектуры и о той роли, которую она играла в жизни современников, основываясь лишь на очевидном, была бы ошибочной. Большая часть отступлений от классических канонов объясняется необходимостью считаться с теми или иными конкретными условиями и попытками найти гармоничное и осуществимое на практике решение. Реализация же такового может приводить к новым нарушениям, которые невозможно понять, если рассматривать их изолированно от общего замысла. Поэтому, прежде чем критиковать недостатки, нужно убедиться, что они не обусловлены логикой самого проекта.

Можно было бы провести такой же анализ подземного этажа соседнего «Нового Дома Охоты», построенного полтора столетия спустя, замысел которого может с первого же взгляда поразить наблюдателя тем, насколько компетентными в данном случае оказались заказчик, строители и городские власти (рис. 9). С этой же точки зрения имеет смысл рассматривать замечания некоторых археологов, в частности Ж.-П. Дармона, подчеркивающего, что в «Доме Нимф» в Неаполе архитектор и мозаичист сходным образом способствовали созданию иллюзии прямоугольного перистиля, там, где в действительности пространство было трапециевидным, первый — заботой о том, чтобы немного подвинуть колоннаду, второй — легкими нарушениями, внесенными в мотивы мозаичного пола.[57] Жизненные практики правящих классов не являются продуктом механического сочетания попыток скопировать классические образцы — с врожденной безответственностью или неспособностью адаптироваться к контексту. Все упомянутые выше здания построены в соответствии с более или менее продуманными проектами, причем заказчик играл в их разработке и реализации весьма существенную роль и принимал решения, исходя из собственных потребностей и финансовых возможностей.

Как мы подчеркнули во введении, все внутренние пространства domus’a принадлежат к сфере частного. Однако как жизнь внутри дома имела целую гамму модальностей — от полного уединения до приема большого количества посетителей, с которыми хозяин мог не поддерживать близких отношений, — так и жилые пространства характеризуются весьма различной степенью прозрачности по отношению к внешнему миру. Поэтому, чтобы попытаться понять природу различных элементов, составляющих domus, мы считаем возможным использовать терминологию, связанную с дихотомией частного и публичного, постоянно помня о том, что с помощью этих терминов нам нужно уловить конкретную степень открытости того или иного пространства, каждое из которых, несмотря на все различия в модальностях, относится к частной сфере.